Рассаживались на стульчиках, читали журнальчики, спрашивали Ханумана и Непалино, что они думают о том да о сем, как бы они поступили в том или ином случае, что им казалось правильным, а что — нет…

Непалино послушно выпускал бесцветные монотонные фразы, зазубренные до бездушности. Он их проговаривал как молитву.

Никто не обращал внимания, если он их произносил невпопад и не по делу. Никто не обращал внимания, если он каждое занятие произносил одни и те же фразы. Все им были очень довольны. Они радовались, что он вообще что-то говорит, что он сидит с ними и улыбается. Так мало им надо было: втянуть лягушонка в секту!

Я косился на них сверху, поражался, какой там разыгрывался каждый раз спектакль. Эти чистоплюи в лагерь пришли проповедовать. Миссионеры! В лагерь эти идиоты ходили, потому что им было больше некуда ходить! Все нормальные датчане не подпускали их к себе на пушечный выстрел, так они в лагерь стали ходить. Вот где они себя почувствовали людьми! Даже героями! Они оказались на самой передовой! Тут они могли и поругать датское правительство, и сказать, что датчане — народ холодный! А вот сами они были не такие! Потому что они были ближе к Богу! Они были совсем другого замеса, потому что открыли в себе Бога, себя открыли для Бога, Бога открывали в других и каждому готовы были открыть Бога! Это были совсем иного склада люди. Почти святые. В них, конечно же, не было меркантильности. Они переродились! Они не считали каждую крону. Они их просто не тратили. Они отказались от наличных. У них были пластиковые карточки. Они не прикасались к банкнотам вообще. Ведь это же грязь! И на машинах они ездили только дизельных. Гамбургеры не ели. Ведь котлетки из курочек и коровушек, которых выращивают на гормональных уколах! Это бесчеловечно! Проповедовали ветряки, солнечные батареи, не голосовали, не мылись джонсонами, не пили кока-колу и срали бабочками. Они не были лицемерами! Они просто не договаривали если что. Они себя чувствовали чужими среди датчан! Им было бы проще жить в Африке!

Я смотрел на них сверху и хотел спросить: отчего же они туда не поедут? Отчего не поедут в Африку? Езжали бы в Африку и там миссионерствовали! Отчего нет?

Хануман как-то съел грибков, забыл, что миссионеры должны были пожаловать, он не удержался, съел грибков, что мы насобирали на полянках с коровьим навозом, в округе их было ой-ой как много!

Это он сделал не подумав. Ладно я — ко мне никто не приходил и не мог прийти. Я мог себе позволить закинуться, раствориться в воздухе, выпасть из мира сего… Ну а он-то… Он-то… Ханумим, Ханумбад… Как он мог забыть, что он стольким людям нужен?! Он не имел права выпадать из мира! В этом мире стольким могла понадобиться его помощь!

Когда они приперлись, он был на пике. Его перло, да покрепче моего! Меня перло дай Бог, а его просто носило! Я по глазам видел — он был ни-ка-кой!

Служители культа расселись на стульчиках, открыли журнальчики, приготовили вопросник, раскрыли библии на необходимой главе, стали читать, задавать вопросы.

Ханни притворился, что приболел, пытался отмазаться, спровадить их, надеялся, что те отстанут, уйдут, но не тут-то было! Они не собирались уходить, они стойко пили чай, читали брошюры, между делом говорили, что он как-то плохо выглядит, спрашивали, не привезти ли ему лекарств?.. Они заметили ему, что у него глаза красные. Он говорил, что болен, что у него жар, что у него простуда, что у него то да се, мать их! Они трогали его лоб и во всем с ним соглашались.

С него пот градинами катил! Его крутило, вокруг него бесы летали. Мне было страшно на него смотреть! Меня самого выворачивало…

Замотавшись в тряпки, прикусив простыню, я спрашивал себя: почему бы им не убраться? Почему не оставить человека в покое? Почему не посочувствовать и не дать отлежаться?

Нет, никак нельзя! У них было предусмотрено занятие на четверг. Им надо было отсидеть свои три часа тут, потому что они должны были заниматься служением Господу с пяти до восьми, и Непалино и Хануман должны были в этом участвовать! Такое мероприятие отменить было никак невозможно! Хануман должен был с ними ходить по билдингам и общаться с людьми. Он должен был с ними шататься от комнаты к комнате и стучать в двери, приглашая принять участие в посиделках.

Его перло, у него из ушей вываливались разноцветные младенцы, его ноги врастали в пол, выныривали на Манхэттене, гуляли по Сохо, его руки стали кольцами Сатурна, его член стал Эйфелевой башней, а они ему задавали вопросы, про верное служение, про любовь и прелюбодеяния, и он должен был отвечать на их вопросы, должен был ходить по лагерю, по коридорам и заводить беседы с азулянтами! Втягивать их в секту! Это было невыносимо!

В тот раз, однако, все обошлось, а после следующего сеанса «служения Господу» Хануман решил приударить за одной совершенно отвратительной девчушкой, которая у них там пронзительным голосом нараспев читала псалмы. Это длилось совсем недолго, ибо очень скоро он понял, что все было напрасно. Ничего-то с ней у Ханни не выходило. Совсем ничего. Уж не знаю почему… Может, он просто устал, или у него иссяк заряд артистизма, он не мог больше умело притворяться… Не знаю…

Она была ему противна, это было очевидно — и, наверное, не только мне; но сам он говорил, что у него с ней, безнадежной уродкой, ничего не вышло не потому, что он не смог скрыть своего отвращения, а потому, что она была слишком умна! У нее, как оказалось, были мозги, черт побери!

— Надо же! — возмущался Ханни. — В Дании бабы все-таки умные, даже очень умные, даже очень, ну очень умные! Они иначе относятся к мужчинам! Они совсем не то, что азиатки или русские! Те боготворят и моют ноги мужчине хотя бы за то, что он мужчина. А эти только если так захотят… да и то вряд ли будут кому-то мыть ноги, только если это будет входить в их профессиональные обязанности, например, в доме ухода за старичьем! И это верно! Потому что, — тут он сделал многозначительную паузу и набрал воздуха в грудь, точно перед тем как нырнуть, — потому что в этой стране мужик уже ни на что не способен! В этой стране бабы всем управляют! Бабы, я тебе говорю! Оглядись! Мужикам бы пива всосать да завалиться в койку! Полное скотство! Даже менты женоподобные! Форма датским ментам нужна для того, чтобы стильно фетишево выглядеть! Они ее носят, как в секс-игры прикалываются! Даже если у них премьер мужик, управляют всем бабы!

Он все чаще и чаще выпускал такие странные фразы, и мне было ясно, что мыслил он все с большим скрипом. Что-то туманное было в его голове, что-то такое мутное в ней происходило. Не только его слова, но и жизнь его стала похожей на бред. Я не понимал: зачем ему эта золотушная толстушка?

Он пытался быть с ней куртуазным — с этим заведомо безнадежным продуктом! Я-то думал, что именно это все и испортило. Если бы он не кривлялся, то, как мне казалось, она бы не вскипела. А в итоге эта рябая девка его попросту расколола. Эта толстая кривоногая баба ему высказала так много всего. Она ему сказала все, что она о нем думает.

Она сказала, что терпеть не может этих беженцев, которые виснут на датчанках, только чтобы поджениться да остаться тут жить. У нее несколько подруг уже содержали таких темных парней, которые кислые ходили, ничего не делали, только пили пиво да все ругали правительство, погоду, на что б ни посмотрели, все ругали и, чуть что, говорили друг другу: «Ну, это Дания, мой друг, чего ж ты хотел…»

— Во-первых, — сказала она Хануману, — они не учат датский и говорят постоянно, что не собираются тут жить, что надо ехать работать в Германию, так что нет нужды учить датский. Во-вторых, они ничего не делают для того, чтобы получить разрешение на то, чтобы ехать работать в Германию. Они даже не знают, кем они будут работать в Германии. Они говорят, что будут работать в Германии, только чтобы не работать в Дании и не учить язык. Да, они ходят в школу для иностранцев и учат язык, но они скорее отбывают некую повинность, делают вид, будто учат, а на самом деле просто судачат со своими дружками по лагерю и никогда не пытаются говорить по-датски со своими женами и нами, подружками. Друзей среди датчан у них нет. И самое противное, что они никак не избавятся от этого лагерного арго, этой афроамериканской манеры уродливо говорить по-английски. Есть еще сербские парни, эти то же самое, только на свой лад, постоянно слышишь «в пичку матерь» и ничего больше…