Супруг вдруг кидается напрямик -- через клумбы, через цветы, через дорожки, через скамейки -- к боковому выходу с бульвара на мостовую.

   Супруга, скосив выпученные глаза, ковыляет на коротких ногах за ним -- в обход, в обход, в обход.

  -- И куда тебя понесло?

  -- На трамвай!

   И они исчезают в кустах, тонут в зеленой листве, сперва он, потом она.

VI

   Двое прилично одетых мужчин, двое друзей разного воз­раста. Один, что постарше, -- недавно женился, другой, помоло­же, -- сгорает от нетерпения жениться. Первый выглядит понеряшливее, второй пофрантоватее.

   Желающий жениться:

  -- Значит, уже? Капут? Женился? Недавно женившийся:

  -- Да, брат...

  -- Ну, и что же? Каково себя чувствуешь в новой роли?

  -- Плохо, брат...

  -- Что так?

  -- Не того ожидал...

  -- Расскажи, расскажи подробней. Ты ведь знаешь, как я сам рвусь жениться, только все не на ком: та занята, с той незнаком...

  -- Поподробней тебе?.. Ох, брат-брат... Не хотелось бы мне очень распространяться об этом, да видно придется... Сядем.

   Они садятся на скамью.

   Желающий жениться настраивается слушать, жадно гля­дит рассказчику в рот. Тот начинает:

   -- Прежде всего скажу, что вскоре после того, как я женился, открылась для меня одна очень неприятная новость: оказалось, что никакого чувства у меня к ней нет, любви нет... И в ней самой я уже не находил ничего особенного... Женщина как женщина, как все другие женщины, -- и только... А как порывался к ней, как стремился! Казалось, только бы дождаться, когда она наконец будет моей!.. А когда дождался, тогда, можно сказать, самому себе удивился... И вот теперь проснусь, это, на рассвете и долго-долго смотрю на нее: лежит рядом, спит, дышет, как невиноватая... И сам сознаю, что невиноватая, даже жалею, но -- чужая, понимаешь ты, чужая, совсем чужая, и ненужная мне, вовсе ненужная мне на вечные времена!.. А между тем она уже поселилась со мной, считает себя хозяйкой в моей комнате, распоряжается до известной степени и мной... Скажи, ты не знаешь, в нашем Наркоминделе трудно получить загра­ничный паспорт?

  -- Ха-ха-ха! Заграничный паспорт? Это зачем тебе?

  -- Думаю мебель и все домашнее барахло бросить в ее пользу в виде компенсации за беспокойство, а сам скрыться куда-нибудь за пределы СССР.

  -- Зачем же тебе скрываться непременно за границу?

  -- Видишь, в России она везде меня разыщет, -- такая женщина! -- а за границу не кинется, все-таки побоится.

  -- Ха-ха-ха! Я рад, что ты нарезался! Теперь по крайней мере не буду так завидовать тебе, как завидовал до сих пор! Ну, а все-таки объясни поконкретней, чем именно она досади­ла тебе?

  -- Чем именно?.. И всем и ничем. Во-первых -- гости. Во-вторых -- родственники. Я и ей-то не особенно рад -- все-таки стесняет, -- а тут, понимаешь ты, кроме бесконечных гостей, к ней ежедневно приваливаются целыми выводками родственни­ки. Например, вчерашний день считается у нас довольно благопо­лучным в отношении родственников, но и то в эту ночь в нашей комнате ночевали двое: ее тетка-старуха и малолетняя сестрен­ка. А зачем ночевали -- неизвестно. Просто так, чтобы скорее доконать меня или вызвать на грандиозный скандал. С вечера обе они, и тетка и сестренка, долго сидели за самоваром, бузи­ли чай, а когда набузились, смотрю, стелятся на полу спать. Ах ты, думаю, мать честная! Тетка расползлась своим сырым тестом на полкомнаты и сразу же захрапела угрюмым мужским басом так, что в шкафу стеклянная посуда зазвенела. А вид раскинув­шейся по полу хорошенькой полуобнаженной девчонки все время наводил меня на грешные и, прямо скажу, подлые мысли, и я проворочался на постели без сна целую ночь...

  -- Ну-ну! Вот так попался!

  -- Ты слушай дальше... И раньше, понимаешь ты, у меня бывало так: идешь по улице, видишь -- продают груши. "Дайте полкила груш". Или видишь ташкентский виноград. "Дайте чет­верть кила ташкентского винограду". Думаешь: "черт с ними, с деньгами, -- жить так жить, -- это расход не ежедневный, и зимой винограду все равно не будет". А теперь, что ни удумал купить, покупай все в двойном количестве: и на себя и на нее! Да и самую покупку уже приходится выбирать сортом повыше, потому что женщина она в общем избалованная: гнилого есть не будет. И вместо груш и винограду на одного покупаешь картошки и соленых огурцов на двоих! Разница? Ты знаешь, из-за нее я в этом году даже ар-бу-за еще не пробовал! Ну, да всего не расскажешь, это надо самому испытать, чтобы как сле­дует понять, что это за соединение такое "муж и жена"...

   Желающий жениться покатывается от хохота:

   -- Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

   Но вдруг вспоминает о чем-то очень важном, вздрагивает, умолкает, щурит испуганные глаза на карманные часы, вскаки­вает на ноги, озирается, прислушивается, принюхивается к воз­духу, горбится.

  -- Что с тобой? -- с удивлением заглядывает ему в лицо друг, недавно женившийся, и тоже встает со скамьи. -- Почему тебя так трясет? У тебя, может быть, лихорадка?

  -- Да... Брр-брр... Лихорадка... брр... брр... Только какая?.. Словом, чтобы долго не распространяться, я тут сейчас поджи­даю одну... брр-брр...

  -- А интересная она?

  -- Ого! Брр-брр...

  -- Обещала прийти?

  -- В том-то и дело, что нет. Если бы обещала! Я бы тогда сейчас с тобой тут не стоял, а несся бы в это время где-нибудь из цветочного магазина с букетом...

  -- Но как же так? Не обещала прийти, а ждешь!

  -- Видишь, третьего дня, в этот самый час, она проходила по этому самому месту...

  -- Ха-ха-ха! Проходила третьего дня, а ищешь сегодня?

  -- Я ее все три дня тут ищу.

   Глядит внимательно на землю, осторожно отрывает от до­рожки то одну ногу, то другую, точно боится затоптать чьи-то священные следы. Поднимает на друга сияющее лицо:

  -- А женщина какая! Умереть мало! Прямо невиданная! Можно сказать, единственная! Другой такой в целом свете нет! Вот на ком бы жениться! Жениться на такой, и тогда уже больше ничего не надо от жизни! Уехать с ней на необитаемый остров и поселиться там вдвоем, чтобы никто не мешал наслаждаться!

  -- Ты расскажи-ка по порядку, как у тебя с ней было? Да пройдемся немного, что ли?

   Они кружат по небольшому кругу. Желающий жениться рассказывает:

   -- Было, можно сказать, глупо. Так глупо, так глупо, что глупей не придумаешь. Еду это я третьего дня в трамвае, вдруг замечаю в вагоне ее. Красавица -- немыслимая! Сидит не шевельнется, ни на кого не смотрит! Понятно, я пришел в такое волнение, что меня, не хуже как сейчас, начала бить лихорадка. Бьет и бьет, проклятая! Коленки трясутся, локти трясутся, челюсти трясутся, все трясется. И в глотке пересохло. Сижу, дрожу, глаз с нее не свожу. Думаю: вот оно твое счастье, сумей только взять! Ну, а у нее, конечно, ни в одном глазу. Сидит -- спокойная, гордая, недоступная. И все-таки я мысленно поклялся или уме­реть, или познакомиться с ней.

  -- И коль скоро ты сейчас жив, значит, познакомился?

  -- Не тут-то было! Ты слушай... Едем это мы с ней и едем, сидим друг против друга и сидим, когда вдруг на одной неважной остановке она поднимается и идет к выходу из вагона. А я -- как прирос к лавке! Не могу сделать ни одного движения! Какая сила сковала меня, не знаю, -- пусть это решают ученые. Но факт тот, что она ушла из вагона, а я, как дурак, поехал дальше. Глянул в окно, вижу: она заходит на этот бульвар, идет по этой дорожке. Мне бы тогда же выскочить на ходу из вагона или хотя бы выйти на следующей остановке и броситься назад, ей наперерез. А я сижу на месте и только чувствую, как щемит мое сердце: опять, уже в который раз, упустил свое счастье!!!

  -- Ха-ха-ха! Вот глупец! Почему же ты сразу не поволок­ся за ней?

  -- А черт его знает почему! Сробел ли я перед ее не­земной красотой, или пожалел восемь копеек за трамвайный билет потерять, -- не знаю, я не психолог. И вот, промучавшись без сна всю ночь, я на другой день с рассвета был уже здесь. Сбегал на службу, кое-как отслужил, а со службы опять сюда. И так дежурю тут, на этой проклятой дорожке, три дня! Брр...