Барбассон принес ящик с лекарствами, Сердар снова промыл рану бальзамом, разведенным водой, сделал компресс из той же смеси и аккуратно закрепил его полотняным бинтом.

Туземец, обладающий слабыми умственными способностями, до сих пор не понимал, какое обращение ему уготовано. Самые невероятные мысли теснились, должно быть, в его мозгу, который вековые страдания низвели до животного уровня. Но когда он почувствовал, что благодаря оказанной ему помощи боль утихает, туземец стал держаться увереннее и уже не смотрел на белых с прежним ужасом.

Покоритель джунглей, закончив перевязку, положил пациента на матрас из морских водорослей и, приготовив легкое подкрепляющее из рома, сахара и воды, протянул его раненому. Пораженный тота-ведда смотрел на него с недоверием, не понимая, чего от него хотят, и начал дрожать снова. Чтобы успокоить его и прежде всего показать, как пользоваться напитком, Покоритель джунглей поднес к губам серебряный стаканчик, отпил глоток и снова протянул его бедняге.

На сей раз несчастный дикарь не заставил себя просить. С легким беспокойством попробовав напиток, он тут же поднес стакан ко рту и осушил его с невероятной жадностью. Затем, схватив руку Сердара, он несколько раз приложил ее ко лбу, несомненно в знак благодарности, и громко разрыдался, словно ребенок.

— Мне больно смотреть на это бесхитростное проявление горя, — сказал Сердар своему спутнику. — Я не могу не думать о том, что перед нами человеческое существо, опустившееся до животного состояния по вине ему подобных. Что же нам теперь делать?

— Не можем же мы взять его с собой в Нухурмур? — спросил Барбассон.

— Никто, — ответил Сердар, — не должен знать, где находится наше убежище. Это недоступное место, которому, быть может, нет равных на свете, было обнаружено совершенно случайно нашим другом, заклинателем пантер Рама-Модели. Впрочем, вы, наверное, уже все знаете от него самого.

— Вы забываете, Сердар, что в течение всей войны за независимость я командовал вашей шхуной «Диана», которая в данный момент поджидает меня в порту Гоа. Бедная «Диана», увижу ли я ее снова? Сражаясь рядом с вами во бремя осады Дели и командуя артиллерией, я виделся с Рамой только мельком. После нашего прибытия сюда вся моя жизнь проходит на борту «Эдуарда-Мэри», и у меня не было случая поболтать по душам с заклинателем.

— Он мог бы рассказать вам об этом в нескольких словах, ибо история одновременно коротка и трогательна. Однажды Рама вместе с отцом охотился в этих горах на пантер. Вдруг он поскользнулся и полетел в пропасть с почти вертикальными стенами, к счастью, поросшими достаточно густым кустарником, чтобы выдержать тяжесть его тела. Он инстинктивно схватился за один из кустов, пролетев при этом метров двадцать.

Прежде всего он криком успокоил отца, а затем тщетно попытался подняться, подтягиваясь на руках и цепляясь за нависшие над ним ветки. Но он мог ухватиться только за их концы, а они никак не могли служить ему надежной опорой. Напротив, при спуске ему было бы легко, повиснув на одном кусте и взявшись за его прочный ствол у самого основания, перебраться на другой. Ему оставался только этот путь к спасению и, предупредив отца, который, замирая, склонился над пропастью, Рама начал опасный спуск. Он не только отличался силой, к счастью, на пути ему попались близко росшие друг к другу пальмы и бамбук. Хватаясь за них, он спустился наконец на землю, неоднократно рискуя сломать себе шею.

Спустившись, Рама решил было, что спасен, но не тут-то было: он оказался на дне огромной конусообразной воронки, причем ее широкая часть образовывала дно ущелья, где он находился.

Напрасно он обошел кругом ее основание, со всех сторон возвышались стены высотой двести — триста метров, образуя с землей острый у юл. Чтобы выбраться из этой тюрьмы, ему нужно было совершить восхождение, подобное только что проделанному спуску. Это место как раз находится у входа в пещеры, его мы и назвали Нухурмурским колодцем.

— Я уже догадался об этом.

— Вы понимаете, о чем идет речь, ибо каждый день проделываете этот путь. По дну огромной пропасти протекал неглубокий ручеек, который терялся под одной из скал, казалось, направляясь в самые недра земли. У Рамы хватило мужества лечь на дно ручья и ползти по излучинам его русла под скалой. Метров через пятьдесят он заметил, что туннель постепенно становится выше, и в конце концов очутился в соединявшихся друг с другом обширных пещерах, где, несмотря на свою храбрость, он едва не остался навсегда.

Только на второй день подземного плена, умирая от голода и усталости, он заметил вдали луч света. Он пошел на него и очутился в конце узкого прохода, выходившего к озеру.

— Именно эти два туннеля — один, ведущий из Нухурмурского колодца, другой — выходящий к озеру, — вы расширили настолько, чтобы там можно было свободно передвигаться, и именно они служат убежищем Нана-Сахибу.

— Совершенно верно, мой дорогой Барбассон. Как вы могли заметить, с помощью плоской скалы, поворачивающейся на стержне, мы герметически закрыли единственный выход со стороны озера, который можно было бы случайно обнаружить, несмотря на окружающую его со всех сторон густую растительность. Поэтому мы не имеем права открыть тайну нашего убежища этому туземцу. Он может запомнить к нему дорогу и в силу неразвитости своего ума прельститься подарками и обещаниями хитреца Кишнайи, если тот вдруг сумеет выследить нас. А это вполне возможно, ведь мы можем чувствовать себя в полной безопасности, лишь никогда не выходя из пещер и Нухурмурского колодца.

— В пещерах достаточно места, чтобы прожить там до конца наших дней. Разве вы не создали там великолепный сад!

— Верно, в нашем распоряжении почти двадцать тысяч квадратных метров площади. К тому же еще до подавления восстания, когда я узнал, что Хейвлок идет на Дели, и понял, что полный разгром — вопрос какого-то месяца, я сразу подумал о том, что это место может послужить укрытием для Нана-Сахиба и оставшихся верных ему друзей. Уже тогда я поручил храброму охотнику на пантер перевезти туда с помощью Ауджали всякого рода припасы. Мой приказ был выполнен так хорошо, что мы можем жить там в роскоши, ни в чем не нуждаясь, в течение нескольких лет.

Как бы то ни было, рано или поздно нас могут застигнуть либо во время охоты в горах, либо во время рыбной ловли на озере — вы же знаете, что удержать Барнетта от двух этих пагубных страстей невозможно, — поэтому мы не должны ни под каким видом доверять ни одной живой душе тайну нашего убежища.

— Я согласен с вами, Сердар. Но я возвращаюсь к вопросу, который вы сами задали в начале нашей беседы. Что нам делать с этим беднягой?

— У нас есть только один выход, ибо теперь я уверен, что его рана неопасна. Она заживет дня через три-четыре. Нам надо высадить его в том самом месте, где я его ранил. Он сумеет разыскать свое жилище.

Приняв такое решение, Покоритель джунглей пощупал пульс раненого. Он был спокоен, без каких-либо признаков лихорадки. Сердару пришла в голову мысль накормить несчастного, чтобы побыстрее восстановить его силы. На борту были кое-какие запасы еды, и Покорителю джунглей пришлось прибегнуть к той же уловке, что и с питьем, — он сам попробовал пищу, прежде чем предложить ее тота-ведде. Туземец тут же набросился на все, что ему дали, и стал поглощать пищу с такой жадностью, издавая при этом звуки, выражавшие столь явное удовольствие, что Барбассон не удержался и сказал:

— Черт побери, мы сделали доброе дело! По-моему, бедняга просто умирал с голоду!

Шлюпка пристала к берегу, и наши друзья знаком приказали тота-ведде спуститься на землю. Но несчастный, казалось, не понимал их. Тогда без лишних церемоний они взяли его и положили на траву, не теряя времени на лишние объяснения. Решив, что теперь они от него избавились, Сердар и Барбассон быстро отчалили от берега. Они не проплыли и десяти метров, как услышали шум тела, плюхнувшегося в воду, и инстинктивно обернулись. Каково же было их изумление, когда над водой они увидели голову тота-ведды, который плыл на большой скорости, стараясь догнать их.