рабыни-персиянки, которая особенно старалась доказать свое рвение в новой

секте.

Эти сцены жестокости опостылели мне еще в Гёмюштепе; как же возмущалось

теперь все мое существо, если Гёмюштепе в сравнении с Этреком следовало

считать местом, где процветали гуманность и цивилизация. Юрта и ее обитатели

сделались мне ненавистны, я хотел бы очутиться в пустыне, на лоне

вели-чественной, внушающей страх природы.

Известий о прибытии керванбаши все еще не поступало, хотя все желавшие

присоединиться к нашему каравану были уже в сборе. Скоро все

перезнакомились, и я часто слышал, как *[69] *обсуждали вопрос, какой путь

выберет керванбаши. Мы как раз вели подобный разговор, когда один туркмен из

Этрека принес нам радостную весть, что теке, чьих враждебных действий

караваны боялись почти на всем пути в Хиву, послали вестника мира к йомутам

с предложением заключить мир и объединен-ными силами напасть на персов,

своих общих врагов. К этим политическим соглашениям мы еще вернемся во

втором разделе этого произведения, пока же достаточно заметить, что эта

случайность была нам очень полезна.

Из Гёмюштепе в Хиву, как мне объяснили, ведут три разных пути, и выбор

зависит от численности каравана. Дороги эти следующие. 1. Первая идет за

Большим Балханом вдоль берега Каспийского моря; от названных гор следуют в

северном направлении еще два дня и лишь спустя шесть дней пово-рачивают к

расположенной на востоке Хиве. Этот путь годится только для малочисленных

караванов, так как здесь мало воды, но зато и опасность нападений меньше,

разве что вследствие особых событий казахи^44 (киргизы) или каракалпаки

направляли сюда аламанщиков. 2. Средняя дорога ведет в северном на-правлении

только до бывшего русла Оксуса (Аму-Дарьи), затем проходит между Большим и

Малым Балханом и поворачивает на северо-восток к Хиве. 3. Третья дорога

прямая и самая короткая, так как если по первому пути надо ехать 24 дня, по

второму - 20, то по последнему можно доехать за 14 дней. Сразу за Этреком

направляются на северо-восток мимо гёклен и туркмен-теке, причем на каждой

станции здесь есть колодцы с хорошей питьевой водой. Конечно, караван должен

либо быть в добрых отношениях с этими племенами, либо насчитывать 2-3 тысячи

человек, иначе идти этой дорогой нельзя.

Радость моя была велика, когда однажды вечером посыльный от Атабая

принес известие, что на следующее утро керванбаши выступает из своего лагеря

и в полдень рассчитывает встретиться с нами на противоположном берегу

Этрека, откуда мы сразу же все вместе тронемся в долгий путь через пустыню.

Ильяс приказал нам немедля готовиться к выступлению. Поэтому мы в тот же

вечер напекли хлеба, еще раз просолили большие куски верблюжатины,

полученные нами от кочевников за розданные благословения, и не было человека

счастливее меня, когда на другое утро я вместе с Хаджи Билалом взобрался в

кеджеве и в этом скрипучем сооружении медленно выехал из Этрека, покачиваясь

в такт волнообразному шагу верблюда. Для безопасности Кульхан счел нужным

проводить нас, так как, хотя мы насчитывали 15-20 человек, вооруженных

фитильными ружьями, разбойники могли напасть на нас значительно

пре-восходящими силами, и в таком случае присутствие Кульхана оказалось бы

очень полезным, потому что он был духовным руководителем большей части

этрекских бандитов и они слепо повиновались ему. Я совсем забыл сказать, что

наш Кульхан был знаменит не только как седобородый среди каракчи, но и как

*[70] *суфи (аскет). Это звание он отразил на своей печати и немало гордился

им. Зачинщик многих гнусных преступлений, Кульхан являл собою яркий образец

бесстыдного лицемера, когда он, сидя среди своих учеников, чьи жестокие руки

успели уже разрушить счастье многих семей, излагал им предписания

ритуального омовения или правила короткого подстригания усов. И учитель, и

ученики казались одинаково воодушевлен-ными, и многие из этих разбойников,

сознавая свою набожность, мечтали о сладких наградах рая.

В обход болот, образованных разливами Этрека, наш путь шел то на

северо-запад, то на северо-восток в основном по песчаной равнине, где

виднелись отдельные юрты. На краю ее стояло около 150 юрт туркменского

племени кем. Мне рас-сказывали, что это племя в незапамятные времена

отделилось от туркмен-йомутов, к которым оно, собственно говоря, и

при-надлежит, и поселилось на краю пустыни. Из-за сильной приверженности

этих туркмен к воровству все остальные относятся к ним враждебно и ведут с

ними войну, так что число их не возрастает. Вблизи их стана мы встретили

нескольких человек, отбившихся от нашего каравана; они не осмеливались идти

дальше без нас. По всей вероятности, туркмены напали бы на нас, если бы не

увидели во главе нашего каравана Кульхана, это всесильное пугало.

Проехав с четверть часа на север от лагеря, мы переправились через

узкий рукав Этрека, вода которого была уже очень солона на вкус, - признак

того, что вскоре он совсем пересохнет. На противоположном берегу, вплоть до

второго, еще более узкого рукава, солончаковая почва сменилась раскинувшимся

почти на целый час езды великолепным лугом, густо поросшим волошским

укропом. Переход через узкий, похожий на ров ручей из-за глинистых берегов

был очень затруднителен, несколько верб-людов со всем грузом упали в воду.

Хотя ручей был мелкий, тюки намокли и стали намного тяжелее, так что мы с

большим трудом взобрались на возвышающийся по другую сторону холм, который

назывался Делили-Бурун. В общей сложности с раннего утра до двух часов

пополудни мы проехали всего четыре мили; несмотря на это, было решено

сделать здесь стоянку, потому что встреча с керванбаши должна была произойти

только завтра в полдень на другом берегу Этрека.

С упомянутого мною холма, представляющего собой своего рода предгорье

длинной, но невысокой горной цепи, прости-рающейся к юго-востоку,

открывается широкий и очень краси-вый вид. На западе, подобно синему облаку,

виднеется Каспий-ское море, можно различить и персидские горы, но особенно

интересен вид лежащей к югу необозримой равнины, где местами рассыпаны

группы кибиток, напоминающие холмики возле кротовых нор. Виден почти весь

Этрек с рекою, а места, где она широко разливается, издали предстают взору

как ряд озер. Так как мы были вблизи стана кем, Кульхан, намеревавшийся

*[71] *остаться с нами этой ночью, посоветовал нам быть крайне осторожными;

к вечеру мы расставили повсюду караульных, которые, сменяя друг друга, до

самого утра следили за всяким передвижением вокруг нас.

Поскольку я слышал, что эта станция - форпост Великой пустыни, я

употребил послеобеденное время, пока мои товарищи спали, для написания

нескольких писем, чтобы отправить их с туркменами, которые сопровождали

караван и отсюда воз-вращались домой. Кроме маленьких кусочков бумаги для

заметок, тщательно спрятанных в моей бухарской одежде, у меня еще было два

листка чистой бумаги в Коране, который я носил в небольшом мешочке, на них я

и написал два письма: од-но - Хайдар-эфенди в Тегеран, а другое - Ханджану,

с просьбой отправить первое. (По возвращении я нашел в турецком посольстве

это письмо, уведомлявшее моих друзей о начале путешествия через пустыню, а

также другие, которые я отправлял из Гёмюштепе. Добрый Ханджан со всем