улицу, от Дарваза-Арак до Дарваза-Кандагар. (Изо всех ворот это

единственные, мало пострадавшие от осады. Гератцы утверждают, что они

никогда не могут быть разрушены, потому что их построи-ли англичане, которые

кладут кирпич на кирпич по всем правилам, а не афганцы, которые замешивают

известь на слезах угнетенных.) Разумеется, теперь, осо-бенно после последней

осады и разграбления, лавки базара начинают открываться лишь мало-помалу,

однако при граби-тельской системе пошлин, взимаемых афганцами, торговля и

промышленность не могут иметь большого будущего. Просто невероятно, какие

налоги берутся с продавцов и покупателей за каждый товар. К тому же

налоговые ставки на базаре, по-види-мому, не отрегулированы. Например, за

пару сапог, которые стоят пять франков, платят полтора франка налога, за

шапку, которая стоит два франка, - один франк, за шубу, которая стоит восемь

франков, - три франка налога и т.д. Каждый предмет, который ввозится или

вывозится, должен штемпелеваться сбор-щиками пошлин, которые сидят в разных

частях базара и города.

* [197] *Коренные жители Герата - персы^129 , принадлежащие к пле-мени,

которое продвинулось от Систана к северо-востоку и заселило провинцию

Хорасан, в которой Герат вплоть до после-днего времени был столицей. Позже

иммиграция, поощряемая Чингисом и Тимуром, привела к смешению коренного

населения с турецко-татарской кровью, и возникло общее название "ай-маки"

или "чахар-аймак" для всего населения, которое делится на хазарейцев,

джемшидов, фирузкухов, тайменейи или тимури - племена совершенно разного

происхождения, и только с поли-тической точки зрения они могут

рассматриваться как одна нация. Это о жителях Джёлгей Герата.

Крепость населена большей частью персами, которые пере-брались сюда в

последнее столетие, чтобы вести пропаганду в пользу Персии. Это большей

частью ремесленники и купцы. Афганцев в Герате один на десять человек, они

уже наполовину стали персами и очень враждебно настроены против своих

соотечественников, особенно после последней осады; кабулец или какар из

Кандагара в роли поработителя для них так же чужд и ненавистен, как и для

коренных жителей Герата.

Пестрая толпа, которую я встретил в Герате, произвела на меня приятное

впечатление. Афганские солдаты в английской военной форме и в фуражках

военного образца - головном уборе, который противоречит положениям ислама и

введение которого в турецкую армию считается невозможным, (Османы

утверждают, что, согласно традиции, сипер (любой головной убор, который

имеет кокарду) и зуннар (набедренный пояс монаха) строго запрещены как

символы христианства. Султан Махмуд II, вводя в Турции первую европей-скую

милицию, очень хотел заменить чрезвычайно бесполезную феску фуражкой или

похожим головным убором, но он, истребитель янычар, не осмелился на это, так

как был бы своими лучшими друзьями объявлен отступником.) - заставляли меня

поверить, что я в стране, где мне больше не надо бояться исламского

фанатизма и где я могу постепенно отказаться от надоевшей маскировки. Да,

оттого что я увидел разгуливавших вокруг солдат со сбритыми усами, что по

исламу считается смертельным грехом и даже в Константинополе рассматривается

как отречение от религии, меня охватила радостная надежда, что, может быть,

я встречу здесь английских офицеров. Как был бы я счастлив, если бы нашел

здесь сына Британии, который при тогдашних политических обстоятельствах

обладал бы, конечно, влиянием! Я забыл, что Восток никогда не бывает тем,

чем он кажется, и разочарование мое было, к сожалению, очень горьким.

Поскольку, как я уже говорил, моя касса почти совсем истощилась, по

прибытии в Герат мне тотчас же пришлось продать осла. Бедное животное от

путешествия совсем исхудало, я получил за него только 26 кранов, из которых

должен был еще заплатить 5 кранов налога за продажу и еще другие маленькие

долги. Мое положение было критическим. С голодом еще можно было как-то

справиться, но ночи стали уже очень прохладные, и, несмотря на закалку, я

очень страдал, когда вынужден был спать *[198] *в своей скудной одежде в

открытых всем ветрам развалинах на голой земле. Мысль, что Персия находится

отсюда лишь в десяти днях езды, придавала мне надежду, но попасть туда

оказалось трудной задачей, так как идти одному было совершенно невоз-можно,

а караван, который снаряжался в Мешхед, хотел дож-даться пополнения и более

благоприятного момента, потому что туркмены не только дороги сделали

ненадежными, но даже у ворот Герата брали людей в плен, грабили деревни и

караваны.

Через несколько дней по приезде я услышал, что персидский посол

Мохаммед Бакир-хан, которого принц-губернатор Хорасана послал в Герат, чтобы

приветствовать молодого сардара, вскоре собирался вернуться в Мешхед. Я

сразу нанес ему визит и попросил его взять меня с собой. Перс был очень

вежлив, но, хотя я несколько раз упоминал о том, что у меня нет средств, он

не обращал на это никакого внимания и спрашивал у меня, ужасно

обезображенного хаджи, не привез ли я с собой из Бухары хороших лошадей. Все

его слова, казалось, были направлены на то, чтобы раскрыть мое инкогнито; я

понял, что мне нечего от него ожидать, и ушел. Вскоре после этого он покинул

Герат; вместе с ним уехало большинство хаджи, прибывших сюда со мной из

Самарканда и Керки. Все меня покинули, только Молла Исхак, мой верный

товарищ из Кунграда, верил моим словам, что в Тегеране меня ждет лучшая

участь, и остался со мной. Добрый малый днем выпрашивал для нас пропитание и

топливо, а вечером готовил ужин, который он соглашался съесть вместе со мной

из одной миски лишь после настойчивых просьб. Впрочем, Молла Исхак играет

одну из интереснейших ролей в моих приключениях, вместо Мекки он сейчас

живет в Пеште, и мы еще упомянем о нем в последующих записях.

В поисках источников помощи для дальнейшего путешествия в Мешхед я

пошел также к шестнадцатилетнему сыну тепереш-него короля Афганистана,

правящему принцу сардару Мухаммед Якуб-хану, который был поставлен во главе

завоеванной провин-ции, так как его отец сразу после восшествия на престол

поспе-шил в Кабул, чтобы пресечь попытки своих братьев оспаривать его право

на корону. Молодой принц жил в Чарбаге, во дворце, который служил когда-то

местом пребывания майора Тодда; хотя дворец сильно пострадал от осады, он

все же был больше приспособлен для жилья, чем совершенно разрушенная

цитадель. Часть четырехугольного двора, или сада, как его обычно на-зывают,

хотя я видел в нем только несколько деревьев, служила для ночлега ему и его

многочисленным слугам, в противополож-ной части, в большом удлиненном покое,

проводился в течение четырех-пяти часов арз (публичная аудиенция). Принц был

всегда в мундире с высоким стоячим воротником и сидел обычно в кресле у

окна, а так как бесконечные просители, которых он должен был принять, вскоре

ему надоедали, он приказывал маршировать перед своими окнами роте рисале,

кадровым войскам афганцев, и, казалось, его очень забавляли повороты *[199]

*колонны и громоподобные команды муштрующего офицера, который, впрочем,

выкрикивал: "Right shoulder forward! Left shoulder forward!"^130 - с истинно

английским произношением.

Когда я в сопровождении Молла Исхака вошел в упомянутый двор, строевая