Княжна Мария, воспользовавшись удобным временем, вышла в сад. Время было условлено; там дожидался княжну красавец офицер Фёдор Долгоруков.
— Наконец-то вы пришли, княжна! А я давно дожидаюсь вас, — радостно воскликнул он, — больше часа…
— Бедный, я заставила вас ждать.
— О, княжна, это ничего не значит в сравнении с тем, что я слышал относительно вас. Ведь говорят… не нынче-завтра вас объявят невестою цесаревича!
— Вам этого не хотелось бы, да?
— Что за вопрос, княжна! Вам хорошо известно моё сердечное отношение к вам! Чтобы назвать вас милой женой, я… я ни пред чем не остановлюсь… я готов на смерть идти, готов муку вытерпеть.
— Этого совсем не надо, милый князь, — с улыбкою проговорила княжна Мария.
— Вам смешно, княжна, а мне горько, очень горько. Ведь вас отнимают у меня! — печально проговорил Долгоруков.
— Отнимают, но не отняли.
— И отнимут.
— За кого же вы, князь, принимаете меня? Я — не ребёнок… у меня есть своя воля. Положим, быть царицей очень заманчиво, но я не в отца, не тщеславна. И советую вам успокоиться. Царицей я никогда не буду, никогда. Все затеи моего отца кончатся ничем, поверьте мне.
— О, если бы так было!..
— Так и будет! Ждите, князь, судьба улыбнётся нам.
— Дорогая, милая княжна, вы дарите меня таким счастьем! — И молодой князь стал с жаром целовать руки у красавицы Марии.
— И это счастье, может быть, близко… Да, да!.. Я знаю, что все затеи отца должны скоро разрушиться: царевич на мне не женится, я уверена в этом, и тогда, князь Фёдор, вы станете просить у моего отца согласия на брак со мною.
— Увы, этого согласия я не получу. Князь Александр Данилович не благоволит ко мне и едва ли решится назвать меня своим зятем, — с глубоким вздохом проговорил Фёдор Долгоруков.
— Мой отец не расположен к вам, это правда, но я сумею поставить на своём: отец любит меня и редко в чём отказывает мне.
Долгоруков и княжна Мария сильно увлеклись своим разговором и не заметили, что за ними давно следила пара чьих-то глаз.
— О, если бы ваши слова сбылись, милая княжна! — пылко воскликнул Долгоруков.
— Они и сбудутся, только надо терпение. Ведь я не нравлюсь цесаревичу, он избегает меня, но я об этом нисколько не сожалею.
— Милая, дорогая княжна! — И Долгоруков стал с жаром целовать руки Марии.
В это время в кустах кто-то зашевелился, и влюблённые быстро оглянулись.
Пред ними стоял сам князь Меншиков, с лицом, искажённым злобою; его высокая, сутуловатая фигура была несколько согнута, одной рукой он опирался на трость, а в другой держал пистолет.
— Князь! — невольно вырвалось у Фёдора Долгорукова.
— Да, князь… Что, господин поручик, не ждал, не гадал? Не в меру же смел ты и дерзок! — задыхаясь от гнева, проговорил Меншиков.
— Я… я в вашей власти, князь, вы вольны делать со мною, что хотите.
— Да, да, я волен убить тебя, но я этого не сделаю, не потому, что жалею тебя, твою молодость, а потому, что не хочу огласки.
— Батюшка, — прерывая отца, проговорила княжна Мария.
— Молчать! — загремел на дочь Меншиков. — Ступай к себе: разговор с тобою у нас будет после.
— Хорошо, но прежде чем уйти отсюда, я должна сказать вам, что люблю князя Фёдора, — оправившись от испуга и неожиданности, смело проговорила молодая девушка.
— Что же, любить его ты вольна, но только женою никогда не будешь… А теперь ступай к себе в горницу и ложись спать… завтра я с тобой поговорю.
— Надеюсь, батюшка, вы ничего дурного не сделаете князю?
— Если ты не уйдёшь, то я позову людей и прикажу вытащить тебя из сада.
Эта угроза подействовала на княжну Марию.
— До свидания, князь! Я не говорю вам «прощайте», так как, надеюсь, мы скоро увидимся. Знайте, любовь к вам сойдёт только со мной в могилу, — и, сказав это, княжна не спеша пошла из сада.
— Ну, ваша светлость, скажите, что вы намерены делать со мною? — спокойно спросил Фёдор Долгоруков у Меншикова.
— Ты это, князёк, сейчас узнаешь; только скажи прежде, как ты попал ко мне в сад? Через забор, что ли?
— За кого вы меня принимаете? Я не вор, чтобы через забор лазить.
— Нет, ты вор, вор…
— Князь! — бешено крикнул молодой Долгоруков, меняясь в лице и быстро выхватив из ножен саблю.
— В ножны саблю, мальчишка! Ты забыл, что я — фельдмаршал российских войск! Забыл, что мне ничего не стоит стереть тебя с лица земли… Сейчас в ножны саблю! — крикнул Меншиков.
— Убейте меня, князь, если вам нужна моя жизнь, но не оскорбляйте постыдным прозвищем, — тихо промолвил Долгоруков, вкладывая свою саблю в ножны.
— А я повторяю, ты — вор девичьей чести.
— Ошибаетесь, князь! Я люблю княжну Марию, люблю сильнее жизни, но на её честь не посягал.
— Довольно! Слушай моё решение: если ты хочешь целым быть, то чтобы завтра же тебя не было в Питере. Не то не миновать тебе Сибири!
— Куда я должен ехать?
— Куда хочешь, только подальше от Питера… Я пошлю тебя на Кавказ.
«Уехать на Кавказ? Расстаться с милой княжной? Нет, я не могу, не могу», — подумал Долгоруков и не совсем твёрдым голосом проговорил:
— На Кавказ я не поеду, ваша светлость!
— На Кавказ не поедешь, так в Сибирь прогуляешься… Выбирай, что ближе и что для тебя лучше! Только жалея твоего отца, князя Василия Лукича [5], я на Кавказ тебя отправляю… Помни это!..
— Дайте мне хоть три дня срока! Я должен собраться.
— Ни одного дня!.. Завтра ты выедешь на Кавказ… Я к командующему на Кавказе генералу Митюшину приготовлю письмо, ты свезёшь его и там останешься… Слышишь? А теперь ступай!
Молодой князь направился было из сада.
— Постой, я сам провожу тебя, — проговорил Меншиков и пошёл из сада рядом с Долгоруковым.
Они вышли на двор и подошли к калитке; последняя была несколько приотворена. Меншиков, проводив незваного гостя, подошёл к сторожке и постучал в оконце.
Сторож Никита, дрожа всем телом, шатаясь, вышел из сторожки и упал на колени пред своим господином.
— Сколько, лукавый раб, взял ты с Долгорукова денег за то, что впускал его на двор в неурочное время? — грозно спросил Меншиков у сторожа.
— Князь пожаловал мне целковый, — всхлипывая, ответил тот.
— Подлый холоп, за целковый ты продал своего господина! Эй, дворецкого ко мне!
— Я здесь, ваша светлость, — раболепно изгибаясь, ответил толстый, круглый, с лунообразным лицом дворецкий Никанор Саввич.
— Сторожа со всей семьёй на поселенье! Чтобы завтра же его не было на моём дворе!
— Будет исполнено, ваша светлость!
— Продажному холопу нет пощады! — И, сердито проговорив эти слова, Меншиков направился к своему дворцу.
Дворецкий на почтительном расстоянии следовал за ним.
— Горничную девку Аришку одеть в посконный сарафан, остричь косу и отправить в мою сибирскую вотчину, в скотницы… понял? — в самых дверях дворца обратился Меншиков к своему дворецкому.
— Будет исполнено, ваша светлость!
Это распоряжение князя относительно Арины было вызвано тем обстоятельством, что на неё дворецкий указал как на пособницу свиданий княжны с Долгоруковым. Никанор Саввич ещё накануне выследил, что Арина передала какую-то записку сторожу; это показалось ему подозрительным; он проследил на следующий день за нею и сторожем и, убедившись, что княжна действительно находится на свидании с Долгоруковым, поспешил разбудить князя Меншикова. Тот спустился в сад, удостоверился в справедливости доноса дворецкого и круто распорядился как с обоими влюблёнными, так и с горничной Аришей и со сторожем. Он с таким же удовольствием предпринял бы крайне крутые меры против возлюбленного своей дочери, но здесь пришлось ему несколько сократиться — ведь это был не смерд какой-нибудь, а представитель богатого и властного в то время рода князей Долгоруковых.
Князь Фёдор Долгоруков был сыном известного в то время вельможи Василия Лукича. Получив хорошее образование, он по воле императора Петра Великого был для усовершенствования в науках в числе молодых дворян отправлен «в Неметчину». Пробыв долгое время за границей, он вернулся в Россию развитым, образованным молодым человеком. В то время уже царствовала супруга великого Петра, Екатерина Алексеевна. Князь Василий Лукич советовал сыну Фёдору служить при дворе, но не лежало у того сердце к придворной службе; он выбрал военное поприще и скоро дослужился до офицерского чина.
