верблюда!

На следующий день (19 мая) в полдень мы увидели на севере темно-синее

облако. Это был Малый Балхан, до которого мы должны были добраться уже

завтра рано утром. О его величии, красоте и минеральных богатствах мне много

рассказывали туркмены. К несчастью, в этот вечер наш обычно бдительный

керванбаши был сражен сном, и вставший во главе каравана вожак подверг нас

опасности, которая едва не стоила нам жизни. Дело в том, что у подножия

Малого Балхана много опасных соляных болот, покрытых толстой белой коркой;

их нельзя отличить от твердой земли, тоже покрытой слоем соли в палец

толщиной. Мы уже зашли далеко по этим местам, когда верблюды, несмотря на

понукания, остановились из-за колебания* [82] *почвы под ногами. Мы

спрыгнули на землю, и можете себе представить мой ужас, когда я, стоя на

земле, чувствовал себя как в раскачивающейся лодке. Смятение было всеобщим.

Керванбаши крикнул, что все должны оставаться на своих местах, потому что до

наступления дня нечего и думать выбраться отсюда. Сильный запах соли был

невыносим, но нам пришлось прождать три часа, пока не показались первые лучи

освобо-дительной утренней зари. На обратном пути было много трудностей, но

мы все радовались, так как небо оказалось благосклонно к нам: если бы мы

прошли немного дальше, то нетвердая почва легко бы раздалась и поглотила бы

часть из нас, а может быть, и весь караван со всем грузом. Так, по крайней

мере, сказали мне туркмены.

Было 10 часов утра (20 мая), когда мы добрались до Малого Балхана,

простирающегося с юго-запада на северо-восток, и увидели слабые очертания

предгорий Большого Балхана, расположенного параллельно северному отрогу

Малого.

Малый Балхан, у подножия которого мы встали лагерем, образует почти

непрерывную цепь одинаковой высоты на про-тяжении примерно 12 миль; он,

правда, не так бесплоден и гол, как горы Персии, в некоторых местах можно

найти траву, в остальном же большей частью имеет голубовато-серую окрас-ку.

Высоту гор можно определить на глаз в 2-3 тысячи футов. В этот и на

следующий день (21 мая) наш путь пролегал вдоль Малого Балхана, пока к

вечеру мы не добрались до подножия предгорий Большого Балхана. Я нашел, что

его справедливо назвали Большим, потому что в среднем (хотя я мог видеть

вблизи только его) он отличается большими размерами и высотой. Мы находились

в одной из восточных частей его; собственно цепь Большого Балхана, которая

доходит до берегов Каспийского моря и тянется в основном в направлении с юга

на север, должна быть богатой благородными минералами, как мне рассказывали

в Хиве и среди туркмен, чему можно было бы поверить, если бы суждение

исходило от компетентных судей.

В целом наш сегодняшний вечерний бивуак был не лишен очарования, так

что, когда заходящее солнце бросило последние лучи на прелестные долины

Малого Балхана, я чуть было не вообразил, что нахожусь в обычной горной

местности. Мест-ность можно было бы назвать красивой, если бы ужасающая

пустынность, вообще заброшенность не окутывали ее траурным покрывалом. Взор

постоянно скользит вокруг, страшась обнару-жить чужака, потому что в пустыне

любого человека надо встречать с оружием в руках.

Через час после заката солнца было решено двигаться дальше. Керванбаши

сказал нам, что, собственно, лишь отсюда начнется настоящая пустыня, и, хотя

мы все с виду были опытными путешественниками, он счел все-таки необходимым

заметить, чтобы мы по возможности избегали громко говорить и кричать днем и

ночью, что отныне каждый должен печь хлеб до *[83] *захода солнца, так как

здесь нельзя ночью разжигать огонь, чтобы не выдать врагу свое

местонахождение, что мы постоянно должны в своих молитвах просить аманчилык,

т.е. безопасности, а в минуту опасности не дрожать, подобно женщинам.

Несколько мечей, одно копье и два ружья, конечно фитильные, были поделены

между нами, и, так как меня принимали за храброго человека, я получил ружье

с относительно большим запасом пороха и свинца, но должен честно признаться,

что эти при-готовления отнюдь не внушали мне радужных надежд.

После того как мы покинули Балханские горы, мой компас, несмотря на все

попытки керванбаши утаить это, показал, что мы выбрали среднюю дорогу. В

Кёргентаги мы получили известие, что в окрестностях гор обретаются 50

каракчи из племени теке; керванбаши, учтя это, ограничился тем, что обошел

колодец и станцию Дженак Куюсу, где вода все равно была очень соленой и

могла быть пригодной только для верблюдов, которые не пили лишь три дня.

Была, наверное, полночь, когда мы, пройдя около 2 миль, вышли к обрыву.

Нам всем велели здесь спешиться, и выясни-лось, что мы находимся у Дёдена,

как называют номады этой местности старое русло Оксуса, и что бури и ливни

минувшей зимы совершенно смыли прошлогодние, относительно хорошо различимые

следы дороги. Мы пересекли старое русло по длинной кривой линии, чтобы найти

подъем на противополож-ный, еще более крутой берег, и только незадолго до

рассвета с большим трудом достигли высокого плато. Кочевники в своих

сказаниях связывают старое русло Оксуса с руинами Мешхеди - Мисриана и

утверждают, что Оксус когда-то протекал вблизи стен здания, предназначенного

для Каабы, и лишь позднее, возмутившись грехами гёкленов, повернул на

север^50 .

Чем дальше исчезал в голубых облаках Балхан за нашей спиной, тем

больше, тем страшнее становилось величие необоз-римой пустыни. Я думал

раньше, что грандиозность пустыни сможет произвести впечатление на нашу душу

только тогда, когда фантазия придает картинам цвет и определенность. Однако

я ошибался. Миниатюрную картину пустыни я видел на низ-менностях моей

дорогой родины, чуть больший набросок - позд-нее, когда я в Персии прошел

часть соленой пустыни (Деште-Кевир); но сколь иными были мои чувства здесь!

Не вообра-жение, как ложно полагают, а сама природа зажигает факел

восхищения. Я иногда пытался смягчить мрачные краски пусты-ни, представляя

себе вблизи города, деятельную жизнь, но напрасно; необозримые песчаные

холмы, страшная мертвая ти-шина, желто-рыжий цвет солнца на восходе и

закате, - все воз-вещало о том, что мы находимся в большой, возможно

ве-личайшей, пустыне земного шара.

Примечательно, что импозантный облик пустыни и самые обычные явления

природы не оставляют равнодушным даже живущего там кочевника. Когда мы

находились на высоком* [84] *плато Кафланкыр [Капланкыр], которое образует

часть прости-рающегося на северо-восток Устюрта, горизонт очень часто

украшали великолепнейшие миражи. Отражение воздуха в пус-тыне Средней Азии,

в той горячей и все же ясной атмосфере, бесспорно, вызывает самый прекрасный

оптический фокус, который можно только себе представить. Эти танцующие в

воздухе города, замки и башни, эти картины больших караванов, сражающихся

рыцарей и отдельных гигантских фигур, которые исчезают в одном месте и снова

возникают в другом, всегда меня очаровывали. Мои спутники, особенно

кочевники, смотрели на это с тихим благоговением. По их мнению, то были тени

когда-то существовавших и погибших городов и людей, которые теперь в виде

призраков томятся в определенное время дня в воздухе. Даже наш керванбаши

утверждал, что он уже годами в определенных местах видел одни и те же фигуры