Павлу подобный метод приобщения к знаниям показался смешным. Он захихикал, а затем, чтобы скрыть неловкость, разразился стишком, отношения к данной ситуации не имеющим:

– Благ-са-ин, Пелопрысов! Но сейчас вам пудет не до поэзии!.. – благодушно пошутил астролингвист, вынимая из футляра шприц.

После укола мой друг, презирая боль, взял на себя обязанности кока. Остальные помогали ему по мере сил, и вскоре наша дружная группа приступила к приёму пищи. Лексинен ел сидя, мы же, поскольку волдыри ещё не рассосались, завтракали а-ля фуршет.

– Толг вирщ бот, гонратч эрорм ба бол бощоса нуп![70] – раздался возглас Белобрысова, сопровождённый стишком:

Аготр вимр палшето строр! Ронш тропит ур тарш потвото пим тап-топ[72] – по-ялмезиански, но с неизменным ингерманландским акцентом отозвался Лексинен.

– Утар куп лобтджо крирт норчшодрио, латлал шторчи меашто бото ту банштро[73] военного термина, – обратился я к учёному, и маститый астролингвист ответил, что милитаристских и охотничьих понятий в ялмезианском словаре он не нашёл.

Чекрыгин тоже заговорил по-ялмезиански и дал нам указание в течение десяти ближайших дней изъясняться лишь на этом языке – для практики. Мы приняли приказ к исполнению, и в дальнейшем только Белобрысов иногда изрекал свои стишки по-русски, хоть, как видит Уважаемый Читатель, он способен был сочинять их и на ялмезианском. Чтобы облегчить чтение, впредь я все наши разговоры буду давать в прямом переводе на русский язык.

Покинув Безымянск, мы двинулись дальше на север. Шли по заросшим дорогам, ночевали в пустых посёлках. За девять дней пути мы двадцать восемь раз видели загадочные следы – подобные тем, на которые впервые наткнулись в безымянской гостинице, – и одиннадцать раз наш путь пересекли пешеходные стены.

Добавлю, что многие жилища, стоявшие в отдалении от прочих строений, были окружены рвами, полными стоячей, заболотившейся воды. По некоторым данным, доступным моей воистской компетенции, я пришёл к выводу, что копали эти рвы второпях, не заботясь о качестве земляных работ. Напрашивалась мысль, что они имели оборонное значение. Но от кого нужно было обороняться ялмезианам?! Ведь, как уже знает Уважаемый Читатель, даже слова «война» не имелось в их лексиконе.

Второго сентября наше подразделение вступило в город, которому мы (то есть Чекрыгин, Белобрысов и я; Лексинен от нашего краткого совещания, естественно, был отстранён) дали условное наименование Лексинодольск – в честь маститого астролингвиста. Расположилась наша Севгруппа в двухэтажном здании.

Особняк принадлежал когда-то весьма состоятельному иномирянину – об этом свидетельствовало и обилие лепнины на фасаде, и пологость пандуса внутри здания. О зажиточности владельца можно было догадаться и по мебели, выполненной из какой-то особо прочной древесины и потому хорошо сохранившейся. Мы были рады отдохнуть в этих апартаментах.

Но самую большую радость испытал Лексинен. Словно желая оправдать оказанную ему честь, он развил неистовую поисковую деятельность, и вскоре в одной из дальних комнат нашёл книжный шкаф, где среди истлевших, пришедших в полную негодность томов выискал толстую книгу, напечатанную на какой-то особо прочной глянцевитой бумаге. В течение часа он вчитывался в неё, никого не подпуская к столу и дрожа от волнения. Наконец подозвал нас и стал листать её перед нами, читая вслух отдельные абзацы.

В книге той было множество больших, во всю страницу, портретов, и вся она состояла из жизнеописаний знаменитых ялмезиан – жрецов, коммерсантов, изобретателей, музыкантов, артистов, поэтов и учёных. Но больше всего уделялось в ней внимания деятелям медицины. И завершал книгу, как бы подытоживая её, портрет… кого бы вы думали, Уважаемый Читатель?.. Увенчивал её портрет того самого иномирянина, чьё окарикатуренное изображение мы видели на железнодорожной станции и чью поверженную статую мы узрели на площади Безымянска.

Но и здесь не пощадила его чья-то рука! Благородное лицо старца было накрест перечёркнуто карандашом, а на лбу его выведенное той же злою рукой чернело слово «момзук», что в переводе на русский означало «сволочь». Мало того, последующие листы были грубо вырваны – очевидно, тем же ненавистником, – а так как на оборотной стороне портретов в этом роскошно изданном томе никакого текста не имелось, биография иномирянина по-прежнему оставалась для нас загадкой.

Лексинен многозначительно заявил, что, конечно, отсутствие страниц – обстоятельство весьма досадное, но зато… С этими словами он торжественно показал нам полуистлевший, пожелтевший, небрежно оборванный листок шершавой бумаги с еле видными письменами. Он пояснил, что этот обрывок ялмезианской газеты находился в книге – как раз там, где зачёркнутый портрет. К поруганному старцу он, конечно, отношения не имеет; его, очевидно, вложили в качестве закладки. Но этот чудом уцелевший документ имеет большое самодовлеющее значение.

– О чём же там речь? – спросили мы в один голос.

Астролингвист ответил, что большинство заметок посвящены, видимо, делам местным, – и стал читать вслух заголовки: «Подвоз чего-то (здесь – лакуна) невозможен. – Запасы соли на исходе. – Траур в доме жреца Океана. – Чидрогед (имя собственное) утверждает, что борьба с метаморфантами при помощи пожарных шлангов результатов не даст. – Опять о соли. – Попытка наладить подвоз морской воды для заливки рвов…» Затем, перейдя почему-то на шёпот, учёный возвестил нам, что всё предыдущее – это только цветочки, а теперь он угостит нас ягодками. Ткнув пальцем в нижний правый угол газетного клочка, он прочёл нижеследующее:

– Надо немедленно дать сводку на «Тётю Лиру»! – встрепенулся Чекрыгин. – Но что такое «метаморфанты»? Что такое – «воттактаки»?

– Не знаю, – признался лингвист. – В книгах этих понятий нет. Эти словообразования, как я догадываюсь, не успели войти в словари. Они относятся к новейшей истории Ялмеза.

– Хороша новейшая история, – пробормотал Белобрысов. –

Когда мы дали сводку на «Тётю Лиру», в ответ нам было сообщено, что Южгруппой обнаружены многочисленные письменные источники, но, поскольку астрофилолог Антов погиб, расшифровка осуществляется крайне медленно. Услыхав это, Лексинен лично вступил в переговоры с Карамышевым и сумел доказать тому, что его, Лексинена, присутствие необходимо сейчас именно в Южгруппе. У Чекрыгина затребовали уточнённые координаты, и на следующее утро на центральной площади Лексинодольска приялмезился мини-лайнер, ведомый автопилотом. Лексинен отобрал у чЕЛОВЕКА контейнер с лингвистической аппаратурой и стал прощаться с нами.