Бледнее полотна лежал молодой царь, и тяжкое прерывистое дыхание вздымало его широкую грудь. Изредка открывал он глаза и обводил горячечным взором знакомые лица бояр и князей своих: казалось, искал он и просил у них успокоения. Но по-прежнему хмуры были эти лица знакомые и отвечали они на царский взор короткими взглядами.
Высвободил молодой царь из-под пухового одеяла руку исхудалую, положил на свой пылающий лоб и позвал слабым голосом:
- Алексей!
Подошел к царю Алексей Адашев, наклонился:
- Что повелишь, царь-государь?
Опять послышался слабый жалобный голос царственного больного:
- Где же отец Сильвестр? Что же не идет он утешить и подкрепить меня?
- Сейчас придет отец Сильвестр, - молвил Алексей Адашев, а сам опасливо на бояр посмотрел.
Нахмурились все бояре и гневно очами засверкали; особенно разгневались родичи царские Захарьины-Юрьевы. Между тем больной царь не переставал звать любимого наставника своего старца Сильвестра:
- Позови, Алексей, его! Пусть он усовестит бояр мятежных и охранит наследника моего, царевича-младенца… Позови его, Алексей!
Не стал перечить Алексей Адашев, вышел он из опочивальни царской и в другие горницы пошел, где толпой стояли другие бояре думные, остальные чины двора царского. Среди этой толпы слышался шепот тревожный, из уст в уста перелетало имя князя Владимира Андреевича, двоюродного брата царского, которого прочили бояре в цари. Повсюду такие речи велись:
- Или нам в неволю идти к Захарьиным-Юрьевым?!
- Царица молода, царевич совсем младенец несмышленый - будут помыкать нами да и всей землей русской родичи царицыны!
- Лучше избрать царя разумного из рода царского, храброго и милостивого…
- Князь Владимир Андреевич добрый владыка будет!
Но раздавались голоса и против:
- Царь Иоанн - помазанник Божий, и за ним царевичу Димитрию престол царский надлежит!
- Захарьины-Юрьевы нехудые бояре, никого они не обидели; царица Анастасия добра и милостива, не попустит она никакого худа нам сделать.
В такую-то сумятицу попал Алексей Адашев, когда вышел из опочивальни царской.
Стал он кругом оглядываться, не видать ли где старца Сильвестра, да нигде того не было. Пошел тогда Алексей Адашев далее и в передней горнице нашел своего друга-приятеля. Только почему-то остановился тотчас же Алексей и не смел с места сдвинуться.
В горнице передней вот что было: у самых дверей стояли тесным рядом верные слуги царя Иоанна Васильевича - бояре, окольничие и другие чины двора царского; заграждали они путь князю Владимиру Андреевичу и не пропускали его в другие горницы. Гневом пылал гордый князь, отпрыск рода царского, едва за меч не брался. А старший боярин говорил ему речи дерзкие:
- Не пропустим тебя, князь Владимир Андреевич, потому что умыслил ты на царя Иоанна Васильевича измену. Мутишь ты бояр царских, и не хотят они крест целовать царевичу!
Позади князя Владимира Андреевича шел старец Сильвестр; гневно глядел он на супротивников князя и, слыша речи боярские, сам вперед выступил.
- Кто из вас, - воскликнул он громким голосом, - дерзнет удалить брата от брата?! Кто дерзнет злословить мирного! Пропустите князя Владимира, хочет он над болящим братом слезы скорбные пролить и Господу помолиться…
Не сразу уступили бояре, да уж так привыкли бояться старца Сильвестра и каждого его слова слушаться, что наконец расступились, и прошел князь Владимир Андреевич в другие горницы к своим единомышленникам. Вслед за ним заторопились и верные слуги государевы - послушать, о чем речи вести будут.
Алексей Адашев, улучив время, к старцу Сильвестру подошел и молвил ему, головой качая:
- Что ты делаешь, отец святой? Всем уже боярам ближним ведомо, что прочат князя Владимира Андреевича в цари. А ты ему помогаешь и в горницу царскую ведешь.
Скорбно поглядел старец Сильвестр прямо в очи другу:
- Или мыслишь ты, Алексей, что я царя Иоанна менее твоего люблю? Нет, готов я за него жизнь отдать и всегда его славить буду… А теперь статочное ли дело, чтобы власть царская на жене слабой да на младенце держалась? Опять пойдет своевольство боярское, опять застонет земля русская от правления неправедного.
Лучше всем будет, если на престол царский сядет муж твердый, мудрый и доблестный. Жалко мне царя Иоанна, жалко мне царицы и царевича, а все же буду я за князя Владимира Андреевича стоять.
Молча выслушал Алексей Адашев слова друга своего старого и не нашелся ничего ответить.
Был среди очевидцев, что смотрели на столкновение слуг царских с князем Владимиром Андреевичем, князь Иван Пронский-Турунтай, лукавый царедворец, которому и тем и этим услужить хотелось. Видел он и слышал, как вступился старец Сильвестр за царского брата, и поспешил скорее в царскую горницу пробраться.
Думалось лукавому князю, что не мешает упредить царя и про священника, что с недругами дружит, верным боярам сказать.
В горнице государевой все те же ближние слуги около одра царского стояли; молодой царь на мгновение забылся и в беспамятстве изредка шептал какие-то слова отрывистые. Родичи царя Захарьины-Юрьевы, князья Мстиславский, Воротынский, бояре Шереметев да Морозов шептались между собою и перечисляли непокорных воле государевой.
- Слышали, бояре, - говорил князь Иван Федорович Мстиславский, - новые изменники нашлись: князь Дмитрий Палецкий, сват царский, Василий Бороздин, князь Дмитрий Курняшев, казначей Никита Фунаков - все на сторону Владимира Андреевича передались. Пусть, говорят, даст он князю Юрию Васильевичу удел по завещанию великого князя Василия Иоанновича, тогда они его на престол царский посадят.
Смутились все бояре приближенные и друг на друга с опаскою поглядывать стали: может быть-де, и ты в сердце измену государю молодому таишь… Каждый стал подсчитывать, сколько бояр против Димитрия-царевича идет, и много таких бояр оказалось - чуть ли не три четверти всего двора царского. Поникли все головами и в горькие думы погрузились, а Захарьины-Юрьевы еще ближе к болящему царю подвинулись: там была их надежда единственная и их спасение. Тишина настала в горнице.
В это мгновение вбежал князь Пронский-Турунтай и новой недоброй вестью бояр устрашил:
- Совсем беда пришла, бояре! Передался князю Владимиру Андреевичу и сам старец Сильвестр. Алексей Адашев тоже с ним ходит, должно быть, одно мыслит…
Не успели верные бояре ответить князю Турунтаю, как с одра царского раздался слабый и дрожащий голос: как раз очнулся молодой царь и дурную весть услышал.
Застонал он, приподнялся на постели и молвил боярам:
- Что же, бояре, вы одни упорствуете? Оставьте меня, идите к изменникам моим, покиньте царя, царицу и родичей их. Не буду вас винить: сила солому ломит. Если уж сам старец Сильвестр…
Тут прервался слабый голос царя молодого; не стало у него более сил, только очи, полные слез, обратил он к иконам святым. Жалость великая проникла в сердца бояр при виде владыки молодого, беспомощного, покинутого. Как один, двинулись они все к царю и стали вокруг одра его на колени; один другого перебивая, стали они уверять царя в своей верности, стали утешать его и новые клятвы давать.
- Царь-государь, - сказал дьяк Иван Михайлов, - готова уже у меня целовальная запись для царевича Димитрия; дай мне в товарищи кого-нибудь из бояр, вот хоть князя Владимира Воротынского, - завтра вынесем мы в передние горницы крест и призовем бояр на присягу. Верь, что никто не дерзнет явно перечить твоей воле царской, все крест поцелуют.
- Мы за тебя, царь-батюшка, - молвил воевода Шереметев. - За нас и стрельцы, и дети боярские: кто супротивничать будет, того тотчас же схватим.
Захарьины-Юрьевы, Морозов, Палецкий, Мстиславский и Воротынский то же царю говорили. Мало-помалу успокоился молодой царь; с верою и надеждою взглянул он на верных бояр. Снова сказал он дрожащим голосом:
- Ради Господа Бога, стойте крепко, бояре, за мою семью царскую, если мне Господь не судил выздороветь. Тяжко будет вам после смерти моей - не пощадят вас мятежные бояре… А пуще всего вас, Захарьины-Юрьевы, станут они донимать. Стойте же доблестно и не страшитесь; за верность царю уготована вам жизнь вечная в Царствии Небесном!