Дачные романы
Димка втюрился в Вальку. Кажется, в знак любви он держал руку над костром и потом хвастал волдырями. Но к Димке мне ходить не разрешают, потому что он из неблагополучной семьи. Один раз Наташка уговорила меня пойти, и мы играли под столом в карты, потом я хотела уйти, потому что они сказали: кто проиграет, должен снять трусы. Что я, дура, трусы перед всеми снимать! Они и так дразнятся, если просто трусы видно, а тут ишь чего захотели: трусы снять! Но они заперли дверь и не хотели меня выпускать, тогда я пролезла через окно. Калитка тоже была закрыта, пришлось делать под забором подкоп, а они мне в окно рожи строили. Хорошо, что как раз вернулась димкина неблагополучная бабушка и меня спасла. Поэтому мама неправа: это сам Димка неблагополучный, а бабушка у него хорошая. Она каждое утро ходит собирать по канавам бутылки, чтобы мы не поранились, когда играем в прятки, вот какая она хорошая!
Все мои подружки влюблены в Женьку-стропилу. Я тоже. Мы с визгом наваливаемся на него всей гурьбой, валим на траву. Он старше нас, ему уже 15 лет, но он любит с нами возиться, наверное потому, что он из благополучной семьи, даже многодетной. У него есть старший брат и младшая сестра. А его бабушка умеет лечить грыжу руками. Она мою сестру вылечила. Жаль, что мы только недавно сюда приехали, а то бы она и меня от полипов вылечила, а так мне пришлось лежать в больнице и у меня там украли куклу Еву.
Один раз я придумала устроить в честь Женьки салют. Мы оборвали все люпины на нашей улице, сложили разноцветные лепестки-конфетти в синее ведерочко и когда Женька пришел играть в вышибалы, с визгом выскочили из засады и обсыпали его лепестками. Он сначала даже испугался, потому что обычно мы обкидываем мальчишек грязью, а тут — цветами! Поэтому ясно, что я, как и все, влюблена в Женьку, а то что мне один раз приснился Денис-красные штаны ничего не значит. Что я, виновата, что ли, что он мне приснился! Я же не клала под подушку белые болотные цветы!! Просто я рассказала об этом Наташке, а она разболтала всей улице, и меня целый месяц все им дразнили, хотя я вовсе в него не влюблена. Славке нравится Ланка: он возит ее ночью на багажнике, и даже на раме своего велика, и мы все над ними смеемся и дразним их «жених и невеста». Они даже в Москве встречались, только я не знаю как он ее дом в Москве нашел. А у Машки роман с внуком Хочу Все Знать, хотя он вообще на 4 года ее младше. Они клянутся друг другу в вечной любви и передают записки через его младшего брата, почти как в «Дубровском», которого нам задали читать на лето. Я хотела эту записку сохранить для будущего, чтобы читать, когда плохое настроение, для улучшения настроения, но Машка ее порвала и Егору сказала порвать, это и в записке было написано, а остальное я не помню. А потом я выросла, все мои подружки стали гулять с местными, а я стала влюбляться в Робин Гудов и Мистеров Рочестеров.
* * *
Утром мама выходит потоптаться по росе. Говорит, что это полезно. И крапивой стегаться полезно. Для суставов. Говорит, хочешь, я и вас постегаю. Но я уж лучше лопух к суставам привяжу, как бабушка. Крапивой, может, и полезно, но больно. А мне больше нравится ходить босяком по грязи — это, по-моему, тоже полезно. Мне Наташка рассказывала, что ее тетя лечилась в грязной ванне, или в ванне из грязи, или как-то так, она точно не помнила название, а я не целиком в ванну, я только ноги в грязь засовываю, но даже если это не полезно — мне все равно — она так приятно и с таким приятным звуком «пфаф» протискивается между пальцами, прям от одного звука выздороветь можно! Конечно, еще интереснее из этой грязи лепить сердца и писать в них «Женька-стропила», а самое лучшее — делать из грязи шарики-бомбочки и кидаться ими в мальчишек. Я даже не понимаю, почему они на нас нажаловались родителям. Ведь эти бомбочки такие мягкие и совсем не воняют. Вот когда они в нас из трубочек незрелыми ягодами стреляют — это намного больнее, а бомбочка из мягкой грязи — подумаешь! Один раз мы спрятались на чердаке у Машки и обстреляли мальчишек, когда они играли в тупике в карты, только потом машкин брат нас выследил, и надрал нам уши. Но сердца мы все равно будем лепить. И бомбочки делать, а кидаться будем в коз, которые на поле пасутся — чтобы меткость развивать. Вдруг мальчишки согласятся сыграть с нами в войну, тогда мы их точно забомбим.
Про еду
На завтрак мы часто едим манную кашу. Пока мама ставит на плиту белую эмалированную мисочку с отбитым краем, я сама достаю из буфета кружку с тремя синими хоккеистами, одеваю первые попавшиеся калоши, мама всегда кричит, чтобы я ее не одевала, но иногда первые попавшиеся оказываются именно мамиными! Я же не виновата! И иду собирать землянику. Это не так просто. Во-первых, надо знать места. Во-вторых, нет, даже, во-первых потому что это даже важнее мест: надо не попасться на глаза надоедливому Хочу Все Знать, который специально стоит за кустами и за всеми следит, типа у кого что на обед, кто во сколько проснулся, кто сколько раз сходил в туалет (эти сведения он потом передает бабушке-разведчице Марьсеменовне. Она почему-то боится поносов и всегда выведывает, не страдает ли кто-нибудь из детей на нашей улице поносом. Если собранные сведения показывают, что у кого-то понос, она не пускает своих внучек гулять за калитку. Хотя я не понимаю, почему. Ведь понос у нас от незрелых ягод, это же не заразно!). К тому же мне неохота говорить ему «Доброе утро» и улыбаться, поэтому прежде чем выйти из дома нужно изучить обстановку через тюль: если я замечаю Хочу Все Знать на посту за кустами, то иду собирать землянику за домом. Другие соседи обычно неопасны, они не прячутся за кустами, но разводя пчел, и когда пчелы роятся, нам приходится целый день сидеть дома, чтобы пчелы нас не покусали. Зато осенью соседи угощают нас сотами. Еще у них есть куры, и иногда нам перепадает яичко (в обмен на черствый хлеб). Мама часто говорит: «Жаль, что они не разводят осетров». Про третью соседку я уже рассказывала, это баба Клава, которой сто лет. Она мне мешает по ночам, потому что глухая и включает телевизор на всю громкость. Я и так не могу заснуть из-за жары, писка комаров, и потому что я слышу, что все мои друзья еще не спят, а играют в прятки, а меня загоняют в девять домой, поэтому я ворочаюсь и не могу заснуть от этих мыслей, а она включает телевизор, и там начинают показывать страшные фильмы, например, «Черная кошка». Когда его показывали в Москве, я пряталась в ванной комнате: наполняла ванную водой и за ее шумом и плеском не было слышно телевизора на кухне, потому что самое страшное это как раз звуки: то тихие и загадочные, они вдруг неожиданно переходят на громкие, такая таинственная музыка, как будто кто-то крадется, потом страшные крики…. а еще в Москве показывали страшный фильм «Нос». Я потом боялась заходить в бабушкин подъезд — там все время разбивали лампочку, было темно, и я думала, что откуда-то из темноты вдруг выпрыгнет Нос, а следом, прикрывая лицо носовым платком, выбежит его владелец.
Потом я раздаю всем ягоды, и каждый ест как хочет: папа сначала съедает кашу, потом землянику — он вообще любит есть все отдельно, кроме салата и окрошки. Я, мама и Машка высыпаем землянику прямо в тарелку, и потом подцепляем ягоды вместе с кашей. В июне, когда земляника еще не поспела, мы едим кашу с черным хлебом.
По пятницам дедушка привозит из Москвы торт «Чародейку». Она продается в булочной рядом со сберкассой. Если вы не знаете, то это такой круглый бисквитный торт с прослойкой белого крема, и с шоколадной глазурью сверху. Самая вкусная часть торта — это край, там скапливается больше крема.
Самое лучшее лакомство — вобла, ее иногда привозит тетя Леля, или меня Наташка угощает, еще я люблю хрустящий жареный картофель «Московский» в пакетиках. Но вообще-то мне иногда не важно что есть, а важно как есть: здорово набить карманы печеньем и баранками, вывезти из беседки велосипед и нестись во всю прыть по улицам, откусывая на ходу баранку или хрустя огурцом с грядки. А еще здорово под звездным августовским небом печь в горячей золе костра мелкую картошку со своего (а можно и с чужого!) огорода, прутиком выкатывать картофелины из-под тлеющих углей и пепла и, обжигая пальцы и губы, откусывать рассыпающуюся, пахнущую дымом сердцевину.