— Таков удел всех государей, Ваша Светлость.

— К счастью, я буду им только пять лет.

— Ваши полномочия могут быть продлены, Ваша Светлость!

— Я вовсе к этому не стремлюсь, Уотсон. Разумеется, я достаточно самолюбив, и мне не хотелось бы, чтобы меня отозвали раньше срока, но, поверьте, мой друг, видеть вокруг себя только постные физиономии, которые ловят каждое ваше слово, каждое движение, чтобы во всем походить на вас, быть постоянно окруженным людьми, готовыми раболепствовать и пресмыкаться перед вами, прибегающими к самой грубой лести, тогда как за вашей спиной они лгут, плетут интриги, замышляют заговоры, — все это так грустно и дает такое жалкое представление о человечестве, что, как только истекут пять лет, я с радостью вернусь в свое поместье в Шотландии, подальше от этих отвратительных мерзостей. К тому же я всего лишь государь pro tempore![7] Что же творится тогда в наследственных монархиях!.. Давайте вашу историю, Уотсон. Как Кемпбеллы могли стать пленниками вождя тугов?

— Как начальник полиции, я многое знаю, поэтому в зависимости от вашего желания, мой рассказ будет либо краток, либо очень долог.

— Пусть сигара послужит вам хронометром, Уотсон. Курите ее спокойно, не торопясь. А потом мы займемся серьезными делами и примем нашего Следопыта.

— Слышали ли вы, Ваша Светлость, о Покорителе джунглей?

— Да, было что-то такое. Он, кажется, француз.

— Да, француз. Бывший офицер при посольстве Франции в Лондоне. У себя на родине он был лишен всех чинов за то, что якобы выкрал секретные планы английского адмиралтейства. Кстати, только что газеты принесли новость о его реабилитации. Обвинения, выдвинутые против него, оказались ложными, он представил военному суду подлинное признание одного из воров, оно полностью его обеляет.

— А! Так похитителей было несколько?

— Двое, Ваша Светлость. Один из них сознался во всем перед смертью. Из уважения к его семье, а также учитывая честное признание, военный суд сохранил его имя в тайне, тем более он уже предстал перед высшим судьей.

— А второй?

— Второй, насколько мне известно, принадлежит к высшей английской аристократии и заседает в Палате лордов. Его имя не было названо в письме, написанном его сообщником, и француз, которого зовут, кажется, граф Фредерик де Монмор де Монморен…

— Именно так, — перебил Эдуард.

— Вы его знаете? — удивленно спросил сэр Джон.

— Это мой дядя, — ответил юноша.

— Смотрите-ка! То, что вы рассказываете, кажется мне весьма интересным, хотя я не понимаю, какое это все имеет отношение к Кишнайе, отъявленному прохвосту и предводителю тугов.

— Вы спросили меня, как Кемпбеллы могли попасть в руки Кишнайи, поэтому я начал сначала.

— Вы правы, не буду больше вас перебивать. У вас в запасе еще целая сигара времени.

— Француз был настолько благороден, что не назвал второго виновного, имя его, вероятно, останется неизвестным. В качестве возмещения за понесенные им страдания граф де Монморен только что назначен своим правительством на пост губернатора французской Индии.

— Стало быть, он мой коллега. И это бывший Покоритель джунглей и… дядя Кемпбелла? Простите, я снова перебил вас, но мне это кажется таким странным…

— Возвращаюсь к Покорителю джунглей. После осуждения Фредерик де Монморен приехал в Индию, где в течение двадцати лет вел жизнь странствующего рыцаря и поборника справедливости, семья совершенно о нем забыла. За это время сестра его вышла замуж за Лайонеля Кемпбелла, отца присутствующего здесь Эдуарда.

Когда разразилось восстание сипаев, Фредерик де Монморен, которого за его подвиги прозвали Покорителем джунглей, всей душой встал на сторону Нана-Сахиба, и из-за его ловкости и мужества мы едва не потеряли Индию. Когда в Европе решили, что наше дело проиграно, юный Эдуард, которому было тогда шестнадцать лет, и его сестра Мэри прибыли в Индию с рекомендательным письмом лорда Ингрэхема к Покорителю джунглей, умоляя спасти их отца, находившегося в тот момент в Хардваре, осажденном войсками Наны. Встреча молодых людей, не подозревавших, что у них в Индии есть дядя, и Покорителя джунглей, не знавшего, что у него в Европе есть племянники, была весьма драматичной… «Дядюшка! Племянничек! Племянница! Зятек!»

— Не шутите, сэр! — с огорчением воскликнул Эдуард.

— Здесь не над чем рыдать, мой юный друг, к тому же вы знаете, что я люблю вас и вовсе не хочу причинять вам боль. Продолжаю. Итак, Покоритель джунглей спас Лайонеля Кемпбелла, бывшего тогда майором и комендантом Хардвара. Но в ходе войны, во время своего пребывания на Цейлоне, где Покоритель джунглей, безусловно, хотел разжечь восстание, он был арестован губернатором острова, сэром Уильямом Брауном, благодаря дьявольской ловкости Кишнайи, который всегда служил губернатору. Покорителю джунглей, приговоренному к смерти вместе с товарищами, удалось бежать прямо с места казни. Следующей ночью Уильям Браун был тяжело ранен Фредериком де Монмореном, у которого хватило дерзости вернуться и проникнуть в особняк своего врага. С этого времени между всеми названными мною лицами начинается настоящая война с хитростями, засадами, ловушками, рассказывать о которой слишком долго. Губернатор Цейлона взялся за дело так рьяно и назначил такую высокую цену за поимку Покорителя джунглей, что я всегда думал — а мы, полицейские, люди по природе своей подозрительные, — что помимо восстания существовали и другие причины для ненависти между этими людьми. Очень может быть, что сэр Уильям был вторым сообщником в знаменитой краже документов и что Покоритель джунглей не назвал его имя.

— О, сударь! — вскричал Эдуард Кемпбелл. — Подобное обвинение бесчестно. Простите, милорд, — сказал он, склонившись перед вице-королем, — но дело идет о чести моей семьи. Губернатор Цейлона женат на одной из сестер моего отца.

— Успокойтесь, Эдуард! — ласково сказал ему сэр Джон. — Уотсон, вы завили слишком далеко.

— С вашего позволения, милорд, — настойчиво продолжал молодой человек, — я требую, чтобы сэр Уотсон взял назад свое необоснованное обвинение.

— Ну же, Уотсон, не портите мне вечер…

— Чтобы доставить вам удовольствие, милорд, — холодно сказал начальник полиции, — допустим, что я ничего не сказал.

— Но ваше обвинение остается в силе, — заметил Эдуард.

— Буду краток, — продолжал Уотсон, делая вид, что не замечает настойчивости адъютанта. — Падение Дели и конец восстания, раздавленного Хейвлоком, не положили конец вражде двух этих людей, которым пришлось встретиться уже при иных обстоятельствах. Нана-Сахиб, спасенный Покорителем джунглей, укрылся в убежище, несомненно, давно приготовленном для него с помощью Духов вод. И с тех пор, как известно Вашей Светлости, ему удавалось ускользать от нас. Кишнайя, который пообещал выдать его, напал, я уверен, на место, где скрывается принц, и если бы не глупое желание отомстить Покорителю джунглей и взять в плен Кемпбеллов, возвращавшихся из Европы, Нана-Сахиб был бы в наших руках. Кишнайя был захвачен отрядом шотландцев, поспешивших на выручку полковнику, и повешен вместе со своими последователями. Вот моя история, милорд, я еще не докурил сигару. Как видите, я не слишком затянул свой рассказ.

— Напротив, Уотсон, вы поспешили его закончить.

— Последние события были известны Вашей Светлости, ибо вы сами поручили Кишнайе разыскать, где скрывается Нана.

— Кишнайя — ловкий и хитрый малый. Вы уверены, Уотсон, что его повесили?

— Да, если верить официальному донесению.

— Я могу заверить вас, милорд, что он не избежал участи своих товарищей, хотя его и повесили последним. Я присутствовал при этом акте правосудия: мы возвращались из Англии после отпуска отца и сопровождали мою мать, она разыскивала брата, которого не видела с детства.

— Как же вождь тугов не обратился к офицеру, командовавшему отрядом? У него был приказ, подписанный мною, это спасло бы его.

— Действительно, я вспоминаю, что он долго говорил о чем-то с капитаном шотландцев. И все-таки его повесили.