майора гестапо Ортеля, а майор гестапо в свою очередь коротко познакомился с

лейтенантом Зибертом. В их беседах не содержалось никаких служебных тайн,

равно как не было и нескромных вопросов, -- ничего такого, что могло бы

насторожить опытного, видавшего виды майора гестапо. Это были невинные

разговоры о жизни, о женщинах, даже об искусстве, в котором оба они, как

оказалось, понимали толк. Именно эти невинные разговоры привлекали Кузнецова

больше, чем если бы речь шла о вопросах, интересовавших его, как разведчика,

С фон Ортелем он этих тем избегал. И не только потому, что чувствовал в нем

опытного разведчика, с которым приходилось быть настороже, но и потому,

главным образом, что в фон Ортеле Кузнецова интересовало другое: то, что не

могло попасть ни в какие донесения, ни в какие радиосводки, передаваемые в

Москву. И это другое Кузнецов ловил жадно и упорно. Как-то, разговорившись о

России, фон Ортель бросил фразу о "загадочной русской душе". Эту затрепанную

фразу Кузнецов слышал много раз. И вероятно он пропустил бы ее мимо ушей,

если бы его не интересовала душа самого фон Ортеля. Эта душа была для

Кузнецова действительно загадкой, и он задался целью ее постичь.

Вечером Кузнецов встретился с Ортелем. Тот казался озабоченным, то и

дело поглядывал на часы. Наконец он поднялся и сказал, что спешит.

-- Куда вы, майор? Посидите. Вечно у вас дела!

-- Поезжайте лучше на фронт, Зиберт. -- Фон Ортель дружески похлопал

приятеля по плечу.

-- Насколько я знаю, там не очень весело.

-- Все же лучше, чем в этой тыловой дыре.

-- Почему в таком случае ты сам не едешь?

-- Я еду, -- сказал Ортель.

Так Кузнецов узнал, что фон Ортель готовится к отъезду. Куда могут его

послать? На фронт? Едва ли, такой, как он, нужен немцам в тылу. В другой

город на оккупированную территорию? Нет, это тоже исключено. Кузнецов

терялся в догадках. Главное предположение было основано на том, что Ортель

прекрасно говорит по-русски. Неужели он отправляется к нам, в наш тыл?

Спросить? Но Кузнецов взял себе за правило -- самому никогда ни о чем не

спрашивать.

Фон Ортель ушел.

Очередная встреча произошла в казино на "Немецкой" улице. Впервые

разговорились, что называется, по душам. Началось, как всегда в таких

случаях, с какой-то пустяшной темы, и незаметно они подобрались к вопросу,

который давно обоих волновал.

Зиберт оставался верен своему обыкновению ни о чем не спрашивать. И его

собеседник ценил в нем эту скромность.

-- Послушай, Пауль, -- предложил он вдруг, -- а что если тебе поехать

со мной? О, это идея! Клянусь богом, мы там не будем скучать!

-- Из меня плохой разведчик,--уклончиво сказал Кузнецов.

-- Ха. Я сделаю из тебя хорошего!

-- Но для этого нужно иметь какие-то данные, способности...

-- Они у тебя есть. Ты любишь хорошо пожить, любишь удовольствия нашей

короткой жизни. А что ты скажешь, если фюрер тебя озолотит? А? Представляешь

-- подарит тебе, скажем, Волынь или, того лучше, земли и сады где-нибудь на

Средиземном море. Осыплет тебя всеми дарами! Что бы ты на это сказал?

-- Я спросил бы: что я за это должен сделать?

-- Немного. Совсем немного. Рискнуть жизнью.

-- Только-то?! -- Кузнецов засмеялся. -- Ты шутишь, Ортель. Я не из

трусов, жизнью рисковал не раз, однако ничего за это не получил, кроме

ленточек на грудь.

-- Вопрос идет о том, где и как рисковать. Сегодня фюрер нуждается в

нашей помощи... Да, Пауль, сегодня такое время, когда надо помочь фюреру, не

забывая при этом, конечно, и себя...

Пауль молча слушал.

И тогда фон Ортель сказал ему, наконец, куда он собирается направить

свои стопы. Он едет на самый решающий участок фронта. Тут Пауль Зиберт

впервые задал вопрос:

-- Где же он, этот решающий участок? Не в Москве ли? Черт возьми, мне

все равно, где он!

-- За это дадут тебе, Зиберт, лишний железный крестик. Нет, мой дорогой

лейтенант. Решающий участок не там, где ты думаешь, и не на парашюте нужно

туда спускаться, а приехать с комфортом на хорошей машине и уметь носить

штатское.

-- Не понимаю. Ты загадываешь загадки, Ортель? -- в голосе Кузнецова

прозвучала ирония.-- Где же тогда твой "решающий" участок?

-- В Тегеране,-- с улыбкой сказал фон Ортель,-- именно здесь и

соберется Большая Тройка -- Сталин, Рузвельт, Черчилль... И фон Ортель

сказал, что он ездил недавно в Берлин, был принят генералом Мюллером и

получил весьма заманчивое предложение, о смысле которого Зиберт, вероятно,

догадывается. Впрочем, он может сказать ему прямо: предполагается ликвидация

Большой Тройки. Готовятся специальные люди. Если Зиберт изъявит желание, то

он, фон Ортель, похлопочет за него. Школы -- в Копенгагене. Специально

готовятся террористы для Тегерана. Разумеется, об этом не следует болтать.

-- Теперь ты понимаешь, наконец, как щедро наградит нас фюрер?

-- Понимаю, -- кивнул Зиберт. -- Но уверен ли ты, что мне удастся

устроиться?

-- Что за вопрос? Ты узнай сначала, кому отводится главная роль во всей

операции.

Зиберт промолчал.

-- Мне!-- воскликнул фок Ортель и рассмеялся. Сам довольный

неожиданностью признания.

Он был уже порядком пьян.

Не прошло и часа после приезда Кузнецова в отряд, как нами уже была

передана в Москву радиограмма с подробным его отчетом и с описанием примет

фон Ортеля.

Продолжение следует

На Мельничной улице, у ворот особняка, который занимал командующий

особыми войсками на Украине генерал Ильген, всегда стоял часовой. "В один

приличный день" около этого особняка назойливо стал вертеться мальчишка в

коротких штанах и с губной гармошкой. Несколько раз он попадался на глаза

часовому.

-- Што ты тут шукаешь?

-- Так, ничего.

-- Геть! Це дом генеральский, тикай. Як спиймаю, плохо буде!

Мальчик убежал, но из-за угла он продолжал наблюдать за домом.

Вскоре к особняку подошла Валя с папкой в руках.

-- Здравствуйте! Не приезжал господин генерал?,-- справилась она у

часового.

-- Нет.

-- А кто там? -- И Валя взглянула на дом.

-- Денщик.

-- Я пройду и подожду генерала. Для него срочный пакет из

рейхскомиссариата.

Валя не раз приносила Иль гену пакеты, и часовые знали ее.

В особняке ее встретил денщик, который начал работать у Ильгена лишь

несколько дней назад.

Валя это хорошо знала, но, сделав удивленное лицо, сказала:

-- Я из рейхскомиссариата. А где же старый денщик?

-- Та вже у Берлини!

-- Зачем он туда поехал?

-- Поволок трофеи. Прошу, фрейлейн, до хаты, там обождете.

-- Нет, я дожидаться не стану. Мне тут надо отнести еще один срочный

пакет. На обратном пути зайду. Генерал скоро будет?

-- Должен быть скоро.

Сказав часовому: "Я скоро опять зайду", Валя ушла. За углом она увидела

мальчика.

-- Беги скорее и скажи, что все в порядке. Пусть едут!

Коля Маленький стремглав побежал на квартиру, где его с нетерпением

ждали Кузнецов, Струтинский, Каминский и Гнидюк. Все они были одеты в

немецкую форму.

-- Валя сказала, что можно ехать, все в порядке! -- выпалил он.

-- Хорошо. Беги сейчас же на "маяк". В городе сегодня опасно

оставаться. Беги, мы тебя догоним, -- сказал Кузнецов.

-- Тикаю! Прощайте, Николай Иванович!

Коля замешкался минутку, потом подошел к Кузнецову и поцеловал его в

щеку.

-- Ай, стыд какой! Ты же не маленький! --смеясь, заметил тот и сам

поцеловал Колю. -- Беги скорее!

Через несколько минут они уже были у особняка Ильгена. Кузнецов, в