– Хэнк!

Нет ответа.

– Хэнк! Ты в порядке?

Он даже не дышал. Она медленно пошла обратно.

– Хэнк? – опять робко спросила она, протянув к нему руку.

И тут внезапно он нырнул вперед и схватил ее за колени, она шлепнулась, как мешок с картошкой.

– Это нечестно, – пыталась она протестовать.

– Я знаю. – Хэнк держал ее как в тисках и ухмылялся.

– Отпусти меня.

– Хорошо. – Он поднялся и со смехом протянул ей руку, помогая встать. – Никогда не думал, что ты попадешься. – И прежде чем она успела охнуть, он подхватил ее под колени и поднял на руки. – Теперь тебе не убежать, дорогая.

– Поставь меня на землю.

– Нет.

– Ты обманул меня.

– Да.

– Это нечестно.

– Да, нечестно, но сработало.

Он зашел в воду, а она пыталась освободиться. Она ругала его, пищала, смеялась, угрожала ему, обещала, что он пожалеет, если решится бросить ее в воду. Потом она нагнулась, присела, обвила его шею руками и проникновенным шепотом попросила:

– Поцелуй меня.

Он поцеловал. Звонко, в щеку.

– Отлично, Смитти. На твоем месте я бы тоже попробовал этот приемчик.

Смеясь, он отклонился.

– Хэнк! – завопила она. – Не смей!

Но он бросил ее в воду.

Мадди наклонился над камерой и поправил треногу.

– Всем приготовиться!

Он посмотрел на них через объектив, выпрямился, рукавом потер свою камеру из красного дерева. Потом снова нагнулся и бросил еще один взгляд на живописную, группу, сидящую перед ним на фоне роскошного куста гибискуса, ясного чистого неба и огромного Тихого океана.

Лидия и Теодор отчаянно пихали друг друга локтями, Аннабель бегала кругами у ног Маргарет, склонившейся вперед и пытавшейся остановить ребенка. Хэнк смотрел прямо перед собой на бедра и спину Маргарет.

Мадди достал инструкцию и опять прочитал ее на всякий случай, установил фокус, приник к объективу и накрылся черным покрывалом.

– Я готов!

Лидия подтащила козу поближе, чтобы она тоже попала в кадр. Еще несколько минут прошло в поисках лучшего места. Маргарет по-своему завязывала белый галстук Хэнку, поправляла свое платье. Теодор решил сниматься в бейсбольной кепке (естественно, что он повернул ее козырьком назад), с битой, мячом и перчаткой. Лидия надела все украшения из ракушек и гребни, которые сделал ей Хэнк. Аннабель с любопытством следила за манипуляциями джинна.

Вскоре они объявили, что готовы. Маргарет сидела в центре на камне, с Аннабель на коленях, слева от нее Лидия обнимала Опровержение, Теодор справа опирался на биту с видом заправского игрока в бейсбол. Хэнк стоял позади Маргарет и по-хозяйски держал ее за плечо.

Мадди улыбнулся:

– Раз... два... готовы?

Все кивнули.

– Три!

И Мадди сделал свою первую фотографию – семейный портрет.

Хэнк и Смитти сидели на берегу и любовались закатом. Она держала на коленях уснувшую малышку. Теодор и Лидия удили рыбу неподалеку. А джинн? Проклятие! Он насаживал живца, потом летел и бросал в нужное место крючок. Видимо, дела шли лучше некуда, потому что визгам детей не было конца. Наверное, они наловили столько рыбы, что ее хватит, чтобы приготовить ужин, сожги Смитти хоть половину.

Смитти задумчиво что-то рисовала на мокром песке, а Хэнк любовался не столько закатом, сколько ею. Пожалуй, за последнее время он вообще только этим и занимался. Дул очень приятный бриз. Ветерок шевелил ее волосы. Господи, она просто совершенство! Казалось, такое лицо можно увидеть только во сне, а на ее коленях спит ребенок. Маргарет погладила девочку, а Хэнк растрогался так, что у него чуть слезы не выступили.

– Если бы ты мог выбрать, где бы ты сейчас оказался? – спросила она.

Он пересел поближе к ней.

– Почему ты спрашиваешь?

Она пожала плечами:

– Ну, думала об этом.

Он засмеялся:

– Да что ты? Неужели?

Маргарет улыбнулась:

– Я знаю. Ты думаешь, что я слишком много думаю. – Она покрутила головой и весело сказала: – Я думаю, что ты думаешь, что я слишком много думаю.

Они оба засмеялись.

Продолжая улыбаться, она сказала:

– Звучит ужасно. Может, думать не стоит совсем?

Хэнк ничего не ответил. Он не хотел думать. Просто сидеть и смотреть на нее. Хотел просто быть. Она, казалось, все-таки ожидала ответа. Он покачал головой.

– Ты-то, наверное, знаешь, где хотела бы оказаться?

Она пожала плечами:

– Не совсем. Я всегда считала, что хочу быть именно там, где и находилась в данный момент. Я была счастлива в Сан-Франциско. Всем довольна. У меня был дом, семья: отец и дяди. Работа.

– О, кстати, Смитти, расскажи мне, как женщина может пробиться в адвокаты.

Она взглянула на него исподлобья.

– Просто. Точно так же, как мы когда-нибудь добьемся избирательных прав. Надо всего лишь заставить мужчин понять, что мы такие же, как и они. Мы будем работать и со временем покажем мужчинам, которые от рождения упрямы как ослы, что и они могут ошибаться.

Он засмеялся:

– Наверное, ты хороший адвокат, дорогая.

– Папа так считает. Он был блестящим адвокатом, пока не ушел в судьи. Сейчас он – верховный судья Калифорнии.

Хэнк застонал.

– Он тебе понравится. Он любит поспорить, любит состязаться в уме и красноречии. Это он меня всему научил. Когда я росла, взрослела, мы обычно за ужином о чем-нибудь спорили. Он предлагал мне исходную точку и забрасывал вопросами, заставляя меня защищать свою позицию, потом, правда, почти всегда загонял в угол своими аргументами, потом смеялся и предлагал поменяться местами.

Хэнк присвистнул.

– Тогда я начинала защищать противоположную точку зрения, которую только что пыталась опровергнуть. Он научил меня думать. Он очень меня любит.

– Ты скучаешь по нему?

Маргарет посмотрела ему в глаза.

– Я очень беспокоюсь за него. Ведь я – это все, что у него есть. Не знаю, что ему сказали. Наверное, он думает, что я погибла, поэтому я волнуюсь, как он переживает эту весть.

– Может быть, он надеется.

Она кивнула.

– Ты все-таки мне не ответила, как женщина становится адвокатом.

Маргарет нахмурилась.

– Женщина может стать кем угодно.

– Только – не игроком в бейсбол.

– Дай нам время.

Он рассмеялся.

– Я училась в колледже. Первой получила докторскую степень по праву Энн Арбор. Но вообще-то степень иметь не обязательно. Можно быть и учеником. Я, например, сначала стажировалась, а потом получила степень. Я работаю в семейной фирме. Мой отец и дяди – старинные партнеры.

Хэнк опять невольно замычал что-то сквозь зубы.

– Мне всегда нравилось изучать право. Мне нравится искать решение сложных загадок, которые подкидывает мне закон. Закон всегда допускает разные толкования, разные подходы. Право, как и жизнь, не стоит на месте. – Маргарет задумалась, помолчала и вдруг добавила: – Но знаешь, вот сейчас я сижу здесь, и все это представляется мне таким далеким.

– Почему?

– Мне кажется, что все это было не со мной, а в какой-то другой жизни. Когда я оглядываюсь вокруг, – она кивком показала на море и пляж, – мне даже и в голову не приходит, что я могу очутиться в другом месте.

Они посидели молча, им не нужны были слова.

– Расскажи мне о тюрьме.

– Дорогая, это то, о чем, я уверен, тебе знать не надо. И я не уверен, что могу тебе рассказать.

– Почему бы и нет?

Он знал, что когда-нибудь этот вопрос возникнет, и посмотрел ей прямо в глаза..

– Это имеет такое значение для тебя?

– Если ты думаешь, что это повлияет на мое к тебе отношение, то очень ошибаешься, Хэнк.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Да, это имеет для меня значение, потому что это связано, с тобой.

Хэнк долго подыскивал слова, чтобы поточнее рассказать то, что было самым важным.

– Я жил на островах, переезжая с одного на другой, нигде не задерживаясь надолго. Самое большое – несколько месяцев. На тот злополучный остров меня занесло только на неделю. Я должен был забрать лодку, которую купил. Но, приехав к этому сукину сыну Ларошу, я обнаружил, что его нет и лодки тоже. Три недели я искал этого ублюдка, нашел его, выбил из него всю пыль, весьма основательно. Он делал вид, что первый раз меня видит. Целую неделю я был мертвецки пьян, почти ничего толком не помню. Меня разбудили местные жандармы, вытащили из постели и сволокли вниз по лестнице.