несчастному, если встречный ветер отнесет призывные слова в сторону!

На следующее утро (16 мая) на северо-востоке показалась горная цепь

Кёрентаги. Из-за стельной буйволицы мы были вынуждены замедлить шаг и лишь

во второй половине дня подошли настолько близко, что смогли различить

очертания нижней части гор. В Этреке нам сказали, что вследствие

установившегося перемирия мы, очевидно, застанем здесь йомутов, но мы не

были в этом уверены и пребывали в крайнем напряжении, не зная, действительно

ли все обстоит так хорошо, или же они покинули горы и мы должны опасаться

внезапного нападения враждебной орды. Один храбрый туркмен был послан на

разведку, и все проводили его взглядами, полными надежды. Постепенно

приближаясь к горам, мы увидели отдельные юрты, страх исчез, и всех только

интересовало, к какому племени принадлежит этот стан. В то время как мои

спутники наслаж-дались видом Кёрентаги и ее зелеными долинами, сердце мое

забилось сильнее от радости, когда мы приблизились к лежащим западнее гор

руинам, видимо, греческого происхождения. Как только горы стали вполне

различимы, я сразу же заметил на юго-западе отдельно стоящую колонну,

которая издали казалась огромной живой фигурой. Когда мы поднялись выше на

плато, я обнаружил в том же направлении вторую колонну, чуть потолще и не

столь высокую, как первая; и у горы, по левую руку, так близко находились

руины, известные под именем Мешхеди - Мисриана, что я мог отчетливо

разглядеть отдельные детали. Так как здесь располагались лагерем только

йомуты, было решено устроить привал на целый день, чтобы купить нескольких

верблюдов. Это вполне совпадало с моими желаниями, потому что мне

представилась возможность несколько подробнее оз-накомиться с развалинами.

На следующее утро (17 мая) я отправился туда в сопро-вождении Ильяса и

нескольких спутников-хаджи, которых я хитростью уговорил сделать это, потому

что они считали неосторожным посещать место, населенное джиннами (духами).

До него было полчаса пути от нашего лагеря, хотя высокая стена все еще прямо

стоящего четырехугольника, а также две не-поврежденные и две наполовину

разрушенные башни казались расположенными ближе. Вокруг высокой стены,

шириной 6-8 футов и длиной 40-50 футов, идет еще одна, немного пониже *[80]

*первой, к югу совсем развалившаяся. Она, вероятно, защищала сохранившийся

до наших дней замок, потому что все в целом, судя по остальным развалинам, я

считаю бывшей крепостью, где в довершение ко всему, как я должен упомянуть,

имелся еще великолепный водопровод, который доходил в восточном на-правлении

до персидской цепи гор и оттуда, с расстояния в 150 английских миль,

доставлял воду. Из-за очень ограниченных знаний в археологии и архитектуре я

должен признать мои суждения относительно этих весьма интересных развалин

неком-петентными; я уверен только в их греческом происхождении, потому что

обнаружил большое сходство как по качеству, так и по величине и цвету между

найденными квадратными кир-пичами и кирпичами из Гёмюштепе и Кызылалана

(стена Александра). (Туркмены рассказывали мне о происхождении руин

следующее: бог из особой любви к своим храбрым туркменам будто бы сначала

поставил Каабу не в Аравии, а здесь, но зеленый бес, который к тому же был

хромым, по имени Кёкленг (т.е. Зеленый хромец), от которого ведут

происхождение гёклены, разрушил ее. "Этот кощунственный поступок предка, -

утверждал доморощенный специалист по этимологии, - является причиной, по

которой мы живем с этим племенем в постоянной вражде".) Кроме них я видел

еще на северной вершине Кёрентаги несколько руин, мимо которых мы прошли

ночью и которые, насколько я мог различить в темноте, состояли из шести

отдельно стоящих часовен^49 .

Сегодня наш караван навестили живущие здесь номады, были даже заключены

сделки между купцами и нанимателями нашего каравана, к тому же в кредит. При

этом меня заставили написать долговое обязательство, и я был очень удивлен,

увидев, что должник, вместо того чтобы передать вексель заимодавцу на

сохранение, сунул его себе в карман, и, таким образом, дело было улажено

согласно туркменскому обычаю. Когда я спросил заимодавца об этом необычном

акте, он ответил: "Какое мне дело до этой бумаги, должник должен хранить ее

у себя, чтобы помнить о своем долге". Вечером, когда мы уже собрались в

путь, мадам буйволица одарила нас здоровым теленком, чему керванбаши очень

обрадовался. Но только тогда, когда мы уже были в пути, его осенило, что

слабый теленок не сможет проделать весь марш своими ногами, и ему пришлось

поза-ботиться об удобном месте для теленка на каком-нибудь верблюде. Так как

только у меня и у Хаджи Билала были кеджеве, все взоры обратились в нашу

сторону, и нас попросили уступить место новорожденному. Мой друг был

достаточно умен, чтобы проявить услужливость, заметив, что из дружбы ко мне,

ибо я с моей хромой ногой не смог бы сидеть где придется, охотно поменяет

кеджеве на любое другое место. Но едва его место было занято теленком, как

крайне дурной запах моего нового vis-а-vis изобличил подлинное побуждение

моего друга. Ночью все шло еще терпимо, потому что только сон мой прерывался

постоянным мычанием, но днем, особенно когда *[81] *становилось жарко, было

невыносимо. По счастью, мои муки скоро кончились, так как теленок пал уже на

второй день путешествия по пустыне.

Начиная с сегодняшнего дня (18 мая), мы считали, что осталось два дня

до Большого Балхана и от него еще 12 дней до Хивы, следовательно, всего 14

дней. В течение всего этого времени нам предстояло найти четыре колодца с

горько-соленой водой и не встретить в пути ни души. Так как была только

середина мая, наши вожаки надеялись, что мы отыщем в известных им низменных

местах небольшие скопления дождевой воды, называемые "как". Свои мехи мы

наполнили глинистой водой из двух плохих цистерн у Кёрентаги, тряска на

спинах верблюдов превратила ее в настоящий ил, и она приобрела

отвратительный вкус; к тому же мы должны были расходовать ее экономно,

потому что первый колодец мы рассчитывали встре-тить только через станцию

после Большого Балхана. Наше движение постепенно приобретало регулярный

характер, так как все уже было отлажено. Ежедневно мы, как правило, трижды

делали остановку, каждый раз на полтора или на два часа: до восхода солнца,

когда мы пекли хлеб на целый день, в полдень, чтобы дать животным и людям

немного отдохнуть от палящей жары, и перед заходом солнца, чтобы съесть наш

скудный ужин, который состоял из часто упоминаемого мною хлеба и

не-скольких, строго отсчитанных капель воды.

У всех моих друзей и у туркмен было с собой немного бараньего сала,

которое они ели с хлебом и предлагали мне, но я не брал его, так как был

убежден, что только большая умеренность сможет уменьшить муки жажды и

закалить тело от всех трудностей. Местность, по которой мы проезжали,

предста-вляла собой твердую глинистую почву, лишь изредка поросшую жалкими

колючками; чаще всего это были голые места, которые потрескались от засухи и

принимали самые причудливые формы из-за трещин, напоминающих жилы. Какое

утомительное впе-чатление производит на путешественника эта печальная

равнина, откуда изгнан всякий след жизни, и как приятно ему добраться до

станции и хоть на несколько минут отдохнуть от волнообразного движения