Я вдумался в эти слова, оценил их суть, – и тут у нас с Шефнером беседа пошла уже на полном серьёзе, без всякой там фантастики.

– Выходит, что где-то есть такая планета, где всё как на нашей – только наоборот? – высказался я. – И значит…

– И значит, там не Павел убил Петра, а Пётр Павла. Там вы можете найти своего брата. С ним там произошло всё то, что с вами произошло здесь. И вот вы пожмёте друг другу руки и отпустите друг другу невольные грехи ваши… Всего вернее, что встреча ваша произойдёт не на той «зеркальной» земле, где живёт Пётр, а на какой-то промежуточной планете, которая находится точно посредине между нашей Землёй и землёй вашего брата. Но возможны и варианты…

– А ведь это здорово! – всколыхнулся я. – Извините, Вадим Сергеевич, я сначала подумал, что вы треплетесь, баланду разводите, а вы, можно сказать, луч надежды мне зажгли.

– Это очень слабый луч, учтите, – предупредил Шефнер. – Может быть, вы погибнете…

– Всё равно – лучик-то светит! Вы мне цель жизни подбросили!.. Лет через сто-полтораста люди наверняка к дальним планетам полетят, а мне дожить до того времени – плёвое дело. Доживу – и стану мотаться по разным дальним мирам – глядишь, где-нибудь и состыкуюсь с братом родным. И в день этой встречи вернётся ко мне творческая поэтическая сила!

– Ну что ж, надейтесь. Надежды – сны бодрствующих, как сказал один мудрец… Вот только плохо, что от вас каким-то мутным пойлом попахивает.

Не пейте вы бормотухи всякой, а то, невзирая на миллионерство, быстро загнётесь.

– Я теперь себе сухой закон объявлю! – воскликнул я.

– Ну, это уж перехлёст. Всё равно закон этот вы нарушите, и на душе будет тяжко, и выпить опять захочется.

…Я это по своему опыту знаю: когда-то за воротник сильно закладывал, в алкаши катился. Потом одумался… Но закаиваться не надо: жизнь – поездка дальняя, и на больших станциях иногда не грех осушить бокал. Однако пить на каждом полустанке – просто глупо.

– Спасибо за совет и беседу, Вадим Сергеевич. Если хотите – можете всю эту мою историю в свою прозу вставить. Я вам полную свободу действий даю. Разве что имена замените, а так катайте всё как есть.

– Спасибо, может, и приму этот подарок.

Через несколько лет он прислал мне книжку прозы своей сказочной – с автографом даже. Адрес через справочный стол разузнал! Но книга пришла за день до моего отъезда в Гагры, мне путёвку дали в санаторий общего типа, – так что за чтение приняться я не успел. Потом в Гаграх получаю письмо от Клавиры, и она там наряду с прочими вестями сообщает, что начала было читать книгу – и бросила. Наворочено там всякого, и не понять, что к чему и кто кому должен. Мол, через такую, с позволения сказать, фантастику в дурдом загреметь можно.

Когда я из Гагр вернулся, то решил всё-таки, из вежливости, прочесть это творение. Но книги, оказывается, уже не было: Клавире для сдачи макулатуры в обмен на «Королеву Марго» бумаги по весу не хватило, так она туда, в утиль, и эту фантастику приплюсовала. Так я и не прочёл, чего там Шефнер обо мне нагородил. Однако письмо с благодарностью я ему послал, культура есть культура.

Но вернусь к своему посещению Шефнера. Мы с ним в тот день ещё долго беседовали, а потом он вдруг замолчал, задумался – и говорит:

– Я должен дать вам один очень важный совет на буду…

Уважаемый Читатель! Я вынужден буквально на полуслове оборвать повествование, которое вёл от лица Павла Белобрысова, и далее вести речь от своего имени.

Напомню, что наши долгие неделовые разговоры с Павлом всегда происходили в то время, когда мы несли визуальную вахту в «пенале». Заодно повторю, что дежурства эти прагматического значения не имели; после аварии они были отменены.

Авария произошла во время нашей вахты. Павел оживлённо рассказывал мне о Шефнере, – и вдруг мы, сквозь лобовое телескопическое стекло, одновременно обнаружили огненную движущуюся точку. То была не звезда, то было блуждающее небесное тело!

Мы одновременно нажали на алармклавиши и переместили кнопки курсоотметчиков за красную черту. Действия наши имели лишь символическое значение: следящие системы корабля гораздо раньше нас засекли неизвестный объект, и электронный лоцман уже вступил в действие, вычисляя варианты изменения курса с целью избежать столкновения. Из рупора прямой связи послышался сигнал «Опасность номер один!» Согласно аварийному расписанию, мы должны были надеть спецскафандры и оставаться в «пенале», ожидая дальнейших распоряжений.

Увы, избежать столкновения не удалось. Нам повезло только в том смысле, что удар метеорита пришёлся не по кормовой части, а по миделю. В силу особенностей конструкции «Тёти Лиры» защитная обшивка бортов в миделе была массивнее: ударь метеорит в корму – он неизбежно проник бы в глубь корпуса и разрушил бы двигательные системы, что неизбежно привело бы к гибели корабля со всем его экипажем. Но и то, что случилось, было весьма печально. Все подробности аварии изложены в «Общем отчёте», в мою же задачу входит изложение личных впечатлений и – главное – действий и высказываний Павла Белобрысова.

Итак, по сигналу «Опасность номер один!» мы с Павлом кинулись к контейнеру, где хранились скафандры, и спешно облачились в них. И как раз вовремя! Через секунду «пенал» огласился тревожным воем ревуна; то было последнее предупреждение о летальной опасности. В то же мгновение резким толчком нас отбросило к стенке «пенала», затем швырнуло на пол; это было результатом реверсманевра. Корабль содрогнулся от удара. Невидимая сила швырнула меня куда-то, а сорвавшийся с консолей пульт ударил по шлему скафандра, и на какое-то время я утратил представление о действительности.

– Просыпайся, приехали! – как бы сквозь стену услыхал я в шлемофон голос Павла.

Произнеся это загадочное четверостишие, мой друг навёл на меня свет от своего вмонтированного в шлем фонарика и помог мне встать. В «пенале» было ещё темнее, чем обычно: линзы мягкой подсветки вышли из строя. Из-за этого ярче казались звёзды, мерцавшие во тьме за сталестеклянными стенками «пенала».

– Ну как, не треснул твой ценный скелет? Черепушка цела? – осведомился Павел.

– Всё в норме, – ответил я. – Но встряска была сильной.

О силе удара свидетельствовал и интерьер «пенала». В неярком свете наших фонариков видны были валявшиеся на полу телепюпитры. Одно из кресел, до того наглухо принайтовленное к полу, теперь лежало возле входа в гермолюк. Верхняя крышка этого люка, в точке её соприкосновения с обжимной колодкой, оказалась деформированной, и педальное устройство вышло из строя. Это означало, что мы заперты в «пенале» и не сможем покинуть его без посторонней помощи. Наиболее же тревожным фактом было то, что подача дыхательной смеси в пенал прекратилась; мало того, внутренний бароприбор показывал полное падение давления – очевидно, в местах соединения «пенала» с основным корпусом корабля образовались зазоры. Таким образом, мы могли рассчитывать только на «горбы» своих скафандров, где имелся запас дыхательной смеси (усредненно) на пятьдесят минут дыхания.

Посовещавшись, мы с Павлом решили воздержаться от сигналов о помощи. Нам было ясно, что «Тётя Лира» получила серьёзные повреждения и все силы экипажа сосредоточены сейчас где-то на главном аварийном участке, где идёт борьба за живучесть корабля. Сами же мы предпринять попытку возвращения в корабль не имели морального права: мы не знали, как обстоят дела в межлюковой кессонной камере; если и там произошла деформация, то мы своей неосторожной попыткой могли разгерметизировать весь корабль.