После нескольких приветственных слов и обмена распечаток на свежие, монах уселся напротив. Из складок балахона появился блестящий шарик на веревочке. Очень знакомый предмет, Алекс показывал такой. Его мерное покачивание способно ввести в транс, в странное состояние, когда человек попадает под влияние владельца с шариком, воспринимает на веру его слова, выполняет команды... Но доверить себя разумно только очень близкому существу. Мужу или отцу, например. Гуру не такой, им никогда не станет.
– Сегодня покажу одну технику самопознания. Она очень пригодится, когда покинете монастырь.
Совсем странно. Познание через внушение? Одна из основ проповедуемого в Шанхуне учения заключается как раз в сознательности и добровольности принятия наставлений учителей, через опыт и разум послушника.
– Давайте воздержимся, учитель. Я не в настроении.
Но он уже начал раскачивать шарик. Одновременно завел напевный монолог.
...– Веки тяжелые, опускаются. Руки тяжелые, теплые...
Иану охватил гнев. Захотелось ударить. Она сдержалась – сила женщины не в умении драться, а в возможности перехитрить самца, более крупное и мощное существо.
Покорно опустила ресницы и расслабилась, при этом полностью отключилась от болтовни Дживы. Вызвала перед внутренним взором образ Алекса, держащего на руках Айну, улыбающегося дочке, улыбающегося матери... Да кто посмеет лезть в душу Иане, когда у нее есть ребенок и такой супруг!
Мысленно удерживаясь за мужа, она позволила себе вслушаться в слова монаха, уверенного в полном контроле. О, какие это были слова...
– Ты уверена, что Джива – единственный близкий тебе человек. Ты любишь Дживу! Ты любишь его всем естеством! Тебе больше не нужен никто! Ты хочешь ребенка от Дживы!
Понимая, что уверение в необходимости зачать ребенка предвещает действия, Иана решила прекратить сцену. Она широко распахнула глаза.
– Не хочу. Мысль о близости с тобой отвратительна. Убирайся.
Ну, и где же невозмутимость, самообладание, пестуемое десятилетиями?
Бритое лицо перекосила такая гримаса, что на секунду показалось – сейчас оно треснет. Джива вскочил на ноги. Красная хламида слетела через голову. Серые холщовые штаны оттопырились на причинном месте.
Иану бросило на спину жестоким ударом Силы. Так бьют в смертельной схватке, но обезумевший монах, похоже, не соизмерял усилие. Он упал сверху, прижимая к циновке, сорвал с себя остатки одежды.
Резко запахло мужским естеством.
Жалобно захныкала Айна в колыбели.
Похотливая рука скользнула Иане в шаровары, дернула завязки домашней куртки.
Холод мужской руки на ее бедрах словно спустил какую-то пружину внутри.
Святоша решил изнасиловать мать при трехмесячной дочери?
Он привык полагаться на Силу. В пылу страсти не подумал, что Иана – воин, обученный работать руками. И за секунду до сладчайшего мига, когда его маленький меч должен был вонзиться в вожделенную пещеру, Иана нанесла удар. Сразу с двух рук, отчего ее большие пальцы до основания вошли в глазницы насильника.
От чудовищной, нечеловеческой боли Джива дернулся не вперед, а назад, по-прежнему не управляя стихийно разгулявшейся Силой. Зверская отдача приложина Иану, словно на нее упала скала. Выбросило воздух из легких, затрещали ребра, голова страшно ударилась затылком о циновку.
Перевернулась колыбель, Айна закричала во весь голос, выкатившись наружу. Вдобавок вдруг потемнело.
Стараясь не потерять сознание от рези внутри, Иана повернулась на бок, дотянулась до Айны… От судорожного кашля вылетели красные капли.
Словно почувствовав, что маму лучше не тревожить, девочка притихла.
В комнату могут войти… Позор! Иана кое-как натянула шаровары, спущенные до щиколоток. Только тогда повернула голову в сторону Дживы. Увиденному сразу и не поверила.
Он повис под потолком, голый старый мужчина с оттопыренным органом. Руки сотряслись последними конвульсиями, тело расслабилось. Голова упала на грудь. В слабом свете, падающем из окна, особенно жутко выглядели черные провалы глазниц с темными потеками через лицо и срывающимися каплями. Что-то потекло по безвольно повисшим ногам.
Иана кое-как сумела вдохнуть и выдохнуть, ступила шаг к выходу, споткнувшись о потухший фонарь. Только сейчас появилась догадка, отчего мудрый учитель прилип к потолку. Он сбил светильник, а железный крюк подвеса вонзился в спину подобно гарпуну. Способность летать без крыльев бывает опасна.
Женщина толкнула дверь, впуская в комнату свет от коридорных лампад. Потом подхватила дочку, не обращая внимания на отбитые внутренности, и бросилась вон из здания.
Темная земля понеслась под ногами. Иана не смогла далеко убежать. Колени подогнулись, она упала на бок, едва удерживая драгоценный сверток от ушиба. Благо, что ночь теплая.
На нее наткнулся кто-то из младших послушников, и дальнейшие события ночи в памяти сохранились несвязными отрывками.
Мелькнуло лицо верховного ламы, она что-то рассказывала ему...
Все время спрашивала про дочь, пожилая женщина показывала Айну...
Звала мужа, он не откликался...
Голоса... Боль в груди, мешающая дышать...
Постоянное желание облегчиться, там кровь...
Потом Иану окружили монахи, которые больше ничего не говорили, больше ничего не спрашивали.
Иана пробовала закричать. Она с трудом справилась с одним Дживой. На других просто не хватит сил... Когда же они отпустят ее на покой?
Накатило черное безмолвие. В угасающем сознании мелькнула последняя мысль: с кем останется Айна?
Джива висел на крюке как говяжья туша на скотобойне, пока его не сняли монахи. Он уже не мог переживать по поводу любовного краха.
А Горан Атрей переживал, но его неудача выражалась в другом, и злость он срывал на окружающих, включая команду судна.
Алекс всего-то пару дней проболтался в Злотисе без дела, ожидая шхуну. По прибытии место ей нашлось только на внешнем рейде у причальной бочки, часть экипажа и Горан с Хеленой добрались до берега на шлюпке. До ушей князя донесся финальный кусок долгого и неприятного разговора.
– Десять! Десять золотых! Я дал вам десять золотых и не взял ни арги за проезд до Злотиса! За защиту от пиратов, за вашу пропавшую шпагу, за сапоги... за сапоги, наконец! Это достаточно по любым меркам!
– Не спорю, капитан, – послышался голос Горана с издевательскими интонациями. – Но вы забыли еще одну мелочь. Не вспомнили? Кто пытался зарубить благородного тея предательским ударом сабли? Полагаю, портовая стража заинтересуется этим рассказом.
– У вас нет свидетелей! – выложил последний козырь капитан.
– Я дам честное слово тея. Идемте же. Проверим – кого послушают стражники, дворянина или чернь. А вы – даже не подданный империи.
– Ско-олько? – простонала жертва вымогательства.
– Прикинь по совести. Ну, соображай быстрей.
– Неужели еще десять гулдов?
С расстояния в двадцать шагов капитан выглядел убито.
– Неслыханное оскорбление моей чести! – взревел Горан. – Каких-то жалких десять монет за покушение на жизнь тея?! Ладно, я согласен, гони скорее.
Алекс сделал вывод, что его опасения в отношении денежных трудностей парочки преувеличены. Горан – человек благородный. А дворянин без денег не кажется благородным в присутствии дамы, обязательно найдет выход.
Экзотическая пара поселилась в припортовой таверне, одной из множества подобных заведений, оккупировавших улочки у гавани, сразу взяв один номер на двоих, без каких-либо условностей. Остановиться в представительстве Винзоров путешественники отказались.
Хелена уединилась с бадьей горячей воды. Мужчины, не привыкшие тратить на себя много времени, спустились в зал, где Горан принялся накачиваться с пугающей скоростью.
– Друг! Я больше не могу.
– Ты ее любишь?
– Л-люблю! Дьявольски! Будь она проклята ко всем чертям...
И тей поведал историю, в которой смех и грех сплелись в равной пропорции.
Окрыленный нечастыми, но пламенными ласками девушки, Горан потерял голову. Он клялся ей в любви вечной, пламенной, несгораемой, пылкой, получал утешительный ответ: я тебя тоже люблю, успокойся, спи... А накануне прибытия в Злотис огреб ушат холодной воды.
