ему волю к борьбе. Вечером за ужином пили мед и наливки за удачу
молодых в столичной жизни.
- Пусть вороги наши плачут, а мы посмеемся! - как в недавнее
доброе время грохотал мореход, чокаясь бокалом с переливающимся через
край пенистым душистым квасом.
- Григорий Иваныч, кто же квасом одоление запивает? - подшучивал
над тестем Резанов.
- Умен ты, Николай Петрович, да насквозь профранцужен - не знаешь
того, что русские, хотя квас пили, а всех били, кто на них подымался,
- хитро улыбаясь, отшучивался Шелихов.
- Нет, квасом не отыграетесь, Григорий Иваныч... Квас - это
напиток таковский! - наседал на тестя Резанов.
Уловив насмешливые нотки в голосе Николая Петровича, тесть
насторожился и после минутного раздумья сказал просто и проникновенно:
- Квас и патриотичность понятия невместные, получается "квасной
патриот", Николай Петрович. Нет во вселенной большей любви к
отечеству, патриотов к нему усерднее, чем русские люди! Великими
делами доведена сия истина, а еще большие дела придут и потрясут
иноязычные народы... Квас - это у меня к слову пришлось, да
припомнилось, как в столице любовь к отечеству квасом разбавляют, к
чему и вам вкуса бы не приобрести! - под общий смех ввернул зятю
шпильку Григорий Иванович. Мореход умел постоять за то, чем дорожил.
Посторонних в доме не было. Аннет уснула, свернувшись клубочком в
углу дивана. От Натальи Алексеевны, которая умела слушать, не
вмешиваясь в мужские разговоры, секретов быть не могло. Сообщенные
Альтести новости большой политики, хотя Резанов и не преминул
презрительно фыркнуть на дворянское "де", присоединенное канальским
греком к своей фамилии, заставляли пересмотреть со всех сторон
намеченный план действий в Америке. Отъезд Резанова в Петербург
диктовал необходимость разделить, кому и что делать в ближайшее время,
и договориться на случай... Мало ли какой случай подстерегает
человеков! Мореход всегда гордился тем, что он умел подкараулить
случай, обратить на пользу себе и людям даже самый неблагоприятный из
выпадавших.
- События в мире складываются явно на пользу российских заведений
в Америке! - ловко и кругло нанизывал Резанов на единую нить мысли,
которые смутно бродили в уме Шелихова, не находя нужной оболочки для
своего выражения. - Они... они несут передышку и возможность закрепить
завоеванное...
- Токмо об этом и думаю - как укрепиться, корни пустить, -
поддакнул Шелихов.
- Зубовы не хотят заниматься такой... futilite,* как Америка? Тем
хуже для них - время зубовых не вечно. Цари и бояре не искали Сибири,
ее добыли простые русские люди, Ермак с казаками. Найти русским свое
место в Америке труднее, чем испанцам, французам и англичанам, - этих
путь был вдвое короче и несоразмерно проще... (* Ничтожество, пустяк
(франц).)
Резанов говорил, не стесняя себя в выборе выражений, несколько
книжным и условным языком образованных людей своего времени.
Напряженное внимание, с которым тесть слушал его, подогревало
красноречие Николая Петровича.
- Америка, окрещенная вами Славороссией, страна, не имеющая
карты, границ, установлений цивилизации, - страна Утопия! Она
существует пока только в вашей фантазии и в счетных книгах компании,
обогащающей людей... Хорошо, не будем о них говорить! - согласился
Резанов, заметив пренебрежительный жест морехода. - Чтоб родилась ваша
Славороссия, объявилась как сущее, нужны усилия десятков таких - не
льщу! - богатырей, как Шелихов, как Баранов, железный человек, но и
ваши подвиги пребудут втуне, ежели не обопрутся они на тысячи
трудолюбивых...
- С этим и стучался я к Александру Романовичу, - живо откликнулся
Шелихов. - Да понял, не в ту дверь попал, как стал он допытывать,
почему помещиков в Америку не зову.
- Из письма Альтести явствует, что граф Воронцов принял, однако,
в резон ваш стук, - заступился Резанов за Воронцова. Его Николай
Петрович почитал наиболее законченным в российских условиях
приближением к своему идеалу просвещенного государственного мужа. -
Отставку и отклонение прожекта Александра Романовича я полагаю самой
неблагоприятственной нам новостью из того вороха, что подбросил
Альтести. Без заселения Америки россиянами и не видать нам Америки,
раньше или позже! Из людей, окружающих трон, лишь Александр Романович
понял, что нынешние шумы вокруг европейской политики именно
благоприятны для осуществления сего мероприятия... Сколько русских
наберется в нашей Славороссии? - живо спросил Резанов.
- Кладите двести человечков с теми, что с Кусковым отъехали, да
лебедевские ватаги, токмо они с нами, как турки, всегда в войне, о
двустах душах считайте, - ответил, прикинув, Шелихов и запнулся, когда
пред его умственным взором возникли во всей своей оторванности и
заброшенности эти травинки-побеги русского корня, прозябающие на
суровых берегах, у подножия чудовищных ледников, огнедышащих вулканов
и необозримых девственных лесов неведомой страны.
- Все одно, - тихо и уверенно добавил Шелихов, - и с теми, что
сейчас там промышляют, берусь и Бентама, и Кокса, и бостонского Астора
десять лет на мою землю не допускать, а об руку с Барановым и тобой,
любимик мой, и вдвое дольше сдержу... Никогда не допущу!
Так, строя сложные стратегические планы преодоления столичного
скудоумия и небрежения к интересам отечества, перебирая всяческие
возможности привлечения россиян в Америку, они остановились на том,
что Николай Петрович подаст в Петербурге при удобном месте и случае
мысль ссылать в Америку объявившихся в Южной России духоборов -
последователей новой опасной в глазах правительства ереси.
Русские пахари, насильственно переселяемые в дикие степи
Новороссии, заразились ею от поселенных там же Екатериной
фризов-анабаптистов, придерживавшихся учения сожженного германскими
феодалами на костре в Мюнстере портняги-ремесленника Яна Бокельсона.*
Господствующая церковь резонно усмотрела великий соблазн возрождения
чужеземной ереси на российской почве и воздвигла крестовый поход
против духоборов. (* Голландец Бокельсон, портной, вождь воинствующих
анабаптистов, более известный под именем Иоанна Лейденского, которого
германские феодалы в 1536 г. сожгли на костре в Мюнстере.)
- Проездом через Нерчинский острог видел я этих людей - много их
в Сибирь на рудники нагнали, - рассказывал Григорий Иванович. - Из
потемкинской Новороссии в нашу Славороссию они охотой пойдут! Со
многими беседовал... Правильные люди! Вера эта для мужиков наших через
то лакома, что на честнейших правилах основана, и важнейшее их
попечение ко всеобщему благу относится... Нам что до того, како
веруют? Мы не попы и не помещики...* (* Под давлением церковников и
дворян-помещиков Екатерина II первая начала преследовать духоборов.)
- "Религия и разум не могут существовать одновременно", заметил
Вольтер, а я зарок себе положил: подальше от церковных дрязг! - сказал
Резанов. - Прославят нас заступниками богопротивников, этого
недоставало!
- Препоручите Альтести обратить нам на пользу сию оказию. Он за
деньги с Пугачева анафему снимет! - продолжал Шелихов настаивать на
своем. - А на мужиков для Америки денег не жаль...
- Золото открывает все дороги! Попробую содействовать вам,
Григорий Иваныч, если случай представится, но заранее предвижу: успеха
не будет! - согласился Резанов. - И клянусь всегда и везде ваше дело
считать своим кровным делом. Хоть не по сердцу мне коммерция и разные