— Это ложь! — с горячностью прервал его губернатор, молчавший во время рассказа Сердара.
— О! Только это вы и можете возразить? — презрительно улыбнувшись, спросил Сердар. — Смотрите, вот что изобличает вас, — показания возмущенного священника, который обо всем написал моим родным.
Сердар вынул из бумажника письмо и передал его Барбассону.
— Клянусь честью, — настойчиво продолжал сэр Уильям, — я не похищал признания Бернса, о котором вы говорите.
И он сделал инстинктивное движение рукой, словно хотел предъявить документ. Жест этот поразил Барбассона.
«Дело нечисто», — подумал провансалец.
— Честь лорда Брауна! — прервал губернатора Сердар с нервным смехом. — Не играйте словами, только вам выгодно было завладеть им, и если вы не украли его сами, то это сделал один из ваших сообщников. Я закончил, друзья мои. Вы знаете, что с тех пор, опасаясь моей мести, он повсюду преследовал меня, словно дикого зверя, и опустился до того, что вступил в сговор с тугами, чтобы убить меня. Теперь ответьте мне только на один вопрос. Разве двадцать лет моих страданий и преступления этого человека не оправдывают мое поведение, разве присвоенное мною право распоряжаться его жизнью и смертью не является самым обычным правом на законную защиту?
Посовещавшись несколько минут, Барбассон ответил:
— Поручившись нашей совестью, мы единодушно пришли к выводу: этот человек, Сердар, принадлежит вам.
— Благодарю, друзья мои, — ответил Покоритель джунглей, — это все, что мне от вас было нужно. — Затем, повернувшись к сэру Уильяму Брауну, сказал: — Сейчас вы узнаете мое решение. Я не могу просить вас вернуть мне признание Бернса, которое вы, без сомнения, уничтожили. Но я вправе потребовать, чтобы вы сами написали подобное же признание, тогда в моей невиновности и вашей вине не останется никаких сомнений. Я представлю его военному суду и добьюсь отмены приговора. Только при этом условии и ради вашей жены и детей я смогу помиловать вас… Напишите то, о чем я прошу, и мы подойдем к берегам Цейлона, лодка отвезет вас на берег, и вы будете свободны.
— Иными словами, — возразил сэр Уильям, — вы хотите отправить к моей жене и детям опозоренного, обесчещенного мужа и отца… Никогда! Лучше смерть!
— Не доводите меня до крайности, сэр Уильям. Есть минуты, когда самый кроткий человек становится непреклонным, безжалостным и забывает о гуманности.
— Я в вашей власти, мучайте меня, убейте меня, делайте со мной, что хотите, мое решение бесповоротно. В молодости я совершил проступок, серьезный проступок, признаюсь. Я горько сожалею о содеянном и не стану, ссылаясь на Бернса, который играл в этом деле главную роль, преуменьшать свою вину. Но с позором отказаться от занимаемого мною положения, потерять не только мой генеральский чин и место в Палате лордов, но и вернуться к жене и детям только для того, чтобы они презирали меня, — губернатор не смог справиться с нахлынувшим на него волнением и зарыдал, обливаясь слезами, — я не могу на это согласиться, никогда не соглашусь. Вы не знаете, что значит быть отцом, Фредерик де Монморен…
— Мой отец умер из-за бесчестья своего сына, сэр Уильям Браун.
— Так поймите же, что я готов умереть, лишь бы не опозорить моих детей! Выслушайте меня и не настаивайте больше, возьмите мою жизнь, я отдаю ее вам во искупление грехов. Действительно, я поступил как негодяй, но мне было всего двадцать лет, мы с Бернсом проиграли большую сумму. Не подумайте, что я хочу очернить его память, чтобы уменьшить мою собственную вину, но выслушайте, как все было. Он один взломал шкаф в Адмиралтействе, это он, без моего ведома заключил позорную сделку, толкнувшую его на преступление. Моя вина состоит только в том, что я согласился сопровождать его к вам, чтобы разделить плоды его предательства. Вы с ним были едва знакомы, и его визит мог показаться вам странным. Для вас это все не имеет значения, я знаю, что мое преступление вы не можете простить, но искупление, которого вы требуете, выше моих сил. Неужели вы думаете, что я не страдал? Двадцать лет меня мучают угрызения совести. Я пытался преданным служением своей стране, честным поведением договориться с собственной совестью, но не сумел… И с тех пор, как вы скитаетесь по свету, мысли мои в растерянности, трепеща, следуют за вами, каждую минуту я боюсь, что вот-вот пробьет час возмездия, ибо этого часа, часа суда божьего, я жду, жду уже двадцать лет, зная, что он придет, роковой, неумолимый. Какая пытка!
По лбу губернатора струился холодный пот, тело сводило судорогой. Невольно чувство сострадания начало закрадываться в сердце Сердара. Он легко поддался ему, ибо видел, что пленник не разыгрывает перед ним заранее заготовленную комедию, а это действовало на Сердара безотказно.
— Вы говорите о вашей семье, сраженной несчастьем, — продолжал бедняга, с трудом подавляя рыдания, — конечно же, вы правы, но стоит мне подумать о моей… Помимо моих несчастных детей и всего рода Браунов позор падет еще на четыре семейства, и громкий скандал запятнает их герб… Это многочисленный род Кемпбеллов из Шотландии, Карнавонов из Уэльса.
— Вы сказали, Кемпбеллов из Шотландии!.. Вы в родстве с ними? — прервал его Сердар с удивившей всех горячностью.
— Леди Браун, — пробормотал пленник, словно выбившись из сил, — урожденная Кемпбелл, сестра милорда Арджайла, старшего в семье, и полковника Лайонеля Кемпбелла из 4-го шотландского полка, прославившегося во время осады Хардвар-Сикри.
Услышав эти слова, Сердар судорожно поднес руку ко лбу, словно пытаясь удержать ускользающий от него разум. Взор его блуждал в растерянности, мысли теснились в беспорядке. Жена лорда Брауна урожденная Кемпбелл? Но если это так, очаровательные молодые девушки, которых он видел, были племянницами его сестры, его любимой Дианы! И месть его должна была пасть… Вдруг глаза ему застлало черной пеленой, он сделал несколько шагов, хватая руками воздух. К вискам, к сердцу прилила кровь — он задыхался… Наконец он хрипло и дико вскрикнул и упал на руки Рамы, который бросился вперед, чтобы поддержать его.
Барбассон в ярости хотел наброситься на пленника, но Нариндра жестом удержал его.
— Сэр Уильям Браун, — сказал маратх громовым голосом, — знаете ли вы, кто этот человек, которого ваши последние слова поразили в самое сердце, знаете?
Губернатор, онемев от удивления, пораженный случившимся, не знал, что ответить. Нариндра гневно бросил ему:
— Этот человек, молодость которого вы погубили, — зять Лайонеля Кемпбелла, брата леди Браун.
Черты лица сэра Уильяма внезапно исказились, он всплеснул руками и, рыдая, упал рядом с Сердаром, потерявшим сознание.
— Ишь ты, — сквозь зубы пробормотал Барбассон, — проливай крокодиловы слезы. Можешь поставить здоровенную свечу этому, так кстати подвернувшемуся родству, не то, клянусь Магометом, моим святым пророком, ничто не помешало бы мне накинуть тебе на шею пеньковый галстук и отправить тебя к твоему дружку, милейшему Рам-Шудору.
Вдруг сэр Уильям Браун схватил безжизненную руку Сердара и воскликнул с выражением глубокого горя:
— Господи, пусть твоя кара поразит виновного, но пощадит этого человека, он столько страдал… Клянусь, что честь его будет восстановлена.
«Искренен ли он? — подумал несколько поколебленный Барбассон. — Ба! Не будем спускать с него глаз!»
Когда Сердар пришел в себя, он бросил долгий взгляд на сэра Уильяма, все еще стоявшего возле него на коленях и орошавшего слезами его руку.
— О, не отнимайте вашу руку, — пробормотал сэр Уильям с глубоким и, казалось, искренним отчаянием, — не отнимайте ее в знак прощения. Я сделаю все, что вы потребуете, я поклялся в этом, пока вы были без сознания, и каковы бы ни были последствия моего поступка, ваше доброе имя будет восстановлено.
Сердар ничего не отвечал. Было видно, что в нем совершается отчаянная борьба, в которой обычно верх одерживают благородство и великодушие. Рама и Нариндра, хорошо зная характер своего друга, нисколько не сомневались в том, какое решение он примет, они понимали, что в данном случае бесполезно рассчитывать на Барбассона. Оборот, который приняли события, так подействовал на провансальца, что он, как говорят моряки, дал течь и, чтобы не присутствовать при проявлении слабости со стороны Сердара, решил подняться на палубу, чтобы взглянуть, как там идут дела. Уходя, он бормотал:
