Тогда-то один француз, чью историю под именем Покровителя джунглей мы рассказали, прославился, сражаясь рядом с Нана-Сахибом, помог ему бежать после взятия Дели и сумел спасти принца от преследования англичан.
Первое восстание, вместо того чтобы послужить сэру Джону уроком, только возбудило его ярость, и он начал против Декана, не принимавшего участия в восстании, борьбу, которая неминуемо должна была привести к тем же результатам, что и в Бенгалии. Не довольствуясь бесчисленными декретами, направленными на ущемление прав индусов в отправлении религиозных обрядов, на уничтожение каст и тому подобное, он лично явился в Биджапур, оплот древних традиций страны.
Однако чаша терпения индусов была переполнена, вице-король должен был почувствовать, как земля горит у него под ногами, и смерть Уотсона, выступавшего за более мягкую политику, должна была открыть ему глаза, если фанатики вообще способны что-либо видеть.
Мы сочли необходимым, читатель, совершить сей экскурс, ибо без него невозможно объяснить и понять последние события, которыми была отмечена памятная борьба сэра Джона Лоуренса с загадочным и могущественным обществом Духов вод.
Итак, в тот вечер, несмотря на допущенные ошибки, несмотря на предупреждения, получаемые со всех сторон, сэр Джон Лоуренс был счастлив. Он не только считал, что положение его упрочилось, но и надеялся, что могущественные покровители добьются продления его полномочий на новый срок.
Поразмышляв какое-то время о прошедших событиях, сэр Джон мало-помалу погрузился в ту мечтательную дремоту, когда дух освобождается от гнета окружающего его материального мира и взмывает ввысь на волшебных крыльях мечты. Вице-король находился в этом полубессознательном состоянии, когда ему вдруг почудилось, что перед ним возник призрак Уотсона, раскрывающий ему объятия. Сэр Джон с ужасом вскрикнул и отпрянул назад, невольно взмахнув руками, словно хотел оттолкнуть страшное привидение. Очнувшись в других комнатах, залитых светом, он быстро овладел собой.
— К счастью, это был только сон, — с облегчением вымолвил он.
Сэр Джон подошел к окну, но вид руин, выступающих в ночи из темной листвы, только усугублял печально-мечтательное настроение, которым он объяснил привидевшееся ему, и чтобы избавиться от этого впечатления, он закрыл окно и позвонил.
Появился камердинер с помощником, они стали готовить комнату и постель вице-короля. Одновременно вошел, как обычно, Эдуард Кемпбелл, чтобы получить распоряжения на ночь. Он казался чрезвычайно подавленным и прилагал все усилия, чтобы вице-король ничего не заметил.
— Удвоить посты, милорд? — спросил он, когда слуги исчезли по знаку хозяина.
— Предосторожность никогда не помешает, Эдуард, — дружески улыбнувшись, ответил сэр Джон, не заметив, в каком необычном состоянии находился его адъютант.
Когда вице-король обращался к молодому офицеру по имени, это обычно означало, что он намерен задержать юношу и поговорить с ним. Эдуард садился, и разговор длился порой долгими часами. Молодой офицер всегда с видимым удовольствием принимал эти знаки отличия со стороны сэра Джона, но сегодня вечером, услышав, что его назвали по имени, не сумел сдержать жест разочарования, который его собеседник не заметил, ибо продолжал:
— Садитесь, Эдуард, у меня есть для вас хорошие новости.
— Як услугам Вашей Светлости, — ответил лейтенант, склонив голову.
— Оставим пока службу, мой дорогой Кемпбелл, хотя то, что я хочу вам сказать, имеет к ней косвенное отношение. Я не скрывал от вас, что весьма доволен тем, как вы исполняете обязанности адъютанта. Поэтому я давно искал возможность поощрить вас, не уязвляя при этом самолюбия тех ваших товарищей, которые выше по чину, но меньше заслуживают похвалы.
— Приняв меня на службу в свой штаб, Ваша Светлость исполнила все мои желания, и пока ни о чем другом я не мечтаю.
— Скромным быть хорошо, мой юный друг, но, видите ли, будущее человека почти всегда зависит от первого шага, ставящего его чуть выше остальных. Впоследствии этот перевес всегда сохраняется. Например, я сам приписываю мое назначение на должность вице-короля вовсе не качествам, проявленным мной на предыдущих высоких постах, а тому факту, что в начале карьеры я оказал важную услугу губернатору Мадраса — спас его тонувшего сына — и был назначен помощником в Каддолур на десять лет раньше, чем это обычно случается.
Никто из моих конкурентов догнать меня уже не смог. Волею благоприятных обстоятельств я поднялся еще выше, но, начиная с того дня, можно было предсказать, что я стану губернатором одного из округов — Бомбея, Мадраса, Агры или Лахора, хотя лишь очень немногие из государственных чиновников достигают такого положения.
Я хочу оказать вам ту же услугу и дать на десять лет раньше положенного чин капитана, это ключ к генеральским эполетам. Вы будете по-прежнему исполнять обязанности лейтенанта, но властью, данной мне королевой, я назначаю вас капитаном в 4-й шотландский полк, где вы служите.
— Я капитан! — пролепетал молодой человек, не веря своим ушам. — Но надо пробыть пять лет в чине лейтенанта, а я даже и года…
— Вы забываете, — перебил его сэр Джон, — что эта статья военного устава теряет силу, когда речь идет о героическом поступке. Умение, с которым вы действовали во время ареста вождей Духов вод, является достаточным основанием, чтобы дать вам чин капитана… Вот ваше свидетельство.
— Ах, милорд! Милорд! — вскричал Кемпбелл, который не смог сдержать слез, так он был растроган. — Если мне когда-нибудь представится случай отдать за вас мою жизнь…
И он покрыл поцелуями руки сэра Джона.
— Я видел в деле вашего отца, Эдуард, и знаю, что вы принадлежите к семье, на которую можно положиться.
Несмотря на охватившую Кемпбелла радость, казалось, его мучает острая тревога. Но всякий сторонний наблюдатель, не зная истинных причин этих мучений, спутал бы их с волнением, вызванным столь невероятным продвижением по службе.
— На бумаге, — сказал сэр Джон, — не хватает только печати королевы, я сейчас же ее поставлю.
Он встал и пошел за золотой коробкой, где хранились королевские печати. В это время молодой офицер бормотал, ломая руки:
— Что делать, Боже мой? Что делать? Если я промолчу, то изменю дважды — родине и моему благодетелю. А если заговорю…
Вдруг он воскликнул:
— Да, само небо наставляет меня… Только моя мать может предотвратить непоправимое несчастье!
— Все в порядке, — сказал вице-король, кладя печати на место. — Я желаю вам, дорогой Эдуард, чтобы ближайшая вакансия позволила вам занять соответствующую должность.
— Милорд, — ответил юноша, приняв отчаянное решение, — если бы я не боялся злоупотребить вашей добротой…
— Вы хотите о чем-то попросить меня? Говорите, не бойтесь, мой дорогой капитан, я заранее согласен.
— Дело в том, что мы как бы в походе, и я не осмеливаюсь…
— Я читаю ваши мысли, — ласково перебил его сэр Джон. — Вы хотите недельный отпуск, чтобы самому сообщить полковнику и леди Кемпбелл новость, которая доставит им большую радость.
— Неделя! — воскликнул Эдуард с дрожью. — О нет! Этого времени слишком много, мне хватит и трех дней.
— У вас дрожат руки, Кемпбелл. Вы нездоровы?
— Пустяки, милорд… это от избытка счастья… Все так неожиданно… я просто не могу совладать с нервами.
— Ну, успокойтесь, дитя мое. Как говорится в одной прелестной комедии наших соседей французов, радость пугает. Наблюдение очень точное, но, к счастью, подобный испуг оставляет только приятные воспоминания. Отправляйтесь в Бомбей к вашим родителям, я даю вам бессрочный отпуск, вы вернетесь, когда захотите. Скоро мы войдем в период спокойствия, и я надеюсь, мне не придется воспользоваться вашими услугами в качестве военного. Когда вы вернетесь, наше пребывание в Декане подойдет к концу.
— Прошу вас, милорд, не дайте убаюкать себя обманчивым ощущением покоя… С этим народом фанатиков никогда нельзя быть уверенным в завтрашнем дне.