Иванов поставил перед Антоном холщевый мешок. В нем лежали деньги из чемоданчика.

– Забирай половину, брат. У нас теперь все поровну.

У Антона не было сил спорить. Понимание того, что плохо, а что хорошо, стремительно исчезало. Если его честная попытка обратиться в милицию кончилась горой трупов, то что уж говорить о дважды украденных деньгах нечистого происхождения. Капитан взял корзинку, вытряс ее и стал перекладывать туда пачки евро.

– Вот, вроде половина, – сказал он, когда корзина наполнилась. – Погоди, мы это дело тряпочкой прикроем, вот так. Как будто с грибами.

Антон взял корзину. Деньги. Деньги – это хорошо. С деньгами можно исчезнуть. Сесть на какой-нибудь поезд… Но не через поселок. О том, чтобы идти через поле боя, не могло быть и речи.

– А если я пойду через лес, то куда приду? – спросил он.

– Вот так, если прямо, километров через пять выйдешь к Ильичевским Заимкам.

Распрощавшись с капитаном Ивановым и с ужасом отвергнув предложенный самозарядный компактный пистолет Макарова, Антон вышел из сарая и углубился в лес.

Он не был в лесу давно. И лес производил странное впечатление. С одной стороны, он успокаивал. Невозмутимые деревья шумели о вечном, людские страсти были для них мелковаты. Вот так же по лесу ходили его предки, кто-то с войны, кто-то на войну, люди рождались и умирали, а лес стоял.

С другой стороны – чувствительную душу дизайнера интерьеров угнетал лесной беспорядок. Все вокруг было случайно и непродуманно – под ногами валялись ветки, шишки… Антон привык знать окружающую среду, названия и функции объектов, эту среду составляющих. В лесу все было непонятно. Кроме дубов, елок и сосен, он не мог идентифицировать ни одного дерева, а тем более куста. В голове был наготове список названий – осина, ясень, какой-то даже можжевельник. И наверняка этот список соответствовал деревянным предметам вокруг. Но кто из них кто? Антону казалось, что он идет прямо. Но прошел час, за ним другой, а лес все не кончался. Он не спал предыдущую ночь, а последнее, что он съел, был бутерброд на бензоколонке рано утром. Телефон, в котором был компас, карта и часы, давно сел. Стоило сойти с проторенной дорожки, и природа в, казалось бы, цивилизованном и густо заселенном Подмосковье живо напомнила, кто здесь главный. И человек с корзиной денег ничего не мог ей противопоставить.

Антон заблудился намного раньше, чем признался себе в этом. Иногда ему казалось, что он уже шел здесь – какое-нибудь поваленное дерево выглядело знакомым. Но проверить это было нельзя, деревья росли без штрих-кодов и серийных номеров. Под ногами попадались ягоды и грибы без инструкции с неизвестным составом и сроком годности. В другой раз Антон бы начал волноваться, искать выход, но суточный лимит эмоций и инициативы был давно исчерпан. Он просто шел, а когда уставал, садился на пенек.

Аслан тоже устал. Он тоже не спал ночь, убил Вову, потерял деньги, двух своих лучших людей и двух новых – Диму и Алика. Аслан, подтверждая свою кличку, был в бешенстве и по дороге в местный стриптиз-клуб «Нормалек», где у Красноогуреченских была штаб-квартира, впал в истерику. Он матерился, рыдал и бился головой о переднюю панель «Мерседеса», рискуя привести в действие подушку безопасности.

За рулем сидел молодой Юра. Он был возбужден погоней, перестрелкой, кровью – всем тем, о чем он мечтал, когда хотел стать бандитом. Он уже думал, что этой мечте не суждено будет сбыться и вся жизнь так и пройдет в черном костюме с рацией, в разъездах со скучным Владимиром Петровичем, но жизнь сделала крутой поворот – теперь он один из легендарных красноогуреченских! И даже прошел боевое крещение. Однако новый шеф выглядел плоховато, и Юра попытался его утешить:

– Ну ладно, ладно, Аслан Зелимханович, что вы так… Ну, бывает, работа такая. Все будет хорошо.

Осознав, что его утешает малознакомый и совсем юный кент, Аслан постарался взять себя в руки.

– Я знаю, – сказал он, сморкаясь, – это все порожняк. Но ты понимаешь… как тебя зовут, брат?

– Юрой.

– Понимаешь, Юра, ничего не могу с собой поделать. Вот я сильный, ровный, уважаемый, да?

– Вы! Да вы же Асланчик Бешеный! Вас все боятся.

– Видишь. А иногда не могу сдержаться почему-то. Знаешь, когда фильм про собаку смотришь и там хозяин умирает, начинаешь плакать, как женщина. Вот что мне эта собака? В гробу я ее видал! Все понимаешь, а плачешь. Так и тут. Понимаешь, что не надо реагировать. Но организм реагирует.

– Это эмоции, вызванные стрессом, – заметил Юра, который часто коротал ожидания своего бывшего шефа за чтением журналов.

– Стресс, да! Мне говорили. Этот стресс, я с ним не знаю что делать.

– Владимир Петрович, светлая память…

– Светлая, да, – отозвался Аслан.

– …он к психологу ходил, когда у него стресс был. Специальный такой психолог, для пацанов. Не западло к нему ходить. Владимир Петрович говорил, деньги нужны, чтобы решать проблемы. Если у меня психологическая проблема, говорил, я заплачу и не будет проблемы.

– Не западло, говоришь?

– Не, реальный психолог, ровный, к нему много наших ходит.

– Отвечаешь?

– Отвечаю.

Аслан поморщился при мысли о том, что кому-то, пусть даже ровному и реальному, придется рассказывать о своем внутреннем мире. Откровенничать он умел только в молитве Аллаху, да и там разговоры в основном шли о бизнесе. Беседа с Юрой уже начинала тяготить.

– Ладно, подумаю, – сказал он. – Забудь пока.

Аслан вылез из машины, отпустил Юру и немного постоял перед дверью своего основательного дома, одного из самых больших в Красных Огурцах. Каждый раз, когда надо было войти домой и увидеть лица самых любимых людей, он немного преодолевал себя, как перед прыжком в холодную воду. Только одно небольшое усилие – и дальше все пойдет хорошо. Переход из уютной среды вымогательств и убийств в агрессивную атмосферу семьи давался в последнее время все труднее. Взяв себя в руки, он сложил на лице виноватую улыбку и открыл ворота.

Сусанна гремела посудой на кухне, из детской части дома доносились крики детей.

– Привет, – осторожно сказал Аслан, заходя на кухню, – вот и я…

Жена ожесточенно двигала кастрюлю по плите и не оборачивалась. Все восемьдесят килограммов ее тела испускали опасное напряжение, как неразорвавшаяся мина. Аслан осторожно чмокнул жену в потный валик затылка и сел за стол. Сусанна делала вид, что его нет.

– Эй, женщина! – полушутливо сказал Аслан. – Муж пришел. Обед давай.

– Муж?! – сдетонировала мина. – За что? Объясни мне, за что?!

Она обернулась, уткнула мощные руки в бока и впилась в мужа взглядом, как будто действительно ждала ответа.

– За что мне это? Объясни мне, что я сделала в жизни плохого, что Бог меня так наказывает? – Она мокрым шлепком прихлопнула лицо ладонью. – Господи! Когда же! Это! Кончится!

Дома все как обычно, подумал Аслан. Сусанна уже несколько лет существовала в режиме перманентного эмоционального взрыва. Этот взрыв вопреки законам физики был устойчивым явлением, со своей устойчивой логикой. В эпицентре находилась она, Сусанна, которая больше не может так жить. Катализатором этого феномена служил Аслан. Считалось, что он мучает Сусанну и испортил ей жизнь. Внутри взрыва Сусанне жилось не так плохо, жертва, которую она каждый день приносила, состоя в браке с Асланом, стала ее призванием, то есть дарила смысл и занимала время. Мучился же в основном сам Аслан.

– Что ты орешь? – привычно осведомился он.

– Что я ору? Тебя не было целые сутки! Где ты был?

– Работал…

– Знаю я твои работу! – Женщина-взрыв тем не менее поставила перед мужем тарелку супа. – Убил кого-нибудь?

– Сусанна…

– Или с очередной шлюхой?..

– Никого я убивал! И не было никаких шлюх.

– Поклянись!

– Клянусь.

– Поклянись детьми!

В этот раз детьми поклясться Аслан не мог по обоим пунктам обвинения. Он бы с удовольствием поклялся Сусанной или ее мамой, но дети… Аслан чувствовал, как на него снова надвигается стресс. Он машинально достал пистолет и передернул затвор.