Дмитриев Дмитрий Савватиевич
Русский американец
Исторический роман
Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку нечист...
А. С. Грибоедов. Горе от ума
I
Карточный зал клуба тонул в облаках табачного дыма. Было душно и жарко. На ломберных столах сверкали груды золота. Над Москвой занимался уже бледный рассвет, но игроки забыли про время. Без устали мелькали по зеленому полю пестрые фигуры карт, и переливалось с тихим звоном золото.
Наконец и у баловней счастья, и у проигравших состояния иссякли силы. Один за другим стали подниматься игроки, перебрасываясь коротенькими фразами. Скоро зал совсем опустел. Только за одним столом осталось еще двое игроков, Федор Иванович Тольский и Алексей Михайлович Намекин, оба -- юноши, изящные, красивые, всем выдававшие свое аристократическое происхождение.
Федю Тольского, отчаянного кутилу, страстного игрока и упрямого дуэлянта, прозвали в его кругу Американцем. Это был почти красавец, с прекрасными черными до синевы кудрями и такой же бородкой. На матово-белом лице горели большие черные глаза.
Другой юноша, Алеша Намекин, лет на пять моложе Тольского, со стройною и сильною фигурой, пользовался репутацией смельчака, которому все нипочем. Он почти не знал партнера и играл с ним впервые.
-- Ну, однако, пора и мне, пять часов, -- проговорил он, вставая из-за стола и потягиваясь. -- Давайте рассчитаемся!
-- Давайте, -- сквозь зубы процедил Тольский и стал подсчитывать мелом в столбик цифры. -- Вы проиграли ровно двадцать тысяч, -- сказал он, окончив подсчет.
-- Как двадцать тысяч? -- удивился Намекин.
-- Да так... как другие проигрывают, так и вы мне проиграли.
-- Нет, извините, такие деньги я не мог проиграть.
-- У меня записано... вам остается только заплатить.
-- Нет, таких денег я не заплачу. Я привык платить лишь то, что проигрываю.
-- Вы мне и проиграли.
-- А я повторяю, что таких денег не проиграл.
-- Значит, попросту вы отказываетесь платить? -- сверкнув глазами, спросил Тольский.
-- Отказываюсь. Я зря не бросаю денег.
-- Повторяю вам, у меня записано.
-- Записывать вы вольны, сколько хотите.
-- Вот что... может быть... Но я привык руководствоваться тем, что записываю, и докажу вам! -- Тольский быстро встал, подошел к дремавшему у двери лакею, резким движением вытолкнул его из комнаты, запер дверь, вынул из бокового кармана пистолет, положил его на стол и протяжно произнес: -- Он заряжен.
-- Ну так что же?
-- А то: заплатите вы мне или нет?
-- Разумеется, нет, -- совершенно спокойно ответил Намекин.
-- Даю вам десять минут на размышление. Подумайте! Иначе я вас...
-- Убьете, что ли? Право, не стоит! -- Намекин вынул из кармана часы и бумажник и положил их на стол. -- Часы стоят рублей пятьсот, не больше, а денег в бумажнике двадцать пять рублей... Вот и все, чем вы можете поживиться, если убьете меня... Ну, а за убийство придется и отвечать; а если бы вы захотели скрыть преступление, вам пришлось бы потратить на это не одну тысячу. Теперь судите сами, какой вам расчет убивать меня?
-- Ну и молодец же вы! Вот человек, которого я так давно искал!.. Давайте руку, и станем друзьями! -- весело воскликнул Тольский.
-- Что же, я не прочь...
Новые друзья, при таких необычайных условиях заключившие союз дружбы, крепко пожали друг другу руки.
-- Нет, давайте обнимемся и выпьем на брудершафт, -- громко сказал Тольский.
-- И на это согласен.
-- Две бутылки шампанского, живо! -- закричал Тольский.
Явилось вино, хлопнули пробки. Золотистая влага задорно-весело заиграла в высоких бокалах. В клубе уже погасили огни. Новым приятелям пришлось оставить клуб.
-- Прощай, Алеша, до завтра, -- садясь в сани, запряженные иноходцем, весело крикнул молодой Тольский.
-- Прощай.
-- Куда прикажете? -- спросил кучер у Тольского.
-- Куда ехать?.. Э, все равно... Вези, куда хочешь.
Сани понеслись к Кремлю.
Было морозное раннее утро. Где-то прозвучал колокольный звон, ему ответили другие колокола.
-- Что за звон? -- лениво спросил Тольский у кучера.
-- К ранней обедне, ваше сиятельство.
-- Неужели к обедне? Который же теперь час?
-- Недавно пять пробило.
-- Ну так вези меня домой.
-- Слушаюсь.
Проезжая переулком, Тольский услыхал крики о помощи. Он приказал остановить лошадь и стал прислушиваться. Крики неслись из маленького деревянного домика.
-- А ведь в этом доме кричат! -- сказал Тольский кучеру. -- Ты подожди здесь, а я пойду разведаю, что такое.
Молодой человек выпрыгнул из саней и быстро подошел к воротам домика. Ворота были заперты. Крик о помощи стал еще яснее. Он доносился уже не из домика, а как будто из двора. Тольский принялся стучать в ворота. Крик вдруг смолк, но никто не отпер. Тогда Тольский налег своим могучим плечом на калитку; та не поддавалась. Тольский принялся стучать в ворота и ногами и руками.
Наконец послышался недовольный голос:
-- Кто там безобразит? Кто стучит?
-- Отпирай! -- крикнул Тольский.
-- Да кто ты такой, и зачем я стану тебе отпирать?
-- Если не отопрешь, я полицию приведу.
Угроза подействовала. Калитку отперли. Тольский увидал перед собой заспанного сторожа.
-- Что вам угодно? -- спросил он.
-- Мне надо узнать, что у вас за шум на дворе? Кто-то кричал, звал на помощь.
-- Что вы, сударь! У нас ни шума, ни крика не было...
-- Но я слышал... ясно слышал, что с этого двора звали.
-- Помилуйте, у нас на дворе никого нет, хоть сами взглянуть извольте.
Тольский вошел на двор и оглядел его. Действительно никого не было.
"Что же это значит? Я ясно слышал, что кто-то со двора этого дома кричал о помощи... Я... я не мог ошибиться. Нет, что-нибудь не так. Надо дознаться", -- подумал Тольский и спросил:
-- Кому принадлежит дом?
-- Отставному секунд-майору Гавриилу Васильевичу Луговому.
-- А где теперь твой барин?
-- В покоях почивать изволит.
-- Так ты говоришь, что у вас в доме и на дворе все спокойно? Но крик был так ясно слышен...
-- Может, кто и кричал, только не у нас, -- уверенно проговорил сторож.
-- А ты не врешь?
-- Что же мне врать?
-- Но все же ваш дом я замечу.
Тольский, прежде чем сесть в сани, обошел весь двор, увязая по пояс в снегу. Нигде ничего подозрительного не оказалось.
Было уже почти светло, когда он оставил этот загадочный двор. Он сел в сани и махнул рукою кучеру, чтобы тот вез его домой.
Тольский жил на Пречистенке, в большом наемном доме. Весь второй этаж занимала его квартира. В нижнем этаже помещались дворовые. Он снимал весь дом в аренду, и, кроме него, других жильцов не было.
Деньги платил Тольский купцу-домохозяину не очень исправно. Но купец Мошнин волей-неволей принужден был терпеть такого съемщика.
Как-то раз купец, не зная еще хорошенько нрава своего квартиранта, предложил "очистить квартиру".
-- Что такое?! Ты, борода, смеешь меня гнать с квартиры, меня?! -- закричал Тольский.
-- Не выгоняю, барин, а отказываю.
-- Да ведь это все равно, что в лоб, что по лбу. Понимаешь ты, борода, или нет? А если понимаешь, то как же ты смеешь?
-- Деньги не платите.
-- Вот что... Стало быть, есть причина.
-- Известно, без причины не отказал бы.
-- А понимаешь ли ты, борода, что этим поступком ты меня оскорбляешь!
-- Помилуйте, какое же в том оскорбленье?
