ошибочно. "Кто ты, собствен-но? Говори же! Кажется, ты не хаджи",-раздалось

из-за двери "Какой хаджи! Кто хаджи! - воскликнул я. - Не произносите этого

мерзкого слова, и я не бухарец и не перс, а имею честь быть *[223]

*европейцем! Меня зовут Вамбери-сахиб". После этих слов на мгновение стало

тихо. Люди, казалось, были ошеломлены, но больше всех был потрясен мой

татарин, который впервые узнал это имя от своего спутника-хаджи, а теперь из

собственных уст благочестивого мусульманина услышал, что тот, оказывается,

неверный. Бледный как смерть, он уставился на меня большими глазами. Я

оказался между двух огней. Многозначительное подмигивание успокоило моего

спутника, да и персы изменили свой тон; европеец, страшное слово для людей

Востока, везде действует как электрический ток. Брань сменилась вежливостью,

угрозы - просьбами, и, когда наконец они стали меня умолять впустить в

комнату хотя бы двух самых главных всадников, а остальные согласились

довольствоваться конюшней и чуланом, я открыл дрожащим персам дверь. Черты

моего лица сразу же доказали им правильность моего утверждения. Разговор

между нами становился все оживленнее и приветливее, и через полчаса мои

персы, одурманенные араком (водкой), лежали в углу и хра-пели, как лошади.

Моему татарину я тоже должен был для успокоения дать некоторые разъяснения;

добрый малый охотно смирился. Покидая на следующее утро ледяные холмы и

про-езжая по приветливой Дамганской равнине, я вспоминал ночное происшествие

с содроганием.

Дамган считают старой Гекатомпилеей ("город с сотней ворот"); наши

археологи упорно выдвигают это предположение, хотя окрестности не хранят ни

малейших следов развалин го-рода, в который вела сотня ворот. Конечно,

грекам и персам, которые очень похожи друг на друга в благородном искусстве

хвастовства, можно верить, лишь делая скидку на это свойство. Я отбрасываю

из ста ворот восемьдесят, однако даже город с двадцатью воротами трудно

представить себе на том незна-чительном пространстве, которое сегодня

называют Дамганом. В городе, пожалуй, едва ли больше тысячи домов, в два

жалких караван-сарая в центре голого базара достаточно хорошо

сви-детельствуют о том, что сам он в коммерческом отношении не так

значителен, как это всюду думают.

Английский путешественник Фрейзер сожалеет, что никто не может ему

решить загадку чихиль духтаран (сорок девушек) или чихиль саран (сорок

голов), которые почитаются и лежат под одним надгробием. Число "сорок" у

мусульман священно, но особенно у персов, и сорок мужей, которых, по

мусульманской легенде, Моисей убил и вновь вернул к жизни, можно встретить

во многих местах. Примечательно при этом, что здесь, в Дамгане, дамский пол

возвышен до ранга мучениц или святых; в Кёльне подобные вещи обращают на

себя меньшее внимание, чем в Дамгане, чьи женщины изрядно прославились в

округе как раз из-за недостатка целомудрия.

Из Дамгана я доехал через две станции до Семнана, который знаменит

хлопком, но еще больше своими лепешками к чаю. В Персии каждый город имеет

что-то свое, специальное, из-за *[224] *чего его считают не только первым в

Персии, но и непревзой-денным в мире. В Ширазе - лучшие барашки, в Исфахане

- луч-шие персики, в Натанзе - лучшие груши и т.д., и при этом странно, что

предметы, осыпанные похвалами, в этих местах или плохие, или, что еще

забавнее, их вовсе нет. О семнанских лепешках к чаю я слышал еще в Мешхеде и

даже в Герате. Впрочем, в этом отношении у меня уже был опыт, проверенный

неоднократно, и потому многого я не ожидал. Я долго искал их на базаре,

прежде чем нашел несколько заплесневелых лепешек. "Семнан, - сказал мне один

торговец, - действительно известен этим товаром, но вывоз его так велик, что

нам ничего не остается". Другой сказал: "Да, Семнан славился когда-то этим

товаром, однако плохие времена испортили и его!" Здесь по крайней мере были

отговорки и извинения, а в других местах ложь проявляется во всей своей

наготе.

Отсюда дорога в Тегеран идет через Лосгирд [Ласджерд], Дехнемек и

Кишлак, через знаменитый перевал Хавар. Эта горная тропа считается

знаменитыми Caspiae Pylae^143 , и действи-тельно она - единственная в своем

роде. Дорога, которая тянется между высокими горными скалами, - дикая и

романтичная, а многочисленные крутые повороты словно специально созданы,

чтобы служить превосходным укрытием для разбойников. Как в былые времена,

так и теперь здесь еще много грабителей; есть скала, которая называется

Душегубец, есть Отцеубийца и т д. Сильное эхо делает эту дорогу еще

страшнее, и я видел, как ужас отражался на лице моего татарина. Я проезжал

здесь совсем один с оружием в руках и встретил на пути несколько

подо-зрительных лиц. Поэтому настроение у меня намного улуч-шилось, когда я

миновал ущелье и спустился на большую плодородную равнину Верамин. Эта

равнина, на северном краю которой возвышался известный в древности и по

легендам город Рагес^144 , была усеяна, как рассказывают, деревнями и

городами; многие народы, многие орды из Татарии, Северной Индии и Аравии

прошли здесь. Сам город Рагес в начале средних веков был жемчужиной, он

служил местом отдыха для Сельджукидов, Газневидов и даже еще для Тимуридов.

Сегодня все лежит в развалинах. Европейский археолог ищет надписи на

разбро-санных тут и там грудах камней, для перса равнина ценна как богатая

охотничья область, и если бы не было многочисленных подземных водопроводов,

которые свидетельствуют о значи-тельной культуре прошлого, то легенды

Верамина можно было бы считать пустой сказкой.

Чувства, которые охватили меня перед приездом в Мешхед, только, я

сказал бы, пожалуй, еще более сильные, овладели мною при мысли, что я вновь

увижу Тегеран, исходный пункт моих фантастических странствий, место, где у

меня так много друзей, убежденных, что я уже канул в вечность. Чтобы

сократить время в пути, я решил объединить два последних перегона. Правда,

провести тринадцать часов в седле очень утомительно, подумал *[225] *я, но

ведь я прибуду туда, где смогу отдыхать в течение двух месяцев. Так

убаюкивал я себя сладчайшими надеждами и бодро продвигался вперед с самого

раннего утра до позднего вечера. Когда солнце посылало свои последние лучи,

я увидел вдалеке Тегеран и блестящий купол Шах-Абдул-Азима. Я и сегодня еще

не знаю, от чего - от большой ли радости или от внезапного наступления ночи,

потому что сумерки здесь в это время года очень коротки, а может быть, от

усталости, которая меня немного одурманила, - но я заблудился в

непосредственной бли-зости от персидской столицы, совсем недалеко от

знаменитых руин, расположенных около той скалы, на которой гебры

(огне-поклонники) выставляют трупы своих близких на съедение пти-цам. Целых

два часа я блуждал вокруг, пробирался через рвы и болота, причем один раз

лошадь завезла меня в холодную воду по самые бедра; мне пришлось порядком

поколесить по садам и загонам, пока я наконец глубокой ночью не нашел

дорогу.

Разве не странно, что на всем пути со мной ничего не случилось, что я

невредимым пересек далекие области, пережил столь опасные приключения, что

мне удавалось сберечь свой скарб и сохранять всегда сухими и в хорошем

состоянии мои рукописи, драгоценную добычу моего путешествия, а здесь, на