— Будем пробовать… Это эксперимент… Значит, нужно соблюдать осторожность и следить за показаниями индикатора. Чтобы вода в бойлере не закипела! Не забывайте об этом!

— Конечно, конечно…

Где тут она тебе, дед, закипит. Жди! Размечтался! Уголь просто фантастически горючий. Прогорает как сухой спирт. А система разболтана, из всех щелей так и валит. Хорошо если до шестидесяти градусов дотянет, да только что толку — не держит ни черта! Закинь ты хоть сто килограммов, он как порох сгорит — и все! Ни тепла, ни шлака. Все выветривается. Браги в таком котле не сваришь! Что уж говорить про кубометры воды!

Я три дня топил вприглядку — забрасывал каждый час по ведру, никакого эффекта.

Люди приходили посмотреть, заходили в бойлерную, стояли, косились на индикатор, удивлялись: неужели работает?.. Я отвечал, что вроде бы работает… Старик все ходил из залы в залу, из комнаты в комнату, трубы трогал, едва теплые, носом воздух нюхал, мебель переставлял. Было не совсем ясно: греет или нет…

Басиру пришел с чайничком своего зеленого чая, попили чаю, он спел песню на своем, исполнил ритуальный танец джю-джю, пожелал удачи, расцеловались, попросил следить за черепашкой и отапливать их дом тоже, уехал с Ивонкой на фестиваль в Пакистан или Индию… прощался как навсегда! Прижимал меня к себе, похлопывал по спине огромными ладонями, в глазах — слезы.

Старик гремел своими ботами наверху, трогал трубы, прикладывал руку к батареям, заодно на прочность проверял. Теплые. Ржавые. Чуть греют. Слегка разболтаны. Мой котенок всюду шастал за ним. Тот его заметил, закудахтал: блё ойне! Голубоглазик! Поймал, посадил за пазуху. Так с ним куда-то и ушел…

Приходил мистер Ли, за ним — сыновья, покурили, поболтали… Я расспросил их о Мэтью. Они сказали, что он был сущий черт! Посмеялись.

— Он хотел посеять целое поле конопли, — засмеялся Джош.

— Убеждал старика, что так он сможет получить очень много конопляного масла и вдобавок — веревку, самую прочную на свете веревку, из которой можно плести канаты… — пояснил Фредерик.

— Он хотел открыть мануфактуру, — сказал Иоаким, — он так это называл: Huskegaard&Co.

— Да-да, точно, — вспомнили ребята и засмеялись, обыгрывая это название: Huskegaard&Co — Fuskegaard&Co.[33]

Иоаким рассказал, что размолвка между стариком и Мэтью началась после строительства общежития для монахов. Как-то мистер Винтерскоу объявил, что скоро приедут монахи, надо что-то строить, какое-нибудь общежитие, какой-нибудь временный хостел… Старикан был в панике! Мэтью быстро подогнал человека, который в считанные дни возвел старые стены баронской конюшни, врезал шикарные рамы на модерновых замках; они привезли воз сена-соломы для крыши, стекло, двери, даже тумбочки… Но тут мистер Скоу получил известие из Питера, что никто не приедет: старик останавливает работы, а Мэтью уходит с головой в грибную митоту,[34] и с тех пор его уже не интересовали ни хостел для монахов, ни замок, так как это были всего лишь осколки им отрицаемой реальности.

— Таков был Мэтью… — сказал Джош.

— Это далеко не все, — заметил Иоаким.

— Да, он был горазд на выдумки, — кивал Джош.

— Он пытался получить особый вид магического гриба, — припомнил Иоаким. — Чтобы странствовать в мирах… Круче ЛСД. Долго бился над какими-то лампами и удобрениями…

— Он в замке устроил целую лабораторию! — воскликнул Джош. — А?

— Да, да… Там вышел целый скандал! — кивал Фредди. — Что там случилось, Ким?

— Он чем-то накормил нашего оленя… — сказал Иоаким. — У нас тут в парке бегает олень…

— Ну, не олень, он не такой большой, — сказал Джош. — Но бегает быстро. Влетит во двор, пронесется как ветер… Не сразу и поймешь, что это было! Он так мою рубаху украл! Рогами зацепил и побежал… Нет, не олень. Просто козел.

— Это датский олень, hombre, — поправил его Иоаким, — датский олень! — добавил он, посмотрев строго на Джоша, а затем продолжал: — Мэтью накормил его чем-то, какой-то химической гадостью, вот он и бегал, как интерсити. А Мэтью за ним, рыскал по лесу и полям в целлофановом костюме, в маске, с совком, пакетами, охотясь на дерьмо оленя… Патриция или Жаннин, короче кто-то решил, что раз он так оделся, должно быть, использовал что-то радиоактивное… А сам знаешь, как у нас тут с этим делом… Экология! Природа! Не дай бог какую срань просыпал или разлил! Выкинут к чертям! Вот его и прищучили… У него в замке несколько канистр убойных химикатов обнаружили. Никакой техники безопасности, все правила хранения были нарушены, сроки вышли… Старик был в панике! На собрании коммуны суд устроили… Он тогда как-то вывернулся, но потом старик не вытерпел и выгнал его с концами… за что, не помню… Фредди, за что Скоу выгнал Мэтью?..

— А?.. Не помню… Там было за что… Там много чего было… Жаль, что ты его не видел, — вздохнул Фредди, хлопая меня по плечу, — ты бы сразу все понял… Это был такой тип… такой тип! Второго такого просто нет!!!

— А фотография?.. — выпучил глаза Джош. — Покажем ему фотографию! Ким? У тебя должны быть фотографии!

— Да нет никаких фотографий! — скривил лицо Иоаким.

— Он всем запрещал его фотографировать. Он же считает себя учеником Хуана…[35] и не фотографируется!

— Да-а… — засмеялся Фредди, хлопая себя по ляжкам. — К нему приходил дон Хуан!

— В сновидениях, — пояснил Иоаким.

— Что вы плетете? — вдруг встрепенулся Джош. — Первый раз слышу!

Братья посмотрели на него с улыбкой, покачали головами…

— Неудивительно, — сказал Фредди.

— Ты так много куришь, — заметил Иоаким. — Передавать дальше надо, hombre! — Иоаким вырвал джоинт из пальцев Джоша. — Хорошо, если ты завтра вспомнишь, о чем мы тут сейчас говорили…

Приходил Клаус, раздевался до татуировок, курил и говорил, что английский язык произошел от датского, даже приводил примеры: skip — ship, hand — hånd, for — for, tree — tree, son — søn, daughter — datter, eye — øje… Даже сказал, что некоторые города называются в точности, как датские, например: Middlesbrough — Middelfart… Derby…

— В Дании много городов, которые оканчиваются на «Ьу», потому что в переводе с датского это значит «город». — Клаус упал на мой топчан и заснул, а я отправился искать старика. Тот сам объявился, с термометром, обросшим паутинками, где-то нашел, старый-престарый, с кровавой каплей на дне, ходил с ним по замку, как вампир в поисках жертвы, вешал на крючки, сидел в каждом кресле с котенком на коленях, ждал, что покажет. И так засыпал. Потом просыпался, вставал, смотрел на термометр. Поворачивал его так да сяк. На свет. В тени. Ничего.

— Наверное, сломался, — заключил он. Встряхнул его, подержал над остывшей печью. — Ничего не меняется. Сломался! Но мы не будем останавливаться. Нужно продолжать эксперимент!

Продолжать так продолжать… В топку уголь кидаю, на индикатор посматриваю. Уголь горит, время идет, а время — деньги: двадцать крон в час! Так что мне это только на руку… Пусть хоть год, два, три твой эксперимент продолжается, я все топить буду, даже и за двадцать, и за десять, и за пять крон! Через пару лет наступит срок давности, дело мое пойдет в архив, на все остальное я вообще клал. А термометр… сломался он или не сломался — это меня не касается. Тут что топи, что не топи — одна фигня. Дело не в угле, не в термометре и даже не в топке. Замку нужна нормальная крыша, водосточные трубы и стекла в каждом окне, и желательно — двойные! А так, что толку…

Котел такой громадный, как паровоз, — после испанки построен… Обалдеть можно! Кому расскажу — никто не поверит! В Дании люди топят котлы двадцатых годов! И они работают — во всяком случае не взрываются и не текут!

У нас, в коплиской[36] Реставрации, бойлер был раза в два меньше, поновей, конечно, один раз закинешь, и через час идешь мыться. А тут не то что мыться — не согреться! Хоть прилипни! И уголь у нас был не такой хороший. Уголь был все хуже и хуже. Как от СССР отломились и еще не нашли, к чему бы такому присосаться, так и уголь стал хуже, и сахара не стало. Мыло кирпичами по талонам выдавали. Ножами то мыло строгали. Потому как не мылилось оно, пока не настругаешь! А уголь… Такой под конец девяносто третьего был уголь, что вываливаешь в два раза больше, чем закинул. Руду выбиваешь, как шахтер. А тут — ничего. Пыль, а не зола. Летит. Нечем дышать. Ест глаза, сука…