— Не везёт в картах, везёт в любви, — старательно выговорил Гуго.

— Не жалуюсь, — рассмеялся Виктор и встал. — Капитолина Алексеевна, спасибо, чай необыкновенный. Пойду пройдусь перед сном. Гуго, за компанию?

— Хорошо, — встал и Гуго. — Большое спасибо.

Громового Камня не позвали, но он понимал, что это и от уважения к его хромоте, и от знания, что он только пришёл и не ужинал.

— Ещё чаю, Гриша, — предложила Капитолина Алексеевна и, когда он кивнул, взяла у него чашку и громко, но без крика позвала: — Липочка, прохладно уже, иди в дом.

— Ладно, — откликнулась с улицы Липочка. — Сейчас.

Но когда она вошла, Громовой Камень уже допивал вторую чашку с плюшкой.

— Большое спасибо, Капитолина Алексеевна, — встал Громовой Камень. — И спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Гриша, — приветливо попрощалась с ним Капитолина Алексеевна.

— Спокойной ночи, — сказала и Липочка.

Она явно хотела его о чём-то спросить и не решалась, но Громовой Камень не собирался ей помогать и, не заметив её желания, вышел.

— Липочка, — услышал он уже за спиной, — давай, посуду убрать надо.

— Да ладно, мама, сейчас.

Когда неровные шаги затихли и хлопнула дверь комнаты Громового Камня, Липочка сбросила на диван платок и налила в полоскательницу горячей воды из самовара.

— Мам, — шёпотом позвала она. — А он не пьяный пришёл, ты не заметила?

Капитолина Алексеевна строго посмотрела на неё, но ответила:

— Если и выпил, то немного. И вёл себя нормально.

— Угу, — Липочка старательно обмывала чашку Громового Камня. — Индейцы все пьяницы. Вот как запьёт он…

— Когда запьёт, тогда и будем думать, — сердито ответила Капитолина Алексеевна. — И не копайся. Два блюдца полчаса полощешь.

Липочка обиженно надула губы, но промолчала. В субботу в Культурном Центре танцевальный вечер, по билетам. На билет, на буфет и на «бантики» — это же просить придётся. И ссориться с матерью накануне такого разговора совсем глупо. А о наряде надо серьёзно подумать, это ж не в старый город, к берёзам сбегать, под гармошку потоптаться, тут культура нужна, так что… Липочка вздохнула и покосилась на мать. Ладно, завтра с утра поможет Ефимовне и весь низ уберёт, тогда мама точно позволит.

Мария стояла у окна, рассматривая быстро темнеющий сад. Ну вот, вот и всё, нет, она ни о чём не жалеет, всё получилось даже лучше, чем она ожидала, могла ожидать. И больница оказалась нестрашной, и самое главное — с мужем уладилось. Почти уладилось. Доктор Ваня уговорил дать телеграмму, помог сочинить, а деньги дал Михаил. Сказал, что в долг. Ну, с Михаилом она сама сочтётся, он свой, всё понимает, а с мужем…

…В кабинете у доктора Вани всегда светло и спокойно.

— А если он приедет?

— Поговоришь с ним, — доктор Ваня смотрит на неё серьёзно, без насмешки. — Всё объяснишь.

— Нет, нет…

— Я помогу.

— А… а может, вы с ним поговорите, — с надеждой просит она.

Доктор Ваня улыбается.

— Поговорю, обязательно поговорю, но не вместо тебя.

Она кивает. Спорить с доктором Ваней или не слушаться его невозможно…

…Мария вздохнула и отошла от окна. Темно уже совсем, надо ложиться спать. У неё отдельная комната, с уборной и душем, называется — бокс. Смешное название. И совсем не похоже на камеру. Ну, ночь уже, пора ложиться.

Свет она включать не стала: занавесок нет, мало ли кто в саду окажется и увидит, а голышом походить тоже хочется, привычней так.

Мария быстро привела себя в порядок, откинула одеяло и легла, прикрыв только ноги. Тепло же, и не давит. Ну вот, ещё день прошёл. Завтра… завтра самое страшное — гинеколог. Он одного названия всё внутри дрожит. Да ещё и женщина. Женщина-врач — хуже этого ничего не было. Хотя здесь… здесь, может, и по-другому. Доктор Ваня обещал пойти с ней. Странно: беляк, а как всё понимает. И не расспрашивает особо, а ты сама всё ему рассказываешь.

Она вздохнула и потянулась, закинув руки за голову. Может, и вправду обойдётся. Михаил говорил, что врачи здесь другие. И остальные парни, и элы, и джи… Может, и не врали. Кто её уже смотрел, больно не сделали, ни один, и не лапали, тоже ни один. Но гинеколог — это совсем другое. Хотя… что ей, перегоревшей, могут сделать? Только убить. Всё остальное — уже пустяки, да и неважно это. Степана жалко, он ей зла не хотел, если и обижал, то по незнанию. И она его… тоже не со зла. Он её, можно сказать, из смерти вытащил, а потом… хозяйка она никакая. Стирка, готовка — всему учиться пришлось. Степан терпел, учил, злился, конечно, но не гнал. Она старалась как могла, хорошо ещё, что Степан на работе уставал и не каждую ночь лез.

Мария снова вздохнула и уже закрыла глаза, когда послышались лёгкие скользящие шаги. Ближе, ближе… замерли у двери. Уже догадываясь, кто это, Мария приподнялась на локте и позвала по-английски.

— Это ты? Заходи.

— Да, я, — так же по-английски ответил, входя, Майкл. — Не спишь ещё?

— Нет, — улыбнулась Мария.

Её улыбка блеснула в темноте, и Майкл пошёл на эту улыбку, как на свет. Он был в белом халате и шапочке, и Мария спросила:

— Работаешь сегодня?

— Да, дежурю, вот отпросился, держи, — он полез под халат и вытащил большое яблоко.

— Оу! — тихо засмеялась Мария. — Спасибо. Ты садись. Тебя на сколько отпустили?

— Успею, — усмехнулся Майкл.

Мария покатала в ладонях яблоко, понюхала.

— Ты как? — тихо спросил Майкл. — В порядке?

— Да, — кивнула Мария. — А ты?

— У меня всегда порядок, — буркнул Майкл.

Он сам не понимал, что с ним, вернее, не хотел понимать, и потому срывался. Мария снова засмеялась и вздохнула.

— Мне завтра к гинекологу идти.

— Это доктор Барби? Варвара Виссарионовна? — уточнил майкл. — Не бойся, она добрая.

— Много ты в гинекологах понимаешь! — фыркнула Мари я.

— Здесь все врачи хорошие, — упрямо ответил Майкл и, помедлив, предложил: — Хочешь, я с тобой пойду. Сменюсь, и пойдём.

— Спасибо, — кивнула Мария. — Доктор Ваня сказал, что отведёт меня. Он на тебя не заругается? Ну, если и ты пойдёшь.

— Думаю, нет.

— Он что, тоже… добрый?

— Ты ж его видела. И говорила с ним. Он…

Майкл запнулся, подбирая слова, и она закончила фразу за него.

— Понимающий, так?

— Да, — обрадовался находке Майкл. — Это ты точно. Знаешь, меня когда привезли прошлой зимой, в самую заваруху, я сначала не давался, думал, лучше пусть сразу пристрелят, чтоб не мучиться.

— Ты горел уже? — перебила она его.

— Нет, я только раненый был, ну, побили меня сильно, кожу порвали, сзади и на лице.

— Лицо у тебя чистое, — возразила Мария.

— Это мне под волосы шов утянули. Я теперь на лоб счёсываю. И разрез был не рваный, такие хорошо заживают, а сзади меня здорово попортили. Я же джи, — Майкл вздохнул. — Гореть я уже здесь начал. Так когда привезли меня, сначала буйным посчитали и связали, так доктор Ваня пришёл, санитаров выгнал и развязал меня, — Майкл снова вздохнул.

— Ты за хозяина его посчитал, да? — жадно спросила Мария.

— Да нет, — усмехнулся Майкл. — Я и не надеялся на это. Грязный весь, вонючий, морда в крови, задница порезана. На хрен такой спальник нужен. Да и по нему ж видно, что ему джи без надобности.

— Ну, не скажи, я в большом паласе была, навидалась. Парня и девку за раз брали, и ни хрена.

Майкл кивнул.

— Я такое тоже видел, — и по-русски: — Бисексуал называется, — и тут же снова по-английски. — Но тут… Знаешь, он развязал меня, ну, мне только петлю на руки накинули, на запястья, стянуть даже не успели, он петлю снял, в угол откинул. Я стою перед ним и жду. Куда ударит. А он на меня смотрит, и тут, — Майкл как-то недоверчиво улыбнулся. — Тут он меня, понимаешь, меня спрашивает. Хочу ли я умыться. И рукой на раковину показывает. А там мыло лежит, белое, и полотенце рядом.

— Ты небось и кинулся, — засмеялась Мария.

— Ага, — так же радостно засмеялся Майкл. — А мыло щиплет, я и ойкнул. А он говорит, давай посмотрю, что можно сделать. Тут и доктор Юра зашёл. Юрий Анатольевич.