Дети совершенно не знали, что такое распорядок дня, они жили по своей схеме, всячески расстраивая любые планы Маргарет. У нее совершенно не оставалось времени для себя. Ей не удавалось побыть одной и пяти минут. Она часто думала о том, что матери – удивительные создания. Как они вообще что-то успевают делать?

Не успела она об этом подумать, как раздался плач Аннабель. Маргарет перешла маленький бассейн и взяла с камня мыло, которое грозило уже превратиться просто в горошину. Малышка кричала: «Мама!»

Маргарет попыталась намылиться почти исчезнувшим куском.

Аннабель все плакала и плакала.

Маргарет мылась, пытаясь убедить себя, что Лидия с сестрой и все будет в порядке. Она промыла волосы и нырнула. Но даже под водой она слышала детский плач. Наконец она вышла на берег, вытерлась и тоже натянула на себя фланелевую ночную рубашку, правда, она была ей коротка и тесновата в груди, но зато она была чистой и крепкой.

– Моя маленькая птичка, – закатывая рукава до локтей, бормотала Маргарет, обходя камни.

Малышка вопила и била Лидию ногами, чтобы вырваться, но, увидев Маргарет, сразу перестала брыкаться и закричала:

– Мама!

Лицо Лидии заметно побледнело.

Маргарет, протянув к Аннабель руки, сказала:

– Дай мне, я ее возьму.

Лидия взглянула на сестру, которая опять стала извиваться в ее руках и вопить так, что начала икать:

– Ма-а-а-ма-а!

Девочка передала ребенка с таким лицом, как будто сердце вырвала из груди, повернулась и побежала прочь.

– Лидия, подожди, пожалуйста! – закричала Маргарет с малышкой на руках. – Извини, я все понимаю, но...

Девочка, как будто не слыша ее, шла не останавливаясь, пока не скрылась за деревьями на другой стороне поляны.

Маргарет стояла и еще долго смотрела ей вслед, туда, где она скрылась за деревьями. Она не переставала спрашивать себя, как может по-настоящему умная и образованная женщина устраивать такой бедлам во всем, за что ни возьмется.

Она посмотрела на Аннабель. Та спала глубоким сном, свернувшись у нее на руках.

Материнство свалилось ей как снег на голову, и, разумеется, ни ум, ни образование не могли тут помочь.

Мадди проснулся от того, что кто-то стучал по его бутылке. Он провел по лицу рукой, стряхнув окончательно сон с усталых глаз, и посмотрел вверх, на пробку. Если бы ему когда-нибудь дали три желания, то он бы первым делом поставил себе дверь с замком. Мадди свесил ноги с дивана, колокольчики на туфлях звякнули. Он встал и потянулся.

– Мадди! – донесся до него громкий шепот. – Ты спишь?

Джинн сложил руки рупором и крикнул:

– Нет, хозяин!

Пробку вынули, и исполинский голубой глаз появился в отверстии.

– Ты выходишь?

– Да, хозяин, как только ты отодвинешься.

– Я понял. – Глаз мигнул и убрался. – Так?

Ноги Мадди оторвались от ковра, и через секунду он уже вылетел в облаке волшебного дыма на поверхность. Как только пурпурный туман рассеялся, джинн увидел, как его хозяин с любопытством смотрит в горлышко бутылки, пытаясь разглядеть, что там внутри.

– Что там у тебя есть?

– Ты хотел бы посмотреть?

Теодор отвел глаза от бутылки, и Мадди понял, как сильно маленький хозяин хотел бы увидеть, что внутри.

– А можно?

Мадди опустил руки, скрещенные на груди. Пусть Аллах простит его за нарушение ритуала. Какому-то слабоумному на заре времен показалось, что настоящие джинны должны всегда стоять скрестив руки, дескать, это очень им к лицу, а тут стой теперь две тысячи лет, конца-края не видно. Мадди взглянул на Теодора – тот, сгорая от нетерпения, ерзал на месте – и протянул ему руку.

– Только возьми меня за руку, хозяин.

Теодор подбежал и с готовностью протянул руку. Их сразу окутало чудесным пурпурным облаком, и они начали парить над землей.

– Священная корова!

Они делали круги, слегка поднимаясь над землей и над бутылкой, как два сокола, нацелившиеся на добычу. Теодор радостно смеялся, не в силах успокоиться, и Мадди решил еще немного покружить, чтобы дать ему время привыкнуть и насладиться полетом.

Они как раз собирались сделать последний круг и зависли над бутылкой, когда Лидия появилась из-за камней.

– Лиди! Посмотри на меня: я летаю! У-у-у! До свидания, Лиди. Я скоро.

И они исчезли внутри бутылки.

– А где паренек?

Маргарет осторожно уложила Аннабель в кроватку, сооруженную из сундука, и подняла глаза. Хэнк, насупившись, смотрел на нее.

– Тердор? Я его не видела.

– Я тоже. – Хэнк огляделся. – А где Лидия?

– Она ходит где-то здесь.

– Ради всего святого! Неужели так трудно последить за детьми?

Она медленно повернулась, руки сами собой сжались в кулаки.

– Подожди минутку.

– Пойди и приведи ее.

Маргарет сосчитала про себя до двадцати пяти и потом спокойно сказала:

– Я не могу оставить малышку. Она только что заснула.

Он выругался так громко, что мог бы разбудить любого, тем более маленького ребенка, и Аннабель тут же проснулась и заплакала.

Хэнк нахально посмотрел на Маргарет:

– Ну что ж, она больше не спит.

Маргарет сделала небольшой шаг назад.

– Прекрасно. – Она повернулась и пошла к скалам. – Пойду поищу Лидию.

– Какого черта? Куда ты?

Маргарет не оборачивалась, более того – она подхватила свою юбку и побежала как ветер.

– Смитти! Ты не можешь оставить ребенка на меня! Проклятие! Вернись.

Она понеслась пуще прежнего. Вот единственное, чего она не лишилась на острове. Бегает она по-прежнему. Ее длинные ноги пожирают метры, как и раньше. Недаром она всегда славилась как самая быстрая бегунья в команде колледжа. У нее даже было прозвище Антилопа.

– Смитти! Черт тебя побери!

Она только рассмеялась и исчезла из виду быстрее, чем Хэнк Уайатт осознал свое поражение.

Аннабель смотрела на Хэнка из-за края сундука так пристально и пугающе-серьезно, что он невольно подумал, что ей следует стать судьей. Он провел рукой по волосам и выругался, ибо не знал, как еще дать волю гневу.

– Демо! – тут же повторил ребенок, засунул два пальца в рот и уставился на него снова.

Мрачный, он стоял и думал, что теперь предпринять. Тут Аннабель неожиданно упала на спину в своей постельке, потом поднялась.

– Пикабу!

– Да-да, пикабу-пикабу.

Она опять нырнула вниз.

Хэнк закатил глаза: «Я что, так и буду пикабукать тут целый день?!»

Над краем сундука показались кудрявая рыжая головка и два ярких глаза.

– Папа!

– О нет, ну уж нет. Ни под каким видом! – Он поднял руки вверх и отступил назад так быстро, что ударился о ствол дерева. – Никаких пап! – Он показал на себя пальцем. – Я – Хэнк. Поняла? Хэнк!

Аннабель улыбнулась, вытащила пальцы изо рта и помахала ему своей пухлой ручкой.

Пока он метался взад и вперед, бормотал что-то, приглаживал волосы, ругался про себя всеми известными ему плохими словами, Аннабель вылезла из ящика и подбежала к нему на своих коротких толстеньких ножках.

Он обернулся и увидел у нее в руках банан. Они смерили друг друга взглядом. Невинность и воплощенный цинизм. Хэнк опустился на корточки, и малышка протянула ему банан.

– Ребенок, ты есть хочешь?

Она в ответ только улыбнулась. Пока он чистил банан, она придвинулась, пальцем ткнула ему в нос и вдруг сказала:

– Нос.

Он был поражен, но вскоре ему пришлось удивиться еще больше.

– Нос Хэнка, – произнесла Аннабель чисто-чисто, без ошибки.

Он засмеялся:

– Правильно. Это мой нос. – Он сел на песок и протянул ей угощение. – На, возьми.

Малышка схватила банан, но сжала его так сильно, что он превратился в кашицу.

Аннабель взглянула на свои пальцы, на Хэнка и проговорила:

– Демо!

– Да, похоже, все правильно, ты смышленый ребенок.

Аннабель затолкала немного банана себе в рот, слизнув с руки, и заползла ему на колени, устроилась, прислонившись спиной к его груди, а ножки скрестив по-турецки.