Полковник Азаров хорошо знает своих саперов, и ему не трудно представить себе, кого в какую группу определить. Хорошо бы, в первую сержантов Иванова, Гурова, Каширина, ну и, конечно, старшего сержанта Вачнадзе. Но у них считанные дни до демобилизации. Ребята храбрые, что и говорить, но ведь и риск немалый. Их и искушать, пожалуй, не стоит…

А из офицеров нужно назначить в первую группу капитана Левина, во вторую — старшего техника-лейтенанта Буренкова, в третью — старшего лейтенанта Казаряна. На них вполне можно положиться. Труднее всех придется, конечно, Левину, но с ним рядом будет сам Азаров.

И снова мысли об Ольге. Теперь уже в связи с предстоящей работой по разминированию склада-сюрприза. Как же он раньше об этом не подумал! Разве можно приглашать ее к себе в такое время?… Он, положим, и не приглашал, она сама написала, что обязательно приедет. Может быть, послать ей телеграмму, чтобы не приезжала? Но в телеграмме всего не объяснишь. А в письме? Что он напишет ей в письме? Что занят выполнением опасного задания? Что над городом, в котором он служит, нависла угроза?…

Нет, это не годится. У нее не менее серьезное дело, она устала за год работы, и ей необходимо спокойно отдохнуть. Не понимает он разве, что из-за него она и так проводит свой отпуск в городе, вместо того чтобы поехать куда-нибудь на юг, к морю… Ей нужно послать телеграмму, что он уезжает в срочную командировку. И надолго. Пусть проведет отпуск в каком-нибудь доме отдыха.

Твердо приняв такое решение, Азаров успокоился и вызвал служебную машину. По дороге в полк он заехал на почту и послал Ольге телеграмму.

В штабе полка подполковник Володин докладывает ему, чем заняты подразделения.

— Когда кончаются занятия? — выслушав доклад, спрашивает Азаров.

— Через две-три минуты.

— Саперы уже знают, какая им предстоит работа?

— Да, знают.

— Тогда дайте команду выстроить первый батальон на передней линейке.

Спустя несколько минут майор Ладов доложил Азарову, что первый батальон построен.

— Вольно! — командует Азаров.

Саперы догадываются, о чем будет вести речь командир их полка, и с трудом сдерживают волнение.

— Вы уже знаете, товарищи саперы, какой фашистский сюрприз обнаружился на западной окраине Ясеня, — спокойно начинает Азаров. — А у нас, саперов, такая уж доля — разгадать и обезвредить любую каверзу врага, чтобы, как поется в песне, «любимый город мог спать спокойно». Разве вы не полюбили этот юный город Ясень за время вашей службы? Он ведь строился почти на ваших глазах. В сооружении некоторых его зданий и прокладке дорог принимал участие и наш полк. Да и вообще не наш разве долг, чтобы любой советский город спал спокойно? А городу Ясеню не придется, видимо, какое-то время спать спокойно, как только станет известно его жителям о фашистском сюрпризе. Взрыв оставленного ими склада боеприпасов может уничтожить и серьезно повредить значительную часть города.

Нужно, значит, сделать все возможное, чтобы такого взрыва не произошло. Работа в связи с этим предстоит нелегкая и небезопасная… Я знаю, что приказ командования будет всеми вами выполнен самоотверженно и беспрекословно. Но у саперов при выполнении таких заданий сложилась хорошая традиция добровольности. Желающие принять участие в спасении города пусть подадут рапорта командиру своего батальона.

Не успел майор Ладов подать команду «разойдись!», как старший сержант Вачнадзе сделал шаг вперед:

— Разрешите, товарищ полковник?

— Говорите, товарищ Вачнадзе.

— Я, конечно, напишу рапорт, раз так полагается. Не понимаю только, почему считается, что время для нас, саперов, сейчас не военное. Для государства-да. Для всей нашей армии — тоже, но не для саперов. Очень хорошая песня «Если завтра война», только для нас она уже сегодня…

Командир батальона торопливо переглядывается со своим заместителем по политической части — не митинг ведь это и даже не политзанятия… Но Азаров делает ему знак не мешать Вачнадзе. Обстановка и в самом деле, как перед боем, а старший сержант не только лучший сапер полка, но и настоящий комсомолец.

— «Любимый город» тоже хорошая песня, — продолжает Вачнадзе, — только почему в ней поется, что он может спать спокойно? Он должен спать и будет спать спокойно! Мы постараемся, чтобы он спал спокойно. Правильно я говорю, саперы?

Вместо ответа вся первая шеренга батальона делает шаг вперед и оказывается в одном строю со старшим сержантом Вачнадзе.

«Спасибо, братцы!»-хочет по-суворовски крикнуть растроганный Азаров, но он произносит сдержанно:

— Ни в ком из вас я и не сомневался. Однако повторяю, официально добровольцем будет считаться лишь тот, кто подаст рапорт. И не торопитесь, подумайте хорошенько, прежде чем его писать, особенно те, кому скоро демобилизоваться. Сами знаете, что такое боеприпасы, пролежавшие четверть века под землей.

— А вы сами как же, товарищ полковник? — спрашивает Вачнадзе.

— Что — как же?

— Когда на фронте подвиги совершали, имели разве время на раздумья? Прикидывали, опасно или не опасно?

— Какие подвиги? — удивляется Азаров.

— В «Комсомольской правде» о вас сегодня…

— Не знаю, не читал… — смутился Азаров, а чтобы скрыть смущение, нахмурился. — Приступайте к очередным занятиям, товарищ майор. А вы, товарищ Воронов, мне нужны, — обратился он к заместителю командира батальона по политической части.

Азаров не спеша идет в сторону штабного помещения, майор Воронов молча следует за ним.

— Что это за статья в «Комсомольской правде»? — спрашивает наконец полковник.

— О вас статья, товарищ командир полка, и притом отличная. А написал ее ваш фронтовой друг Нефедов.

— И вы ее уже «проработали» с саперами?…

— К сожалению, не успел этого сделать. Они прочли ее сами, без моей рекомендации.

— Вот так создаются сначала маленькие культики, — полушутя-полусерьезно говорит Азаров, — а потом…

— Но как же тогда воспитывать солдат на примерах героев Отечественной войны, товарищ полковник? — удивляется Воронов. — Это ведь не моя личная инициатива. Это предписано…

— И правильно предписано, но не на примере своего командира, который к тому же и не такой уж герой.

— То, что я прочел о вас…

— Нефедов мог и присочинить.

— Не похоже, ибо написал он это не специально, а рассказал о вас в беседе с комсомольцами. Они уж потом сами опубликовали эту беседу в «Комсомольской правде». Вы признаете силу героического примера?

— Признаю. Для меня самого всегда будет таким примером подвиг генерала Карбышева. Хватит, однако, об этом. Скажите-ка лучше, как вы относитесь к тому, что весь ваш батальон объявил себя добровольцами? Такие уж все герои?

— Не все, конечно, но по примеру Вачнадзе все, наверное, подадут рапорта.

— Да ведь это же порыв, а не героизм! Он хорош в бою, в атаке, а нам необходимо сейчас то мужество, которого хватило бы на две или даже три недели единоборства со смертью, говоря романтическим языком. И потому прошу вас отобрать для выполнения задания лишь тех, у кого достаточен именно такой запас мужества да плюс к тому интуиция прирожденного сапера. Завтра утром я жду от вас список таких людей.

«Может быть, полковник и не очень доволен статьей о нем в «Комсомольской правде», — думает майор Воронов, возвращаясь в свой батальон, — но то, что такая статья появилась именно сейчас, очень хорошо. Даже узнав, какая угроза нависла над ними, ясеневцы будут спать спокойнее после такой статьи. Им ведь не безразлично, кто будет руководить работами по обезвреживанию фашистского сюрприза под стенами их города…»

Группа саперов, руководимая капитаном Левиным и старшим лейтенантом Казаряном, продолжавшая разведку подземелья, начиненного боеприпасами, устанавливает окончательные его границы. Выясняется также, что перекрытие подземного склада во многих местах повреждено. Вне всяких сомнений, внутрь его проникали не только паводковые, но и дождевые воды, увлекая за собой песок и растворенную глину, составляющую значительную часть местного грунта. Все это очень беспокоит полковника Азарова, а подполковнику из военного округа дает лишний повод для отстаивания своего предложения — взрывать боеприпасы на месте по частям.