Своими повадками да намеками Рем напугал Виктора, но когда парень передал Мухину, чтобы тот ждал Лаше с жемчугом, старик ничего не понял. Лаше он не знал, зато Якова Васильевича хорошо помнил. И это, пожалуй, был твой первый просчет, Пузач. Первый, но не последний.

К Мухину вечером пришел ты, Яков, собственной персоной. Соседки не было, открыл старик. Когда зашел разговор о жемчуге и Мухин увидел, что ты ему принес, да еще такую цену заломил, рассвирепел он. Кто, кто, а старый оценщик знал настоящую цену. Разъярясь, он вытащил шкатулку и показал тебе стоящие вещи. Однако разговор пришлось прервать: в дверь бешено заколотил Андрей Зотов — приятель молодой Мухиной. Ты, Яков, спрятался за шкаф возле окна и даже чуть отодвинул его — как-никак мужик ты тучный, а старик в это время прятал шкатулку.

Ты лучше меня знаешь, о чем шел разговор между влюбленным парнем и рассерженным стариком. Видно, тогда и решил ты убить хозяина. И выполнил это очень просто.

После бегства Зотова из комнаты, когда Мухин еще не совсем пришел в себя, ты выбрался из своего укрытия, схватил со стола тяжелое пресс-папье и размозжил старику голову. Потом оттащил труп от окна, чтобы не мешал тебе, схватил шкатулку, открыл окно и прыгнул в сад. В ту пору шел дождь.

Так все и произошло. Рассчитал ты точно. Все подозрения пали на Зотова. Наверное, помянул ты в тот вечер недобрым словом своего Рема за то, что тот посоветовал Луневу заглянуть еще раз к старику Мухину за десяткой. Визит этот надо было предотвратить, да ничего не вышло: не ночевал дома Лунев.

А дальше все шло как по нотам. Записочку в милицию от неизвестной женщины писал ты, Яков Васильевич, левой рукой писал и пресс-папье в урну на углу переулка тоже ты подкинул. Казалось, полный ажур, но так только казалось. И с Витькой Луневым просчитался, думал купить парня за обед в «Чайке» да за посулы на будущее, а паренек-то честным оказался, хотя и нескладную жизнь вел. И вот когда ты увидел, что тобой построенное здание зашаталось, решил ты его новым бревнышком подпереть. Напарника своего, цепного пса, в прокуратуру послал. Ход не столько смелый, сколько нахальный. Ничего не скажешь, вышколил ты Рема здорово, закупил его всего с потрохами, хотя в данном случае он мало что терял. У него надежное алиби было. Ведь в тот самый воскресный вечер, когда был убит Мухин, он до закрытия в ресторане «Бега» находился.

…Федор Георгиевич устал. Он не любил много говорить. Сейчас он затянул свой монолог, потому что хотел ударить сразу, смять сидевшего перед ним врага, заставить его почувствовать собственное поражение. Помолчав, подполковник подытожил:

— Ничего тебя не исправило, Пузач. Мало того, что ради денег ты дружка убил, с которым в прошлом немало дел провернул, ты еще напраслину на невинного человека возвел. Что ж, сам себе приговор составил. Составил и расписался!

— Ложь все, сочинительство, — неожиданно спокойным баском отозвался Пузач и скривил в усмешке губы. — Ничего не скажешь, здорово подогнано. Да ведь доказать надо. А я не такой, чтобы в руки даваться. Не, я тертый, обкатанный. Я сегодня же заявленьице к прокурору: так, мол, и так, напраслину возвели. Ишь вы, все доказано, а шкатулка где? Шкатулочка та самая? А без шкатулки, гражданин начальник, не дело стряпаете, а, извиняюсь, мыльный пузырь с запахом липы выдуваете.

— Ладно, Луханцев, я свое сказал, — оборвал Гончаров, — с ходу на твое признание я и не рассчитывал. Не такой ты человек. Но запомни: чем быстрее и откровеннее ты во всем сознаешься… В общем сам понимаешь. А шкатулка? Что же, и шкатулка, и все, что в ней находится и не находится, все найдем, когда понадобится. Подумай, Луханцев.

— У вас есть вопросы, Николай Петрович? — обратился подполковник к Куликову.

— Пока нет.

Когда Якова Луханцева увели, Федор Георгиевич осведомился по телефону, может ли его принять комиссар милиции. Получив утвердительный ответ, он вытащил из стола ранее заготовленный рапорт о вынесении благодарности гвардии старшине, кавалеру ордена Славы, находящемуся в запасе Александру Степановичу Скворцову и положил рапорт в папку для доклада.

Дорогой читатель! Ровно три года назад ты открыл первую книжку приключенческой серии «Честь, отвага, мужество», выпускаемой издательством ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Сейчас, когда ты читаешь эти строки, в твоей библиотечке собралось двадцать пять небольших по формату, в ярких цветных обложках книг.

Уже самый девиз новой серии говорит о ее содержании. Художественные и документальные приключенческие повести, рассказы, очерки и материалы о героизме наших отцов, в тяжелые годы революционного подполья и в годы гражданской войны закладывавших основы первого в мире социалистического государства; об отваге их сыновей и внуков — советских воинов, партизан, разведчиков, — с оружием в руках отстоявших завоевания отцов; о мужестве советских людей в мирное время, о славных научных подвигах, совершаемых во имя человека в наши дни; о героях будущего — космонавтах и ученых, первооткрывателях новых планет и тайн природы, — обо всем этом, дорогой читатель, ты прочел или прочтешь в книгах нашей серии.

«Честь — Отвага — Мужество» — древний рыцарский девиз твоих любимых героев книг — д’Артаньяна, капитана Немо, Павки Корчагина — поведет тебя дальше по жизни, станет твоим личным девизом.

Сколько сейчас у нас настоящих героев, для которых девиз «Честь, Отвага, Мужество» стал постоянным руководством в жизни! Они не только в нашем славном прошлом — в вихрях революции, громах гражданской и канонадах Великой Отечественной войн, — они живут вместе с нами в селах и городах, ходят по одним и тем же улицам. Герои — среди нас! Они охраняют границу, испытывают новые марки самолетов, покоряют льды Арктики и морскую стихию, раскрывают загадки природы и распутывают тайну преступления. Героическое как бы становится уделом не отдельных выдающихся личностей, а всего народа, строящего коммунизм…

Об одном из таких героев мы и расскажем в нашей постоянной рубрике «В жизни всегда есть место подвигам!» Итак…

Девять лет назад по комсомольской путевке пришел на работу в милицию Николай Горчаков. За это время он спас семерых утопающих, пятерых вынес из огня, задержал несколько вооруженных преступников, взял шефство и «вывел в люди» тринадцать «трудных» ребят. Таков неполный послужной список молодого советского человека, коммуниста, заплатившего за свое геройство, мужество и гуманизм несколькими тяжелыми ранениями, каждое из которых могло бы кончиться смертью.

…Шла обычная серая машина в общем потоке «ЗИЛов», «Волг», «Москвичей». Ничем не отличалась от остальных. Но внимательный глаз старшего инспектора 20-го отдела ОРУДа ГАИ Горчакова приметил и испуганное лицо водителя, и напряженный косой взгляд, брошенный на милицейский автомобиль, и мгновенную, тут же погашенную попытку «дать газ», проскочить побыстрее. Мало, очень мало! Но ничто не осталось без внимания. Горчаков верил своей, ни разу не обманувшей его интуиции, и вот он уже поравнялся с «засеченной» машиной, поднял руку, предложил остановиться. И на этот раз ошибки не оказалось. «Москвич» был украден и угнан полчаса назад…

О Горчакове говорят, что он «чует» преступника. Люди, знающие его, рассказывают, что в этом, может и не вполне удачном слове «чует, чувствует», есть немалая доля правды.

Казалось бы, промчавшийся на большой, но дозволенной скорости мотоцикл может вызвать только укоризненное покачивание головой: несется как ошалелый, так и до греха недолго! И опять нечто враждебное увидел старший лейтенант милиции в неистовом реве мотора, в странной, скособочившейся фигуре мотоциклиста. Тревожно просигналив, «Волга» кинулась в погоню.

За рулем пьяный! Это стало ясно, когда на полном ходу мотоцикл сшиб человека, черной молнией пронесся по тротуару, сбил еще нескольких пешеходов, в том числе женщину с ребенком и, будто обессиленный, свалился на бок, мастерски подсеченный машиной Горчакова.