-- Что означает этот стук? -- спросил Тольский.

   -- Уходить мне время -- смотритель стучит. Пока прошу прощения, сударь... Завтра в такую же пору я к вам опять приду и мы обсудим, как вам быть и как из этой тюрьмы удрать. -- Кудряш вышел в коридор к поджидавшему его смотрителю.

   По прошествии двух дней в кабинет губернатора Бубнова вбежал с помертвевшим лицом смотритель тюрьмы и доложил, что арестант Федор Тольский бежал из тюрьмы; вместе с ним бежал и тюремный солдат Никита Гусак.

   При таком известии Семен Ильич заволновался было, загорячился, но потом, несколько подумав, уже спокойно проговорил, махнув рукою: "Ну и черт с ним!" И, обращаясь к смотрителю, совершенно равнодушно спросил:

   -- Скажи-ка по правде, сколько тебе дал Тольский за свой побег; только, чур, не ври, а говори честно.

   От такого вопроса начальника смотритель опешил и пробормотал:

   -- Помилуйте, господин губернатор...

   -- А ты, братец, повинись, скажи правду, тогда и помилую.

   Смотритель не выдержал и повинился в подкупе.

   Бубнов сдержал свое слово: помиловал смотрителя и оставил его при той же должности.

   Простил добряк Бубнов и свою жену: слишком уж сильно он любил ее.

   За Тольским и его сообщником погони никакой не было. Бубнов обрадовался бегству "негодяя и проходимца".

XXIV

   Между тем в глухую полночь, когда все было покрыто непроницаемым мраком, Тольский со своим неизменным Кудряшом и с Никитою Гусаком, стоявшим на руле, шел на небольшой парусной лодке по проливу, отделяющему Ситху от Аляски. Лодка быстро неслась по бурным водам, сердитые волны подбрасывали ее, как ореховую скорлупу, угрожая смельчакам смертью. Но, несмотря на это, Тольский был спокоен; он молча смотрел вдаль, желая разглядеть берег, но ночная мгла мешала ему.

   Никита Гусак и Иван Кудряш помогли ему бежать из тюрьмы. Гусак подготовил лодку, а Кудряш вошел в сделку с тюремным смотрителем. Правда, эта сделка недешево стоила Тольскому: почти все его деньги, добытые картежной игрой, перешли в карманы смотрителя.

   Кудряш был угрюм и бледен; он дрожал от холода и боязни быть выброшенным волнами из лодки. Нашим беглецам еще угрожали льдины, походившие на высокие горы, носившиеся по Ледовитому океану и заплывавшие также в пролив, по которому скользила лодка беглецов. Попадись она между льдинами -- ее и находившихся в ней людей стерло бы в порошок.

   Гусаку надоело молчать, и он обратился к Тольскому:

   -- Берег близко.

   -- А ты разве видишь его? -- спросил Тольский.

   -- Не вижу, а близко... А ты не боишься погибнуть в океане?

   -- Спроси о том, Гусак, не меня, а вот его. Ты видишь, он сидит ни жив ни мертв, -- с улыбкою промолвил Тольский, показывая на бледного и испуганного Кудряша.

   -- Он не человек, бачка, баба трусливая.

   -- А ты, воронье пугало, держи свой язык на привязи, не то отведаешь вот чего! -- И Кудряш погрозил алеуту кулаком.

   Мало-помалу ночная мгла стала рассеиваться, и наши беглецы увидали наконец берега Аляски.

   -- Берег виден, -- сказал Гусак.

   -- Да, я думаю, скоро мы доберемся.

   -- Скоро, только не было бы помехи. Боюсь, льдины не допустят нас до берега.

   Но страх Никиты Гусака был напрасен: лодка скоро причалила.

   -- Вот мы и на земле, -- произнес Тольский, выскакивая из лодки.

   Кудряш последовал его примеру -- теперь он уже не боялся -- и весело сказал:

   -- А на земле, сударь, много лучше, чем на воде!

   -- Погоди еще радоваться, Ванька. Не забывай, мы находимся в незавидном положении, заброшенные судьбой черт знает куда. Мы должны укрываться и идти в глубь страны, к дикарям, к людоедам... Мы спаслись от гибели на море, а здесь, на суше, скорее можем погибнуть: там мы были в распоряжении волн, а здесь будем в распоряжении дикарей.

   -- Выходит, сударь, одно не слаще другого, -- уже растерянным голосом произнес Кудряш. -- Этак, пожалуй, и в самом деле угодим дикарям на похлебку!

   -- Очень может быть. Плохо еще то, что у нас нет оружия, нечем защищаться.

   -- У меня пистолет, -- сказал Кудряш.

   -- И у меня тоже есть пистоль да нож острый, -- заметил Гусак.

   Берег, к которому пристала лодка с нашими беглецами, был крутой и скалистый; местами лежал еще снег, а у самого берега часть пролива была покрыта толстым слоем льда. Но по мере того как они подвигались в глубь Аляски, природа становилась оживленнее. Тут уже попадались распустившиеся деревья и трава, довольно высокая и сочная.

   Скоро наши путники вступили в густой лес и, выбрав поляну, покрытую сочной травой, растянулись на ней.

   -- Дай денег! Я хлеба и рыбы достану и принесу тебе, -- несколько отдохнув от усталости, обратился Никита к Тольскому.

   -- Но где же нам ждать тебя? -- давая деньги, спросил Тольский.

   -- Здесь, бачка, здесь жди... Я скоро вернусь.

   Гусак быстро зашагал по лесу: дорога ему хорошо была известна, и он скоро совсем скрылся с глаз Тольского и Кудряша; они остались вдвоем.

   Тольский скоро заснул, а Кудряш боролся со сном, опасаясь ядовитых змей и диких зверей, водившихся в изобилии на Аляске.

   Эта предосторожность оказалась нелишней: скоро Кудряш услышал громкое шипение и увидел, как большая змея, извиваясь в траве, быстро приближается к спящему Тольскому. На этот раз парень не потерялся и сломленным суком перебил змею на две части.

   Удар, нанесенный змее, был так силен, что разбудил Тольского.

   -- Ты что это? -- спросил он у Кудряша.

   -- Змею убил... Проклятая гадина хотела вас, сударь, ужалить...

   -- Ванька, ты опять спас меня!.. Который это раз! И чем я отплачу тебе? -- с чувством проговорил Тольский и, подойдя к верному слуге, крепко обнял его.

   -- Вы уже заплатили мне, сударь, своею ласкою. Больше мне никакой не надо платы.

   Скоро вернулся и Гусак с мешком, перекинутым за плечи.

   -- Вот и я!.. Хлеб принес, рыбу, яйца и русскую водку, -- весело проговорил алеут, опорожняя мешок. -- Пей водку, ешь хлеб, ешь рыбу.

   -- И ты выпьешь со мною?

   -- Выпью, бачка, я люблю русскую водку.

   Тольский и его спутники хорошо выпили и сытно закусили вкусной вареной рыбой и яйцами.

   Решив, что тут, на поляне, вблизи от жилья, небезопасно, они двинулись в самую глубь леса. Проводником был Никита Гусак: лесные дороги и тропинки были хорошо известны ему. Шли они по вековому лесу часа два-три и зашли в такую чащу, что отыскать их там не было никакой возможности. Тут, выбрав небольшую поляну, окруженную, непроницаемым лесом, они принялись делать себе хижину из древесных сучьев. Работа кипела, и шалаш был скоро готов.

   Невдалеке от шалаша, в глубоком овраге, била струя ключевой воды. Ею наши скитальцы утоляли свою жажду; хлеба и рыбы было у них дня на два.

   -- Ешь, не жалей; выйдет хлеб, ты дашь денег, я опять принесу, -- сказал Гусак.

   -- Ведь мы далеко от жилья... Теперь тебе, Гусак, трудно будет доставать хлеб...

   -- Ноги есть, сила есть, деньги есть, значит, и хлеб будет.

   И на самом деле, скитальцы не сидели голодные; хлеб у них не переводился. Тольский давал старому алеуту денег, и тот приносил хлеб и другое съестное, а нередко и водку. Кроме того, Тольский и Кудряш охотились в лесу на птиц; раз как-то убили здорового оленя, мясом которого в течение нескольких дней питались. Патронов у них был порядочный запас, а когда он вышел, старый алеут добыл и пороху, и дроби.

   Скитальцы стали привыкать и к лесу, и к своему жилищу. В ночную пору, когда Тольский спал в шалаше, Гусак и Кудряш чередовались: один спал, а другой стоял на страже. Опасались неожиданного нападения дикарей, обитающих как в лесах, так и на полях, а также зверей, и, чтобы не дать последним приблизиться к шалашу, каждую ночь в нескольких шагах от него разжигали большой костер, огонь и дым которого отпугивал зверей.