которых он плавал; остаток огромной наживы разделить между старшими
компанионами, сохранив оговоренные в первоначальном договоре доли
участия: Ивану Голикову с племянником Михаилом - шесть долей, Лебедеву
- три. Голиков и Лебедев сочли себя "ограбленными" таким приговором
совестного суда, но решили примириться и отыграться на Гришке в
дальнейшем.
- Богат, богат, Наташенька, и делу хозяин - корабли мне отданы! -
влетел Шелихов домой, на ходу сбрасывая шляпу и гремучий кортик, с
которыми, одетый в камзол, он явился в суд, чтобы внушить судьям
мысль, сколь значительна разница между мореходом - государевым слугой
- и купцами-аршинниками в длиннополых кафтанах.
- Не куражься, Гришата! Лебедев из амбиции в коронный суд
передаст и денег не пожалеет. А там, сам знаешь, кто жирней смажет,
тому и правду присудят, - старалась умерить Наталья Алексеевна форс,
не приличествующий, как ей казалось, достоинству морехода и
открывателя Америки.
- Селивонов Михаил Иванович не позволит...
- На Селивонова надейся, а сам не плошай.
- Ежели против меня обернется, уплыву на Кыхтак...
- Хорошо, что упредил, - сказала Наталья Алексеевна. - Я сама на
тебя в суд подам и на корабли арест наложу. Мои-то деньги ты все в
мокреть американскую вбухал?!
- А-а... - растерянно вскинул на нее взгляд мореход. - Вот ты
какая у меня! - И с веселой улыбкой вдруг сказал: - Я и сам думал,
хозяюшка, внести в баланс новой нашей компании корабли мои под твоим
именем, первейшей русско-американской пайщицы...
Первоначальная "Морских Северного океана вояжиров компания", под
флагом которой Шелихов открыл Аляску и заложил на северо-западном
побережье Америки русские поселения, возникла снова, но теперь уже под
другим названием, - это была "Северо-восточная американская компания".
Единовластным директором-распорядителем всех мероприятий по
закреплению за Россией новооткрытых земель в Новом Свете стал Григорий
Иванович Шелихов. Он оставался во власти одной-единственной мысли -
использовать новый, принадлежащий родине берег для прыжка на юг, в
солнечную Калифорнию, на радужные и многие еще никому не известные
острова Тихого океана.
"Вырастает, вырастает из детской рубашонки моя вытащенная из
пучины найденка!" - неудержимо фантазировал наедине перед лицом своей
удачи мореход. Надуманное им пышное наименование "Славороссия" как-то
незаметно стало тускнеть и терять свое первоначальное звуковое
притяжение. "Какая там Славороссия! Утвердясь крепко и навечно на
американских берегах Великого океана, останется одна токмо Россия -
Вселенская океаническая держава, а я... я к ней путь проложил..." -
думал Шелихов, оставляя только за одним собой место в будущем и
забывая, как это часто с ним бывало, множество имен русских людей, чьи
усилия направлялись к блистательному будущему России.
К мыслям и чувствам людей разных стран Тихого океана мореход
обещал ближайшему поверенному своих дум Наталье Алексеевне найти еще
более короткий и верный путь. Этот путь подсказывал Шелихову опыт его
сношений с алеутами и индейцами Америки, - опыт тем был хорош, что
успех предприятия оказался полный, хотя в предприятии этом силы
участников были ничтожны.
Первым шагом по пути к своей заманчивой цели, сулящей огромные
выгоды и славу, Шелихов считал поездку в Петербург. Печальный пример
Колумба и других великих мореплавателей-компрадоров, погибших в
странствованиях или от происков завистников, не оживал в кружившейся
от удачи голове Шелихова.
- Там, токмо там, в Петербурге, я крылья себе обрету! - уверенно
заканчивал Григорий Иванович в тишине спящего дома полуночные
разговоры с женой.
- Гляди, не обрезали бы и те, что имеешь. Не видала что-то я
дружбы орла с волками, - грустно и неуверенно качала головой Наталья
Алексеевна и замолкала под горячими, умоляющими воздержаться от
сомнения глазами своего Гришаты. - Бог один видит и знает, как я молю
его о... твоем здоровье...
* ЧАСТЬ 2 *
Глава первая
1
Вначале декабря, получив в канцелярии генерал-губернатора от
Селивонова подорожную и последнее напутствие, к кому заехать на двор в
Петербурге и как держать себя со столичными вельможами, Шелихов выехал
из Иркутска якобы на Урал и в Москву. Только Голиков знал, куда и по
каким делам действительно отбыл его компанион по вновь возникшей и
пока еще наполовину оформленной "Северо-восточной американской
компании". Голиков совместно с мореходом и подписал бумаги, заявки и
прошения. Составленное Селивоновым донесение, за подписью Якобия,
мореход Голикову не показал, обернул в кожу и повез на груди у себя
отдельно от всяких бумаг.
Шелихов не впервые выезжал в Москву и Петербург, - по торговым
делам своих доверителей он бывал уже в обеих столицах и чувствовал
себя на сибирском бездорожье не хуже отважного Садко в море-океане. Но
в этот раз, разбогатев и гонясь за еще большим богатством и славой, он
впал в сомнения перед лихой славой сибирской дальней дороги безлюдья.
В пути до Красноярска, на могучем Енисее, он не раз выпадал из
столь желанного в пути бездумья и оцепенения, тревожно подымался и
оглядывался из кошевы, слушая кряхтение дышавшей в морозном сне белой
тайги. Иногда, проносясь мимо запорошенных снегом и инеем кедров и
сосен, Шелихов явственно слышал как бы выстрелы - так сердито
отзывались великаны-деревья на побудку от зимнего сна.
- Чего суматошишься? Лежи смирно и недвижно, тепло упустишь, это
кедрачи откалывают ветки либо шишки: не беспокой, мол, нашего сна... А
ты, господин купец, немало деньжат, видать, везешь и через то труса
празднуешь, - успокаивал Григория Ивановича ямщик, с лукавой ухмылкой
косясь на уложенные в ногах морехода объемистые мешки.
- Нашел дурака через тайгу деньги возить. В мешках довольствие
дорожное и спирт для сугреву, а для любителей чужих денег - вот они,
тульские пряники! Из них за двадцать шагов медведя без промаха уложу,
если что-либо замечу, - ответил мореход и будто ненароком высунул
из-за пазухи длинные дула тульских пистолетов, лежавших всю дорогу на
груди - под руками были бы.
- Пряники твои что! - белозубо ухмыльнулся ямщик. - Токмо ежели
на лихих людей и вправду наскочим, ты их пряниками своими не
раздражнивай - отдай без спору спирт и довольствие и спасен будешь.
Зимой за спирт, за хлеб-мясо варнаки сибирские, глядишь, помилуют, не
зарежут дорожного человека.
- Гони, гони, до наслега не близкий путь. До вечерней звезды
добежишь, кружку спиртного, так и быть, поднесу, - заминал мореход
неприятные дорожные разговоры и покрепче укладывался на кожаный баул,
помещенный в головах, до отказа набитый ассигнациями и жаркими
червонцами, взятыми на жизнь и расходы по делу в Петербурге.
За Ачинском выбрались на бескрайную сибирскую равнину, которая
раскидывалась к востоку от рек Тобола и Оби. После трудной езды по
ухабистым сограм, заваленным снегом, Шелихов взбодрился. Бесконечные
обозы тянулись по увалам стародавнего сибирского тракта на Тюмень, а
дальше к Ирбиту и за Урал в Макарьев, Москву и даже в Петербург.
На равнине, пусть далеко отстоят друг от друга сибирские села,
можно не бояться нападения лихих людей из засады в таежных завалах.
- Распустил вожжи! - все чаще прерывал Шелихов жалобы ямщика на
скудость сибирской земли и алчность купцов, гоняющих обозы по этакому
