для меня оказалось невозможно, потому что, во-первых, у меня не было

достаточно средств, а во-вторых, интерес к светским занятиям мог повредить

моему инкогнито. Привезти то немногое, что я купил на книжных базарах Бухары

и Самарканда, стоило мне больших трудов. Сердце мое обливалось кровью, когда

я вынужден был оставить произведения, которые смогли бы заполнить

значительные про-белы в наших востоковедческих исследованиях.

С книжного рынка я обычно шел на довольно отдаленный Регистан, который

хотя и был более просторен и люден, чем уже упоминаемый мною Леби Хауз, но

далеко не был столь привле-кателен. Здесь тоже есть пруд, окруженный чайными

лавками. С берегов его можно увидеть расположенную на другой стороне на

значительном возвышении крепость, или дворец (арк), эмира.

* [144] *Портал, над которым вделаны часы, имеет мрачный, отпугиваю-щий

вид, и меня охватывал таинственный ужас, когда я проходил мимо этого гнезда

тирании, где многие мои предшественники были убиты, да и сейчас три

несчастных европейца томились здесь далеко от родины, лишенные всякой

помощи. (Это те три итальянца, которые были арестованы в то время, когда я

был в Бухаре, и которые позже, лишившись всего, что у них было, спасли жизнь

лишь благодаря содействию русского правительства.) Рядом с воротами на земле

стояли 14 медных пушек с разукрашенными длинными стволами. Они были присланы

сюда эмиром как трофеи его победного похода на Коканд. Справа от дворца

возвышается Масджиди-Килян, самая большая мечеть Бухары, которую построил

Абдулла-хан Шейбани.

Хотя Регистан находится почти что перед глазами у эмира, все же нет во

всей Бухаре и, может быть, даже во всем Туркестане места, где бы совершалось

столько мерзских греховных преступ-лений, как здесь. Известен отвратительный

порок жителей восточных стран, который рождается на берегах Босфора и чем

дальше на восток, тем заметнее, достигает здесь наивысшей точки. Над вещами,

которые крайне возмутили бы наши евро-пейские чувства, здесь смеются как над

невинной шуткой. Даже религия, которая наказывает смертью малейшие ошибки в

омо-вении или в других предписаниях, смотрит на это сквозь пальцы. Часто я

видел в чахарбаге^85 Абдулла-хана, который лежит вне города, мужчин разных

сословий и возрастов, которые бились головой о стену, валялись в пыли, рвали

на себе одежды, чтобы показать степень своего преклонения перед существом,

сидевшим вдали под деревом и, казалось, занятым чтением. Я считал это место

потаенным и не удивлялся. Каково же было мое изумле-ние, когда и на

Регистане я в каждой чайной лавке видел подобную жертву, которую посадил

здесь дух наживы, чтобы служить магнитом для проходящих.

Я всегда избегал этих ужасных сцен и охотнее бывал в чайной лавке

китайца из Комула, (Комул отстоит на 40 станций от Кашгара и на 70-от

Бухары.) который в совершенстве владел турецко-татарским языком и считался

здесь мусульманином. Он был очень добр ко мне, а ведь как далеко находились

друг от друга страны, где мы родились! Он много рассказывал мне о прекрасных

местах, нравах и замечательных блюдах своей родины. Особенно сведущ он был в

чайном деле и очень оживлялся, когда говорил о чайном кусте, у которого на

одном стебле растут листья, имеющие такой разнообразный вкус. У него в лавке

было до 16 сортов, которые он умел различать на ощупь. Чай был следующих

сортов: 1) кыркма, 2) ахбар, 3) ак куйрук, которые редки в Средней Азии и

Китае, но в большом употреблении в России, Персии и Европе; 4) кара чай, 5)

сепет чай, которые, как китайский кнастер^86 , продаются в форме плиток; их

пьют только утром со сливками и солью, они *[145] *действуют очень

возбуждающе; 6) шибаглу, 7) горэ шибаглу, 8) шивин, 9) ит келлеси, 10)

бёнге, 11) пошун, 12) пу-чай, 13) тунтей, 14) гюльбуй, 15) мишкгёз, 16)

лонка. Все это - сорта зеленого чая, так как только его любят в Северном

Китае и Средней Азии. Лонка-чай считается наиболее благородным, и для одной

чашки, равной нашим двум, достаточно одного - единственного листочка.

(Обычный покупатель судит о чае по листу, т.е. по вываренным чайным

листочкам, которые у хорошего чая должны быть нежными и мягкими.)

Я извлек так много для себя из рассказов моих спутников по пути из

Тегерана сюда, что через восемь дней, проведенных в Бухаре, я был здесь уже

как дома. Вначале меня всюду водил Хаджи Салих, позже я продолжал осмотр

города, посещение базаров и медресе один и сопровождал своих друзей только

тогда, когда нас всех вместе приглашал живший здесь китайский татарин. Там

нас обычно угощали национальными блюдами, которых мои друзья, а именно Хаджи

Билал и его близкие, уже давно были лишены. Из этих блюд я хочу описать одно

и реко-мендовать его европейскому читателю как очень вкусное ку-шанье. Речь

идет о мантах, своего рода пирожках, которые начиняются рубленым мясом,

смешанным с жиром и пряностя-ми, и варятся очень своеобразно. На огонь

ставят котел с водой, сверху его закрывают, оставляя только одно отверстие,

с кулак величиной. Над ним устанавливают три-четыре решета, которые плотно

закрыты, причем нижнее приклеено к котлу тестом. Когда вода закипит и решета

в достаточной мере наполнятся паром, манты кладут сначала в верхнее решето,

затем в нижнее, где их оставляют надолго, пока не поспеют. Не странно ли,

что китайцы применяют пар даже для своих кушаний? Сваренные манты часто

обжаривают в жире, и они получают тогда название "занбуси" ("дамский

поцелуй"). У моих друзей из Кашгара и Яркенда еще много своеобразных блюд,

но передадим рецепты тому, кто захочет написать татарскую поваренную книгу.

Погода во время моего пребывания в Бухаре была невыноси-мо жаркая, и я

при этом страдал вдвойне, так как вынужден был пить все время теплую воду

или чай из страха перед риштой (filaria medinensis), которая поражала в

течение лета каждого человека из десяти. Как у нас насморк, так же легко

может бухарец или чужестранец, находящийся там летом, получить эту болезнь.

Он вдруг чувствует зуд в ноге или другой части тела. Немного позже

становится заметным маленькое красное пят-нышко, и из него появляется

толщиной в суровую нитку червь, который иногда бывает длиной с локоть. Его

надо несколько дней осторожно вытаскивать, наматывая на веретено. Это

обыч-ная процедура, не вызывающая особой боли. Но если червь оборвется,

возникает воспаление, тогда вместо одного выходят от шести до десяти червей,

и человек, страдающий от сильной боли, на несколько недель бывает прикован к

постели. Наиболее *[146]* смелые в самом начале дают вырезать ришту;

цирюльники в Бухаре довольно опытны в этой операции. В одно мгновение

вырезают они место, где ощущается зуд, червя вытаскивают, и рана вскоре

заживает. Иногда эта болезнь, встречающаяся также в Бендер-Аббасе в Персии,

проявляется лишь на следую-щее лето, даже в другом климате. Так случилось со

знаменитым доктором Вольфом. Он привез ее с собой на память о путешествии в

Бухару, и она проявилась только в Англии. Кроме того, жители Бухары страдают

и от многих других злокачественных недугов - результата воздействия плохого

климата и еще более плохой воды. Множество женщин, недурных собой брюнеток,

обезображены болячками из-за безвыездной жизни дома.

Город Бухара получает воду из Зеравшана ("Рассыпающий золото"), ("Река