форме гауптмана, первым вышел из машины и направился к особняку.

Часовой, увидев немецкого офицера, отсалютовал:

-- Господин гауптман, генерал еще не прибыл.

-- Знаю!-- резко кинул ему по-немецки Кузнецов и прошел в особняк.

Следом за Кузнецовым шел Струтинский. В передней сидел денщик и дремал.

-- Я советский партизан,-- отчетливо сказал ему Кузнецов.-- Хочешь

остаться живым -- помогай. Не хочешь -- пеняй на себя.

Денщик опешил: немецкий гауптман... партизан! Дрожа и стуча от испуга

зубами, он бормотал:

-- Да я зараз с вами... Мы же мобилизованные, поневоле служим...

-- Ну смотри!

Обескураженный денщик, все еще не веря, что немецкий офицер оказался

партизаном, застыл на месте.

-- Как твоя фамилия? -- спросил Кузнецов.

-- Кузько.

-- Садись и пиши,-- приказал Кузнецов.

Под диктовку Николая Ивановича денщик написал: "Спасибо за кашу. Ухожу

к партизанам. Беру с собой генерала, Кузько".

Эту записку положили на видном месте на письменном столе в кабинете

генерала Ильгена.

-- Ну, теперь займемся делом, пока хозяина нет дома,-- сказал Кузнецов

Струтинскому.

Николай Иванович и Струтинский произвели в особняке тщательный обыск,

забрали документы, оружие, связали все это в узел.

Струтинский остался с денщиком, а Николай Иванович вернулся к часовому.

Около того уже стоял Гнидюк. Кузнецов, подходя, услышал:

-- Эх, ты! -- говорил Гнидюк. -- Був Грицем, а став Фрицем.

-- Тикай, пока живой,-- как-то вяло и неуверенно отвечал часовой.--

Какой я тебе Фриц!

-- А не Фриц, так помогай партизанам!

-- Ну, как договорились?-- спросил подошедший сзади Кузнецов.

Часовой резко повернулся к нему.

-- Гауптман тоже? выпучив глаза, спросил он.

-- Тоже, тоже! -- Идем со мной! -- скомандовал Кузнецов.

-- Господин офицер, мне не положено ходить в дом к генералу.

-- Положено или не положено, не важно. Ну-ка, дай твою винтовку. -- И

Кузнецов разоружил часового.

Тот поплелся за ним в особняк.

На посту за часового остался Коля Гнидюк.

Из машины вышел Каминский и начал прохаживаться около дома.

Все это происходило в сумерках, когда еще было достаточно светло и по

улице то и дело проходили люди.

Через пять минут из особняка вышел Струтинский, одетый в форму

часового, с винтовкой, и стал на посту. Гнидюк пошел в особняк.

Все было готово, но Ильген не приезжал. Прошло двадцать, тридцать,

сорок минут. Ильгена все не было.

Часовой, который стоял на посту, а сейчас сидел в передней особняка,

опомнившись от испуга, сказал вдруг Кузнецову:

-- Может произойти неприятность. Скоро должна прийти смена. Давайте я

опять стану на пост. Уж коли решил быть с вами, так уж помогу.

-- Правда, должна быть смена? -- спросил Кузнецов денщика.

-- Так точно, -- ответил тот.

Гнидюк позвал Струтинского. Снова произошло переодевание, часовой пошел

на пост и стал там под охраной Каминского, а Струтинский сел в машину.

В это время подъехал Ильген. Он быстро вышел из машины, отпустил шофера

и направился в дом.

-- Здоров очень, трудно будет с ним справиться. Пой-ду на помощь, --

сказал Струтинский Каминскому, когда увидел генерала Ильгена.

Как только денщик закрыл дверь, в которую вошел Ильген, Николай

Иванович, наставив на него пистолет, сказал раздельно:

-- Генерал, вы арестованы! Я советский разведчик. Если будете вести

себя, как полагается, останетесь живы.

-- Предатель!--заорал во всю глотку Ильген и схватился за кобуру.

Но в это время Кузнецов и подоспевший Струтинский схватили Ильгена за

руки:

-- Вам ясно сказано, кто мы. Вы искали партизан -- вот они, смотрите!

-- На помощь...-- заорал снова Ильген.

Тогда его повалили, связали, заткнули рот платком и потащили. Когда

вталкивали в машину, платок изо рта выпал, и он снова заорал.

Часовой подбежал.

-- Смена идет!-- крикнул он Кузнецову.

Николай Иванович поправил китель и, кинув на ходу: "Заткните ему

глотку", пошел навстречу подходившим людям.

Но это не была смена -- шли четыре немецких офицера. Кузнецов подошел к

ним, показал свою бляху (пригодился "личный трофей") и сказал.

-- Мы поймали партизана, одетого в немецкую форму, который хотел убить

генерала. Позвольте ваши документы.

Те дали документы. Бляха, взятая когда-то у гестаповца, обязывала

офицеров подчиниться. Николай Иванович записал в свою книжку их фамилии и

сказал:

-- Вы трое можете идти. А вас, господин Гранау,-- обратился он к

четвертому, -- прошу вместе с нами поехать в гестапо.

По документу Кузнецов увидел, что Гранау был личным шофером

рейхскомиссара Эриха Коха. "Пригодится",-- подумал он.

Когда Гранау подошел вместе с Кузнецовым к машине, Каминский и Гнидюк

по знаку Николая Ивановича быстро втолкнули его в машину и обезоружили.

"Оппелек", который вмещал только пять человек, повез семерых.

Оставив Ильгена и Гранау на "зеленом маяке", Кузнецов немедленно

вернулся в Ровно.

Ночью и в особенности утром в городе поднялся страшный шум! Немцы

сбились с ног в поисках партизан. По улицам ходили патрули, жандармы рыскали

по квартирам.

Но в то время, когда немцы высунув языки искали "преступников", а

часовой и денщик на "зеленом маяке" рассказывали нашим ребятам о том, как

они вчера испугались, а потом помогали связывать Ильгена, Кузнецов,

развалившись в кресле, сидел в приемной Функа, заместителя Коха, главного

судьи на Украине.

Альфред Функ имел гитлеровское звание: "оберфюрер СС". До назначения на

Украину он был "главным судьей" в оккупированной немцами Чехословакии и

безжалостно расправлялся с чешскими патриотами. Прибыв на Украину, Функ

продолжал свое кровавое дело. По его приказам поголовно расстреливали

заключенных в тюрьмах, в концлагерях, казнили тысячи ни в чем не повинных

людей.

Недавно, в связи с убийством Геля, Кнута и ранением Даргеля, Функ издал

приказ о расстреле всех заключенных в ровенской тюрьме. Тогда и было решено

казнить этого палача. В подготовке участвовал Кузнецов, Струтинский,

Каминский и парикмахер, у которого каждое утро брился Функ.

Кузнецов знал, что через пятнадцать минут придет Функ. В приемной была

только секретарша, и с ней Николай Иванович завел разговор о погоде.

Разговаривая, он то и дело поглядывал через окно на улицу, где прогуливался

Ян Каминский.

А Каминский наблюдал за занавеской парикмахерской. Согласно

выработанному плану, парикмахер должен был отодвинуть занавеску, когда

побреет Функа и он отправится в помещение главного суда. Каминский, в свою

очередь, должен был снять фуражку и почесать себе голову, когда Функ пойдет

из парикмахерской в здание суда.

-- Я вас буду ждать в шесть часов на углу Фридрихштрассе и Немецкой. Мы

славно проведем время. Придете? -- спрашивал Кузнецов секретаршу.

-- Да, приду.

В этот момент Кузнецов заметил сигнал Каминского.

-- Не найдется ли у вас стакан чаю для меня? Безумная жара!-- попросил

он секретаршу.

-- Одну минутку, господин гауптман, я сейчас принесу.

Когда секретарша вернулась, в приемной уже никого не было. Она

удивленно пожала плечами и села за свой стол. Тотчас же вошел Функ. Буркнув

секретарше "гутен морген", он прошел в свой кабинет.

Через минуту там раздались два выстрела. Испуганная секретарша

вскочила. Но тут она увидела, что из кабинета вышел гауптман и, не глядя на

нее, скрылся на лестнице.