А через два дня, июня двадцать третьего, когда царь Иоанн Васильевич за обеденной трапезой сидел, прискакал гонец от воеводы-наместника тульского, князя Григория Темкина. В грамотке, с гонцом присланной, писал князь Темкин молодому царю: “Крымский хан здесь, подступает к стенам тульским; а при хане много пушек, и есть в ордах его дружина янычар турецких султанских”.

Тотчас же выступила из Коломны царская дружина, а главная рать получила приказ царский через Оку-реку переправляться. Молодой царь Иоанн Васильевич отслушал молебен в коломенской церкви Успенской, принял благословение от епископа Коломенского Феодосия и, времени не теряя, надел доспехи бранные и выехал из города к полкам своим.

Летописцы говорят в один голос, что никогда еще русское воинство с такою охотою на бой не шло; по их подлинным словам, войско “шло на битву, как на потеху”.

Многочисленно было царское войско: числились в нем и дворяне, и жильцы - лучшие отборные воины, и дети боярские, и новгородская дружина, и прочие дружины из городов да областей северных.

Когда прибыл царь Иоанн Васильевич с полками своими к городу Кашире и на минутный роздых остановился, пришла к нему весть добрая. Только что царь на мягкий персидский ковер прилег, только что походную чару вина выпил, - привели к нему опять гонца от наместника тульского, от князя Григория Темкина. Был гонец измучен, пятна крови виднелись на его кольчуге, а поверх пятен лежала пыль дорожная от пути дальнего. Поклонился гонец царю в ноги и на приказ царский стал добрые вести рассказывать:

- Вчера, царь благоверный, ранним утром приступил хан крымский к Туле. Обилен был у него снаряд огнестрельный и пушкари добрые с собою приведены были.

Поставил хан пушки против ворот Воскресенских, против башни Спасской, против башни Симеоновской и стал палить ядрами калеными. Зашипели ядра, задымились, стали через стены перелетать, кровли рушить, дома зажигать. Разом пожар открылся во многих местах. Но по благости Божией не было робости ни в ком из тульчан.

Стали мы огонь тушить, стали мы со стен нехристей отбивать, и послал нам Господь удачу. Первый налет татарский мы отбили, а потом приступили татары, и думали мы, что наутро они на большой приступ пойдут. Только проведал хан про поход твоих дружин царских и в ночь отвел полки свои от Тулы. На заре мы только последние ряды орды татарской видели - бежать они торопились. Тогда послал князь Григорий в погоню за ними, и многих тут посекли. Убили тульчане много воинов татарских, а меж ними и шурина ханского князя Камбирдея. Через малое время пришли к нам на помогу твои воеводы царские, Щенятев князь да Курбский князь, и стало войско их на том самом месте, где ночью разбиты были шатры ханские. Послал меня князь Григорий Темкин поведать тебе, царь благоверный, о той удаче.

Возликовал царь Иоанн Васильевич, щедро гонца деньгами наградил и уже не стал спешить под Тулу, доехал до Каширы и в том городе ночевать остался.

С вечера до глубокой ночи, обливаясь слезами светлыми, молился молодой царь: благодарил он Господа за первую удачу, просил и еще благословить оружие воинства русского. Когда же окончил царь долгую молитву свою, лег он на ложе походное и таким сладким сном заснул, как будто был еще дитятею. В грезе сонной привиделась ему молодая супруга царица Анастасия Романовна, веселая и радостная; говорила она ему устами нежными, что послал ей Бог наследника престолу Российскому.

Привиделся молодому царю снова и старец Сильвестр; благословлял его старый священник и на новые подвиги ободрял…

Ранним утром проснулся царь с легким сердцем и с душою спокойною. Только успел он глаза открыть, как предстал перед ним стольник двора царского и оповестил, что новый гонец от воевод прислан. Поспешно встал царь, оделся, помолился перед иконами и велел гонца позвать.

Еще более радостные вести привез сегодняшний гонец:

- Царь-государь, прислан я от воевод твоей рати передовой, от князей Щенятева да Курбского. Пошли воеводы вчера из-под Тулы на розыски и повстречали они великую силу татар крымских, числом более трех десятков тысяч. Видно, не знали те крымцы, что бежал хан их от стен тульских; грабили они и жгли села да деревни и полон собирали. Было у твоих воевод царских силы вполовину менее. Все же ударили они на татар и разбили их наголову. В той битве жестокой сильно поранен был молодой воевода князь Андрей Курбский. Врезался он с дружиной передовой в самую гущу орды татарской, совсем смял и устрашил нехристей и начало победе нашей положил. Только вынесли из битвы князя Андрея, сильно уязвленного мечами татарскими: вся иссечена у него голова, и плечо глубоко прорублено. Далее еще велели воеводы оповестить твое царское величество, что нещадно гнали они татар поганых до самых берегов Шевроны-реки, встретили и новые орды ханские, и их одним налетом разбили. Хан крымский даже татар своих бросил, на коня степного сел и в крымскую сторону с немногими мурзами погнал. Наши легкие дружины конные доселе еще в погоне за татарами. Хан весь свой обоз бросил, пушки оставил, одних верблюдов порезать велел, других живьем на добычу нам покинул.

Не удивился царь Иоанн Васильевич вести счастливой: еще со вчерашнего дня неведомое предчувствие говорило ему, что ждет его удача великая в деле бранном.

Велел он повернуть полки свои назад в Коломну, одному из бояр ближних - свезти князю Андрею Курбскому, молодому витязю, царскую милость и награду - большую гривну золотую.

Через день прибыл царь Иоанн Васильевич в Коломну; стали туда понемногу стекаться и полки царские. Встретил царя епископ Феодосий с духовенством, с первой победой великой поздравил вождя царственного. Помолился молодой царь в церкви Успенской, вознес хвалу Господу за удачу свою и опять занялся делами казанскими.

Но не забыл он и о Москве: послал к царице-супруге, к брату князю Юрию Васильевичу, к митрополиту Макарию особого гонца, окольничего Яковлева Семена Васильевича, с доброю вестью о победе над крымцами. Кроме того, велел молодой царь свезти в столицу земли русской всю добычу победы великой: многие пушки крымские, верблюдов, чудищ безобразных и густые толпы пленных крымцев. К воеводам свияжским послал царь с вестью о победе Федора Черемисинова.

Настало первое июля. К этому дню возвратились все воеводы с тульского дела и царю поведали, что хан до того испугался и духом пал, что в бегстве своем за день верст по семидесяти летел, коней загонял до издыхания.

Принимал царь воевод своих храбрых в хоромах наместника коломенского; был тут же епископ Феодосий, игумены монастырей коломенских и ближние бояре царские.

Улыбался царь весело, слушая рассказ о бегстве ханском из уст князя Василия Воротынского, который по летам старшим был и с царем от лица всех воевод говорил.

- Спасибо вам, воеводы доблестные! - воскликнул царь Иоанн Васильевич в великой радости. - От одной беды избавили вы Русь Православную, теперь нужно другую напасть избыть…

Хотел молодой царь повести речь о походе казанском, да вдруг вспомнил о князе Андрее Курбском:

- А что князь Андрей? Тяжки ли язвы его? Скоро ли он встанет?

По душе пришлась всем воеводам и боярам забота царя о витязе молодом.

- Не печалься о нем, царь-батюшка, - ответил князь Воротынский. - Богатырь телом и душой князь Андрей. Теперь еще его жар палит и сил у него немного; но сказал лекарь-немчин, что дня через три встанет князь и на коня сядет.

Перешел тогда молодой царь опять к делам казанским:

- Утерли вы, воеводы, вдосталь поту кровавого на поле бранном, а еще скоро придется вам и воинам храбрым кровь пролить под стенами казанскими. Время не терпит, надо скорее в поход выступать.

При этих словах царских нахмурилось чело у воевод и бояр, потупили они глаза в землю и ни словечка царю не ответили.

В то время не любили ратные люди походов неустанных и трудов непрерывных. Тяжелы были обозы в полках русских, медлительны были откормленные сытые кони; по целым месяцам шли, бывало, полки по худым дорогам, и более, чем от врагов, терпели ратные люди от пути дальнего. Молчали и хмурились бояре…