Но что если и в самом центре «цивилизованного» мира, и на его нищих окраинах все больше и больше людей, побывавших в Эммаусе, увидевших там «иного Царя» и получивших иное восприятие мира, начнут осознавать, что сами основы этой «цивилизации» — не что иное, как мошенничество и ложь? Что если по всему миру начинает подыматься волна сопротивления, выражающегося не в слепой ярости и гневе, выплескивающемся в теракты, а в армии «маленьких людей», узревших подлинную славу «нового Иерусалима»? Реакция истэблишмента на такой поворот событий, скорее всего, приведет к тому, что всякий, кто осмелится проповедовать альтернативное понимание цели и предназначения человеческой жизни, будет подвергнут осмеянию и остракизму. В свете непреложных законов рынка его воззрения на общество будут объявлены нелепыми, непрактичными и даже абсурдными. Может быть, его ждут личные страдания и лишения; на протяжении всей человеческой истории люди, проделавшие обратный путь из Эммауса в Иерусалим, воспринимались как серьезная угроза порядку и благосостоянию города, и их нередко выставляли на посмешище как сумасшедших или, когда их число достигало опасных размеров, отправляли в гулаги, каторжные лагеря и колонии, чтобы там они либо осознали ошибочность своих убеждений, либо бесславно умерли. Нет никаких оснований думать, что в век глобализации такое положение дел изменится; но что если миллионы маленьких людей, «увидевших Господа» и тихо повернувших назад в город, все?таки смогут предложить нашему искалеченному, расколотому миру самые прочные основания для надежды, какие только можно найти в наше непростое время?

В начале книги мы видели, что путешествие в Эммаус фактически было побегом из города. Ученики просто ушли; они покинули цивилизованную столицу, место страшной казни, где притязания Мессии были категорически отвергнуты. Одновременно это был побег в пригород, где царит мир и сравнительное спокойствие и где у жизни совсем иной темп. Как мы уже говорили, ученикам такой побег был просто необходим, чтобы прийти в себя и исцелиться. Однако когда исцеление свершилось (и свершилось куда быстрее, чем они ожидали), они решили вернуться назад, в город. То, что с ними произошло, и то новое откровение, которое они получили, невозможно было оставить в пригороде; они просто должны были донести все это до столицы. Обратный путь из Эммауса показывает важную взаимосвязь веры в воскресение с городским миром, с самого начала давая нам понять, что первое христианское движение будет носить преимущественно городской характер.

Специалист по Новому Завету Дитер Джорджи писал, что большинство последователей Иисуса были людьми деревенскими, и потому, когда Христа арестовали и казнили, они немедленно сбежали из города назад, в провинциальную Галилею. Те, кто все?таки остался в Иерусалиме (преимущественно женщины и горстка мужчин, к которым вскоре присоединились вернувшиеся назад — как наши двое из Эммауса), оказались в незнакомой среде, где их подстерегала реальная опасность. По словам Д. Джорджи, «нельзя забывать, что для учеников Иисуса решение оставаться в Иерусалиме или вернуться туда было сопряжено с серьезным риском социальной небезопасности». Поскольку почти все они были галилеянами, в Иерусалиме у них «не было ни родственников, ни источников поддержки»[77]. И то, что эти ученики и апостолы решили остаться в жестоком городе, где только что отвергли и убили их Господа, обозначает начало революционной трансформации, «предполагающей новое отношение к реальности города». Наша история о путешествии в Эммаус наглядно показывает, что источником этой трансформации было убеждение, что Распятый жив и столица просто должна узнать эту сногсшибательную новость. Д. Джорджи пишет, что эти первые свидетели христианской Пасхи, в конечном итоге, встретились в Иерусалиме с пришедшими туда паломниками из «эллинистической городской культуры», и в результате последователи Иисуса разнесли весть о Нем из Иерусалима «по всей городской культуре Средиземноморья, включая крупные города наподобие Антиохии». Здесь обозначается прямая связь между прозрением в Эммаусе (и другими подобными моментами в Иерусалиме) и преимущественно городским характером раннего христианского движения. Эта городская форма Церкви (которую подробно и очень интересно описывает в своей книге Д. Джорджи) обозначила курс развития христианства на многие столетия вперед, до самого завоевания Европы германскими племенами, когда «к власти пришли люди из глухомани, и христианство превратилось в религию провинциальных городков и деревень, оставаясь таким и по сей день». Таким образом, в отличие от самых первых последователей воскресшего Христа, нынешние христиане живут в преимущественно городском мире, но при этом «современная церковь практически не осознает своей принадлежности к городу как к универсальному явлению»[78].

Какие же уроки следует извлечь современным христианам из этого «возвращения в Иерусалим»? Конечно же, встреча с воскресшим Христом может произойти и в пригороде, ведь Он не знает географических и пространственных ограничений. Более того, иногда нам, пожалуй, действительно нужно уйти из города, чтобы восстановить силы и обновить свое видение. Как и в случае с нашими двоими учениками, уход из города совсем не обязательно носит негативный характер; вполне возможно, это — единственный способ прийти в себя и обрести душевное равновесие. Это особенно важно, когда (как в современном мире) баланс между городом и природой практически утрачен, и городские жители почти не имеют реального контакта с чудесами творения. Майк Дэвис в своей весьма отрезвляющей книге «Планета трущоб» описывает будущее, ожидающее миллионы и миллиарды городских жителей нашей планеты:

В таком мире у нас немало вполне законных и разумных причин переселиться в Эммаус. Но когда наступает момент прозрения, когда мы вновь обретаем видение и надежду, когда воображение очищается от лживых образов и обновляется в соответствии с главным Божьим замыслом искупить все Его творение, мы уже не можем оставаться в пригороде, отрезав себя от реальности большого урбанизованного мира. Христиане, воистину «узревшие Господа», должны покаяться в стремлении к комфортной самоизоляции, вернуться в город и построить мосты, по которым и привилегированная элита, и самые обездоленные члены общества смогут двинуться навстречу друг другу.

Согласно латиноамериканскому богослову и историку Хус?то Гонсалесу, во времена написания Нового Завета Рим считал себя не только величайшим городом всех времен и народов, но и величайшим строителем городов по всему древнему миру. Урбанизация стала орудием имперской политики, и на новых территориях быстро появлялись города, выстроенные по римскому образцу и подчинявшиеся правлению и идеологии кесарей. Элий Аристид превозносил успехи римского градостроения и горделиво утверждал, что «все берега и внутренние территории усеяны городами». Но, как пишет Гонсалес, в момент откровения и прозрения Иоанна, находившегося в заключении на острове Патмос, апостол увидел другой город, новый Иерусалим, по сравнению с которым блестящий Рим казался просто ничтожным. В грядущем городе нет слез и смерти, его врата никогда не закрываются, и туда может прийти всякий, из любого племени, колена и языка. Это видение было радикальной критикой Рима — да и любого другого города, построенного на алчности и насилии, где за внешним лоском успеха и процветания скрывается неприглядная изнанка городского существования. Но если видение Иоанна было непосредственным вызовом тогдашнему Риму, то сегодня оно остается не менее серьезным вызовом для самодостаточных пригородных церквей: