Все эти вопросы не являются абстрактными или теоретическими; они напрямую связаны с будущим человечества и нашей общей планеты. Более того, современные меры по предотвращению экологической катастрофы, какими бы нужными и благими они ни были, часто не затрагивают главных причин того деструктивного образа жизни, который грозит погубить Землю и все живое. Нас не спасет простая модификация преобладающего сейчас мировоззрения и связанного с ним образа жизни. Для реальной перемены необходим критический анализ самих основ современной культуры и новая готовность честно взглянуть на подавляемые страхи, которыми подпитываются убеждения и действия, влекущие нас к катастрофе. Иными словами, диалог на дороге в Эммаус нужен сейчас как никогда раньше, так как он дает нам надежду на то, что для человеческой семьи можно найти иной путь — путь, где люди уже не будут отрицать смерть, подавлять мысль о смерти или тривиализировать ее. Такой путь должен лежать через дом в Эммаусе, где двое отчаявшихся людей взглянули в лицо воскресшему Иисусу и потом засвидетельствовали, что своими глазами видели смерть смерти. В свете этого события слова Эрнста Бекера приобретают еще более глубокое значение: «Кто знает, какую форму в будущем примет движение жизни вперед и как оно использует наши мучительные поиски»[68]. Горящее сердце За моментом откровения в Эммаусе, когда «открылись у них глаза, и они узнали Его», немедленно следует исчезновение воскресшего Христа, так что прозрение становится основанием для жизни веры. Можно сказать, что ученики возвращаются к нормальному режиму человеческого существования, но эта «нормальность» уже преображена встречей, сломавшей привычные границы их восприятия реальности. Говоря восточным языком, перед нами люди, открывшие для себя «реальную реальность» и осознавшие, что их прежний взгляд на мир был страшно однобоким. Такое чувство, словно фильм их жизни, до сих пор бывший черно–белым, вдруг наполнился цветом и красками, а привычный ландшафт начал казаться совершенно незнакомым местом. Однако обратите внимание: стоило ученикам остаться одним, как они тут же вспомнили то, что произошло по дороге из Иерусалима: «Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» Противопоставьте эти слова о «горящих сердцах» словам неузнанного ими Христа, упрекавшего их в том, что они «несмысленны и медлительны сердцем» и не верят откровению, данному через израильских пророков. Получается, что незримое внутреннее преображение началось уже по дороге в Эммаус, благодаря новому пониманию Писаний, доселе казавшихся ученикам такими знакомыми. Говоря словами специалиста по Ветхому Завету Уолтера Брюггеманна, пророческие тексты «замедленного действия», которые уже несколько столетий бережно хранились, почитались и постоянно перечитывались, вдруг взорвались новой жизнью. Благодаря разъяснениям Иисуса ученикам открылась такая глубина смысла и такая насущная значимость древних слов, о какой они не могли и мечтать. Здесь современная Церковь должна задать себе вопрос: если пророческие тексты древнего Израиля, изначально настолько мощные и радикальные, что реакцией на них нередко бывало самое враждебное отношение к пророкам, с течением столетий стали нейтрально–импотентными, и их слушали и читали в рамках такой системы толкования, из?за которой они были абсолютно бессильны потревожить статус–кво или осуществить социальные и культурные перемены, не может ли нечто подобное произойти и с книгами, известными нам как Новый Завет? • История об Эммаусе должна напомнить нам о том, что человеческий язык постоянно меняется; что слова и фразы, когда?то пульсировавшие силой и жизнью, со временем ветшают, слабеют и уже не вызывают ни беспокойства, ни желания действовать. • Более того, слова, которые когда?то, в определенном контексте, были реально взрывоопасными, современем могут стать такими привычными и знакомыми, что из?за них любые перемены становятся просто невозможными.
• В контексте этой истории мы должны признать кризис современного христианства, особенно в его протестантской форме: проповедь и учение стали такими предсказуемыми и скучными, что прихожане, продолжающие их слушать, давно перестали надеяться, что от услышанного их сердца могут по–настоящему загореться! Почти пятьдесят лет назад один из величайших проповедников XX века отметил, что большинство протестантских проповедей «снова и снова перемалывают рутинные слова — Бог, благодать, грех, оправдание, — производя на свет своеобразный христианский жаргон, который никогда не задевает людей за живое, а в лучшем случае вызывает реакцию типа: 'Ну что ж, священнику полагается так говорить, а мне?то какой от этого прок?[69] Но, может быть, именно современная дорога в Эммаус, где смерть кажется всесильной, а жизнь сводится к придумыванию стратегий, помогающих людям избегать прямого столкновения с реальностью, станет тем самым местом, где древние тексты и, казалось бы, устаревшие истории вдруг взорвутся новой жизнью. Может быть, сейчас, как и тогда, люди заново услышат голос пророчества, подымающийся над болтовней бесконечных телешоу и несущий реальную надежду путникам, чьи сердца неожиданно и «странно потеплели»[70]. В заключение позвольте мне сказать, что как бы горячо мы ни надеялись на такой исход, для этого потребуется упорный труд и самоотверженная посвященность нового поколения учителей–пророков, одаренных тем, что Брюггеманн называет «способностью и смелостью прибегать к воображению и интуиции», и решительно стремящихся показать, как эти древние тексты «могут быть самым конкретным образом перенесены на современный контекст и вновь прочитаны как свежее откровение, проливающее свет на нашу реальность»[71]. Послания с дороги в Эммаус (4) Имя: Эдит Блэк Биографические данные: Блестящий американский ученый и одаренный лингвист, Эдит Блэк была признанным специалистом по клинописи в Университетском колледже в Беркли, штат Калифорния. В 1960–х годах она стала участницей радикального политического движения, но, в конечном итоге, это привело ее к срыву и глубокому кризису. Нижеприведенный отрывок взят из статьи под названием «Заново открывая христианскую веру», где Эдит Блэк описывает свой духовный путь, удивительно похожий на «дорогу в Эммаус», о которой говорится в этой книге. «Учась в богословской семинарии, я встретила Бога в движениях освобождения, в которых участвовала сама — движениях против войны, за защиту прав человека, за права студентов, за права женщин. Для меня Бог библейской веры был Тем, Кто слышит вопли угнетенных и освобождает их. Посреди социальных потрясений я видела диалектику суда и благодати. Я ушла с головой в пророческие писания и, прочитав целиком всю марксистскую теорию, выработала резко аналитическое, пророчески–критическое отношение к американскому капитализму. Но в те бурные дни демонстраций Бог всегда был где?то там, снаружи, сражаясь с угнетателями, которые тоже были где?то там — в несправедливой структуре общества, в начальствах и властях. Я не понимала, что угнетатель живет в каждом из нас, в самых глубинах нашего существа. Активное участие в этих движениях несказанно обогатило меня, и я ни в коем случае не сожалею о том, что было. Но, как и многие другие самоотверженные радикалы, я быстро сгорела… Сначала я отошла от дел из?за проблем со здоровьем, но осталась в стороне по совсем иной причине. Если бы тогда мои друзья по движению проявили ко мне, больной и слабой, любовь и сострадание, я смогла бы восстановить силы и вернуться к борьбе. Но именно этого я и не увидела. Я была больна, и почти никто не навещал меня, — ни родственники, ни товарищи по учебе, ни друзья по движению… Если бы не любовь мужа, который постоянно поддерживал меня и заботился обо мне, — мужа, который научился любви у родителей–миссионеров, — я, наверное, просто сошла бы с ума. Постепенно здоровье мое поправилось, и я вернулась к учебе в Университетском колледже в Беркли, в Калифорнии… Я надеялась восстановить утраченную уверенность в себе, погрузившись в изучение того, в чем всегда преуспевала, в древние языки… Но после двух лет усердных занятий мне стало ясно, что научная игра слишком похожа на все остальные игры, с которыми я сталкивалась раньше… Мое разочарование и озлобленность только усилились, и я еще глубже погрязла в болоте жалости к себе. Библейская традиция утратила для меня всякое значение, потому что я окончательно потеряла надежду разглядеть в жизни хоть какой?то смысл. Именно в самый мрачный час, в минуту глубочайшей безнадежности во мне, словно бурлящий родник, начала подниматься вера. И хотя я еще никогда так остро не ощущала всей безысходности человеческого состояния, всей неизбежности человеческого греха, я каким?то чудом начала надеяться… Я осознала, что все это время ожидала от людей того, что способен дать только трансцендентный Бог. Я впервые ясно увидела в Евангелии окончательное решение человеческой дилеммы, единственный реальный ответ на мучительный вопрос: почему истина так часто оказывается на виселице, а зло — на престолах власти? Во Христе я увидела воплощение страдающей любви, которая по всем мирским меркам терпит поражение (крест), но на самом деле торжествует, одерживая победу (воскресение) — парадокс, превосходящий всякое человеческое понимание. Что я испытала, впервые обратившись к Богу, действительно было благодатью — той самой, о которой поется в известном гимне. Меня накрыло могучей волной любви, и я почувствовала, что Бог принимает меня — просто так, без всяких условий… Знакомство с Христом можно сравнить с культурным шоком, когда привычные социальные ориентиры и подпорки нашего хрупкого «я» отказывают, и у нас из?под ног выбивают почву. А чтобы отношения с Ним росли и становились более зрелыми, необходимы и боль самообличения, и радость самореализации, постоянное умирание и воскресение, постоянное перерождение, диалектика суда и благодати. Впервые в жизни я нашла в себе силы посмотреть в лицо самой себе, какая я есть, без каких?либо оправданий, но и — что не менее важно — без чувства вины. Я знаю, что я грешница, но просто не вынесла бы этого знания, если бы наряду с этим не знала, что меня принимают. Одна из слабостей марксистской теории состоит в том, что она не ставит в центр любовь. Я всегда дорожила словами Че Гевары: «Рискуя показаться смешным, я хотел бы сказать, что истинный революционер должен быть движим великой любовью». Но почему он говорил так, как будто за это нужно извиняться? «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь». В этом для меня все. Ведь отличительный признак христиан — это не верные доктрины или совершение обрядов, а любовь друг к другу и реальное умение помнить о чужих нуждах. Теперь я знаю, что человеческие стремления облагородить мир, революция — это постоянный процесс, который завершится лишь в тот день, когда Бог решительно вмешается, чтобы расставить все на свои места. Но, будучи христианкой, я могу участвовать в этой борьбе, не поддаваясь, с одной стороны, отчаянию, а с другой стороны, ложному оптимизму… Я знаю, что всегда буду принадлежать к числу христиан–зелотов, и на моих устах всегда будет вопрос, который ученики задали Иисусу при приближении к Иерусалиму: «Когда же, Господи, Ты, наконец, вернешь власть народу?» Пожалуй, я всегда буду идти по тонкому канату, с одной стороны стараясь не поддаться искушению сделать из революции идола, а с другой — всячески избегая трусливых компромиссов, кроющихся под маской благочестия. Но христиане должны идти именно так, по лезвию бритвы, чтобы одновременно быть 'в мире, но не от мира сего'»[72]. вернуться Там же, стр. 285. Э. Бекер, чьи слова процитированы выше, опубликовал ряд замечательных книг на тему зла и смерти, куда входят «Структура зла» (The Structure of Evil, 1968), «Отрицание смерти» (The Denial of Death, 1973) и его последний труд «Побег от зла» (Escape from Evil, 1975). Он убедительно доказывал, что корнем всего зла является человеческая склонность отрицать свою бренность. Его замечания относительно христианства требуют от нас серьезного размышления: христианское Евангелие все еще сохраняет искупительную силу, но сила эта постоянно подрывается тем, что христианство «не призывает всех верующих в повседневной жизни следовать своему идеалу героической святости, сделав его личным идеалом для каждого». Социальная справедливость, которую обещала человечеству ранняя Церковь, так и не материализовалась, и современное христианство ничуть не приблизилось к осуществлению этой надежды: «Церкви все так же благословляют несправедливые войны и освящают коллективную ненависть и издевательства одних над другими» («Побег от зла», стр. 163–164). В конце своего глобального исследования зла в человеческом обществе Бекер пишет: «Если бы мы не были запуганными животными, подавляющими в себе реальное осознание самих себя и окружающего мира, то жили бы в мире, без страха смерти, полагаясь на Бога–Творца и радуясь Его творению» (там же, стр. 164). вернуться Пауль Тиллих, «Потрясение основ» (Tillich, Paul, The Shaking of the Foundations, Harmondsworth: Penguin), 1962, стр. 2-3. вернуться Автор ссылается на известную запись из дневника Джона Уэсли, где он рассказывает о своем обращении, когда 24 мая 1738 г. он присутствовал на молитвенном собрании пиетистов. «Когда читалось предисловие к комментарию Лютера на Послание к римлянам, — писал он, — я почувствовал, что сердце мое странно потеплело. Я почувствовал, что верю в Христа, одного Христа для спасения», — прим. переводчика. вернуться Уолтер Брюггеманн, «Тексты замедленного действия, слова, взрывающие мир», 2000, стр. 18. вернуться Эдит Блэк, «Заново открывая христианскую веру» (Black, Edith, 'A Rediscovery of the Christian Faith), журнал «Радикальная религия» (Radical Religion), № 1, зима 1973 г., стр. 18–20 |
