Кучка с трудом умолкает, слушает обоих.
-- Ты солдат или переодетый?
-- Может, ты переодетый?
Они обмениваются сведениями о себе, какой кто части, какого года, показывают один другому документы, вступают в спор...
-- Если не надо посылать свежих людей на фронт, тогда как же мы сделаемся с войной?
Войну надо немедленно замирить!
-- А как же ее замирить? Болтать все можно. А как это сделать?
-- Общим согласием воюющих стран.
-- Как это?
-- Пущай Англия и Франция объявят, что они не желают ни аннексий, ни контрибуций, и война сама собой прекратится.
-- А почему Германия этого не объявляет?
-- Потому что в ее палят!
-- А она не палит?
-- Она защищается. Прекратят в ее палить, и она замолчит.
-- А как ты думаешь, почему в ее палят?
-- Потому что Милюкову нужны Дарданеллы, ездить туда пить шампанское. Пусть тогда Милюков и воюет. А мы, крестьяне, шампанского не пьем, нам Дарданеллы не нужны.
-- Значит, по-твоему, открыть фронт и пойтить по домам?
-- Понятно!
-- А немцы увидят, что тут народ, а не правительство, и тоже бросят против нас воевать.
Кучка неожиданно аплодирует предложению тылового и уже начинает склоняться в его сторону.
Окопник в недоумении.
-- Стойте, стойте, граждане! Чтой-то я этого не пойму! Или вы за войну или вы против? Вы и тому хлопаете и тому! Надо держаться чего-нибудь одного! Вот я за войну! И всем вам говорю: идите сейчас и записывайтесь в армию, которые еще не были! Не ожидайте, когда вас призовут, идите добровольцами! А то потом будет хуже! Фронтовые комитеты пришлют сюда за вами самых злых, самых кровожадных, как волков, и те по-своему распорядятся с вами: силой заберут вас в эшалоны и повезут на передовые позиции! И скажут вам: ага, сукины сыны, довели нас до того, что мы должны были за вами приехать, так вот повоюйте теперь в первой линии!
Маньяк-окопник говорит и говорит, не замечая того, как состав его кучки все время меняется: люди подходят, стоят, слушают, потом направляются дальше, к следующей кучке, ищут, где интереснее...
-- Нет, вы, пожалуйста, этого мне не рассказывайте, глаза народу не замазывайте! Если бы вы, интеллигент, получали меньше меня, рабочего, вы бы такой костюмчик сроду не носили! -- горячится в центре другой кучки рабочий в широкой безобразящей его кепке и наскакивает на сутулого интеллигента в очках. -- Ваш костюмчик потянет не меньше как семьдесят пять рубликов, а мой едва-едва двадцать пять!
-- Ничего подобного! -- смущенно улыбается под очками интеллигент,-- Я такого дорогого платья никогда не носил! Оно у меня только приличное, но вовсе не дорогое!
-- Ну сколько же, по-вашему, может стоить этот пиджак? -- треплет рабочий раздраженной рукой край пиджака на интеллигенте. -- А эти штаны? -- хватает он интеллигента за поджарую ляжку. -- А ботиночки? -- нарочно с силой тычет он носком своего заскорузлого сапога в мягкий носочек интеллигента. -- А шляпа? -- сталкивает он с его головы, как с вешалки, шляпу, надевает на свой кулак и демонстрирует всей кучке.
-- А ваши сапоги сколько могут стоить? -- тянется интеллигент вниз, к сапогам рабочего, просит его приподнять ступню, показать кучке.
Рабочий падает обеими руками на чужие плечи и, как лошадь, которую подковывают, задирает подметкой вверх ногу, сперва одну, потом другую.
Люди глядят на подметку, щупают, оценивают товар, работу, фасон, высказываются.
-- Я зато двенадцать лет учился! -- восклицает побежденный интеллигент с раскрасневшимися ушами.
-- И я бы учился, да не давали! -- гудит и разводит руками рабочий. -- Я вот чему учился! Глядите, какие на моих руках мозоли!
-- А у меня, может, на мозгах мозоли! Потому что вы физическую работу работаете, а я умственную!
-- А какой труд тяжелее, ваш или мой? -- спрашивает рабочий.
И они долго еще спорят. Кучка поддерживает то одного из них, то другого, всячески старается их натравить друг на друга, довести до рукопашной, чтобы посмотреть, кто кого одолеет.
-- Товарищи, я уже третий день хожу по Москве и вижу, что у вас тут говорят об том, об другом, но никто не говорит об том, об чем нужно! -- кричит в середине кучки балтийский матрос с черными лентами на бескозырке, с декольтированной грудью в татуировке и рассекает ладонью, как топором, воздух. -- Вот у меня тут все подытожено и записано, -- раскрывает он перед собой записную книжку и смотрит в нее: -- Если у богачей из казны забрать все деньги и для всеобщего фабричного строю поделить их поровну между всем нашим народом, то на каждую душу придется по 40 тысяч рублей чистого капиталу! И тогда никому не надо будет приневоливать себя работать, только по охоте, потому что, если аккуратно расходовать, то, я думаю, сорок тысяч на прожитье одному человеку хватит...
-- Понятно, хватит! -- соглашается с ним кучка.
-- Если бы мне, допустим, дали двадцать тысяч, и то бы я какое кадило раздул! -- мечтает вслух один.
За ним другой, третий...
-- Про что братишка бает? -- спрашивают у кучки вновь приходящие.
-- Экономический вопрос разбирает.
-- Товарищ, а деньги тогда будут, при социалистическом строе? -- задают вопрос в недрах одной кучки.
-- Нет, -- авторитетно отвечает голос из центра кучки. -- В социалистическом обществе денег не будет.
-- А золото куда денут?
-- Золото, как драгоценность, как предмет, вызывающий такую вражду между людьми, будет изъято государством, и из него будет выделываться для общественных столовых кухонная посуда: кастрюли, тарелки, вилки, ножи, ведра, тазы, помойки... Металл этот, как нержавеющий и неокисляющийся, в гигиеническом отношении самый подходящий для такой цели. Такую посуду даже и мыть почти что не понадобится, она всегда сама по себе будет чистая: только вытер обо что-нибудь -- и готово. А сколько времени отнимает сейчас мытье посуды у наших хозяек! А тогда женщина сможет больше уделять своего времени на политическую работу...
-- Вот это верно! -- кричат в одном месте кучки.
-- С золотых тарелок будем кушать! -- шутят в другом. -- Настанет в полном смысле "золотой век"!
-- А в этой кучке что?
-- Аграрный вопрос объясняют.
Останавливаются, просовывают ухо между чужих голов, прислушиваются и с трудом разбирают за общим жужжащим гулом:
-- Товарищи! Мы за аграрный вопрос не отвечаем, что мужики не начнут грабить! Потому в волостных комитетах у нас понасажена одна интеллигенция: агроном, врач, помещики. Эти кадеты на своих лекциях объясняют, что для мужика у нас нету земли: там железная дорога, там болото, там монастыри, там помещик. Вот какая ихняя статистика! И нам чего-нибудь ожидать от этих юристов не приходится. Поэтому я и говорю, что мы должны сейчас же создать против них свой собственный новый единомышленный фронт, фронт всех трудящихся!
-- Верно! Верно! -- шумно поддерживает оратора кучка крестьян. -- Нам самое главное, чтобы насчет земли...
-- Товарищи! -- голосят из одной кучи, в центре которой виднеется пролетка, извозчик на козлах, лошадиная морда. -- Вот гражданин извозчик пожертвовал рубль на спасение родины! Качать гражданина извозчика!
Толпа стаскивает извозчика с козел, с уханьем подбрасывает его высоко вверх. Кто-то командует при этом:
-- Еще!.. Еще!.. Еще разик, посильнее, повыше!.. У-ух-х!..
-- Извозчик! Вот как народ тебя величает. А раньше, при старом режиме, разве это было? Сыми фуражку!
-- Товарищи! Еще поступило два рубля от неизвестного! Предлагаю качать неизвестного! Ур-ра-а!
Толпа откатывается от извозчика, сгребает с земли, как лопатой, неизвестного, подбрасывает его то головой вверх, то ногами, то животом, то спиной. И все при этом кричат:
