- Расскажите.
- Не буду. Я сегодня отдыхаю, Степан. - Знаев приобнял подругу за бедро и даже слегка похлопал. - Я не хочу говорить о работе, Степан. Кроме того, это частный проект, в нем участвуют только свои.
- Я заинтригован, - сказал Степан.
Еще бы, - подумал банкир. - Подожди, малыш. Ты еще будешь умолять меня взять твои деньги.
- Хотите - можем встретиться, - небрежно сказал он.
- Хочу.
- Так и сделаем.
Степан удалился, а рыжая прошептала:
- Мне наступили на ногу.
- Ну и ты наступи.
- Не наливай мне больше.
- Как скажешь. Между прочим, у тебя хорошо получается светская болтовня.
- Тоже мне, наука… Послушай, этот твой друг, который хозяин дома… Он все время на меня смотрит.
- Не обращай внимания. Он на всех смотрит.
- Нет. Только на меня.
- На тебя многие смотрят. Ты тут самая красивая.
- Нет. Самая красивая - вон та, с большой грудью, в брюках со стразами.
- Да, она красивая. Но очень жадная. И вдобавок фригидная. Кроме того, у нее анорексия. И условная судимость за хранение наркотиков.
- Ах, вот как! - воскликнула рыжая. - Откуда ты все знаешь?
- Знаю, - скромно сказал Знаев. - Я все про всех знаю.
- Ты опасный человек
- Я продаю и покупаю деньги. Я обязан все знать.
- Налей мне еще.
- И не подумаю.
- Тогда я пойду танцевать.
- Хорошая идея. А я исчезну. Но быстро вернусь.
- Очень быстро?
- Очень быстро.
Банкир разыскал Жарова и на правах друга пнул его коленом в мускулистый зад.
- Ты хотел поговорить.
- Уже не хочу, - с неожиданной злобой прорычал электроторговец и схватил Знаева за запястье. - А хотя - пойдем. В дом пойдем. Там и поговорим…
Весь первый этаж особняка был открыт для гостей, и здесь стоял дым коромыслом. Гоняли в бильярд, поминутно обрушивая на паркет шары; разжигали гигантский кальян, мучили телевизор, потрошили стойку с компакт- дисками. В туалете шумно совокуплялись. Жаров затащил банкира в полутемную комнату, битком набитую обувными картонками, рывком стальных рук развернул к себе лицом. Навис, дыша водкой.
- Я думал, ты приедешь с Камиллой.
- Я этого не обещал, - твердо возразил Знаев.
- Но ты обещал помириться.
- Помирюсь.
- Когда?
- Скоро.
- Ты бросил мою сестру. А теперь приходишь в мой дом с какой-то шалавой.
- Она не шалава.
- А кто она? Твоя новая подруга?
- Угадал.
- А Камилла? Что с ней?
- С ней все будет в порядке. Кстати, я сто раз говорил тебе, что это она настояла на разводе. Я был против.
Жаров мощно почесал волосатую грудь и вздохнул.
- Опомнись, Знайка! Что ты нашел в этой рыжей соске?
- Она не соска.
- Ты ей в отцы годишься!
- А мне все равно.
- Кто она?
- Работает у меня в банке.
- Слушай, отошли ее к черту. И помирись с моей сестрой.
- Я же сказал, помирюсь.
Альфа- самец еще больше погрустнел и яростно обнял банкира за шею.
- Гад ты, Знайка. Но я тебя люблю. И еще я ненавижу, когда я пьяный, а ты - трезвый. Зачем ты всегда такой трезвый?
- Мне так жить проще.
- Тебе? Проще? - электроторговец захохотал. - Иди посмотри на себя в зеркало! Пойдем вместе посмотрим. - Не выпуская товарища из захвата, Жаров увлек его к стене. В зеркале отразились двое: один багровый, потный, сильно нетрезвый, второй - бледный и взлохмаченный. - Смотри. Вот я - довольный и в говно бухой. А вот ты - вечно на все пуговицы застегнутый… Видно, что тебе жить очень сложно. Ты сам себе все усложняешь. Расслабься, дурень! Напейся хоть раз! Возьми вон Анжелу. Или Оксану. Затащи в угол, трахни… Хочешь Анжелу?
- Нет.
- Ладно. А коксу? Хочешь коксу?
- Нет.
- А гашиша? Хочешь гашиша? Убийственного индийского гашиша?
- Не хочу.
- А чего же ты хочешь, твою мать?!
- Хочу, чтоб ты вложил деньги в мой магазин.
Жаров отпустил друга, тихо застонал и спрятал лицо в ладони. Смотри-ка, у него новый перстень, - подумал Знаев, поспешно приводя в порядок волосы. - Новый и очень дорогой. Наверное, он не даст мне денег на магазин. Ему тридцать девять, но он не желает взрослеть. Он боится давать мне деньги. Ему лениво думать и анализировать риски. Ему не хочется напрягать мозги. А хочется ему - сходить к ювелиру и купить себе побрякушку, чтоб девки облизывались…
Банкир вышел на крыльцо. Подступила тошнота, он сглотнул; почти прошло.
Он много лет пытался понять, как ему, принципиальному трезвеннику, вести себя в шумных пьяных компаниях, но так ничего и не придумал. Всегда считал пыткой изнурительные застолья и вечеринки с обильными возлияниями. Его часто приглашали в гости, сам же он ни разу за много лет не накрыл стола для друзей. Быстро уставал от шума. Не умел корректно и ловко выпроваживать загулявшихся и загостившихся. Другое дело - если приходишь в чужой дом, в таких случаях всегда можно, посидев полчасика, сбежать, вежливо сославшись на занятость или, например, головную боль…
Люди отдыхали. Кто был помоложе, побойчее и поярче одет - танцевал; постарше и потолще - сбились в кучки, прижимая к груди бокалы, шутили и обменивались сплетнями. Впрочем, все тут имели почти одинаковый возраст: от тридцати пяти до сорока пяти.
Здесь все сами сделали себя и свои деньги, и атмосфера мероприятия была пропитана особого рода удовлетворением: мол, мы тут не просто время убиваем, не просто развлекаемся и пьем, мы не на халяву собрались, не на шару, мы это заработали и теперь имеем полное право благодушно наблюдать за тем, как подпрыгивают от радости наши девочки.
