Чтобы понять особое внимание Ленина к агитационным полетам в глубокий тыл противника, следует вспомнить внутриполитическую обстановку в Германии и Австро-Венгрии после Великого Октября.
В январе 1918 года в связи с отрицательной позицией, занятой германским правительством по вопросу о заключении мира, началось мощное движение немецкого рабочего класса. 12 января забастовавшие в Киле рабочие образовали первый в Германии Совет. 15 января (то есть за шесть дней до посещения нами Ленина) появились ясные признаки зарождавшейся революционной ситуации. В этот день в столице и ряде крупнейших городов Германии (Нюрнберге, Мюнхене, Мангейме, Киле, Гамбурге и многих других) вспыхнули мощные забастовки. Только в Берлине бастовало пятьсот тысяч трудящихся. На улицах появились баррикады, происходили кровавые столкновения с полицией. Берлинские рабочие избрали Совет, предъявивший правительству требование о заключении мира на основе, предложенной советской мирной делегацией в Бресте.
В Австро- Венгрии в январе 1918 года в стачке под лозунгами о мире участвовали все промышленные районы страны, всего до семисот тысяч рабочих.
Революционный подъем назревал и в других европейских странах.
Вот при каких внешнеполитических обстоятельствах Ленин спросил нас о возможности дальних агитационных полетов. [26]
Интерес Владимира Ильича к воздушной агитационной службе не был случайным. Ленин придавал ей исключительное значение и фактически внедрил ее в наш обиход.
Еще в газете «Рабочий и солдат» от 19 октября 1917 года в передовой статье говорилось:
«Русское правительство именем свободного русского народа предлагает вам, немцы, немедленный мир! Наши летчики распространили бы эти воззвания на немецкой земле. Телеграф разнес бы их по всему миру».
А в «Проекте резолюции Совета Народных Комиссаров», набросанном Владимиром Ильичем 18 декабря 1917 года, читаем:
«… 1. Усил[енная] агитация против аннексионизма немцев.
2. [Аэропланы через всю Германию]. Асс[игнование] добав[очных] средств на эту агитацию…»
Наконец, на заседании ЦК 19 января 1918 года Ленин говорил:
«…Для точного установления того, что делается в Германии, нам следовало бы послать в Берлин авиаторов, что, по их словам, вполне возможно»{1}.
Все намеченные для доклада пункты были изложены. Владимир Ильич энергично пожал нам руки. Теперь, когда разговор окончился, я, как будто вновь, увидел его лицо и острый блеск глаз, полных напряженной мысли.
Беседа с Ильичем длилась едва ли более пятнадцати минут. Но это время показалось мне часом, насыщенным до отказа. Были затронуты все основные вопросы строительства воздушных сил. Я старался запомнить не только каждое слово, но даже интонацию, с которой оно произносилось, потому что и она передавала оттенки ленинской мысли - ясной, могучей и глубокой.
Теперь в работе коллегии открывалась ее дальняя волнующая перспектива: многие тысячи и тысячи самолетов в голубом небе республики.
Я понял, что надо не только представить соображения о дальних полетах, но и быть готовым к их выполнению, [27] если это потребуется. Мной были сделаны соответствующие распоряжения товарищу Можаеву в комиссару Полевого управления авиации Гудкову. Тут же я засел за составление соображений и письменного приказа.
Разговор с Владимиром Ильичем явился началом резкого подъема в работе коллегии. Развивая указания Ленина о дальнейшем строительстве красной авиации, я 22 и 23 января сделал два обстоятельных доклада для руководящих работников Управления воздушного флота.
Выполнить полеты в Германию нашим летчикам не пришлось. Путем террора и в особенности предательскими махинациями социал-соглашателей нарастание революционного взрыва в Германии было приостановлено. Ленин, напряженно следивший за сообщениями, проникавшими по разным каналам с Запада, сосредоточил все усилия на заключении мира с немцами. Мне передали приказание Владимира Ильича отменить подготовку глубоких агитационных полетов. Но проведенная работа не пропала даром: она пригодилась в гражданской войне, в частности при выполнении другого задания Ильича, о котором речь впереди.
В связи с тупым упорством немецкой делегации в Бресте, с ее стремлением спровоцировать вторжение германской армии в пределы Советской страны мирное использование красного воздушного флота пришлось отложить на третий план. Все внимание теперь было устремлено на работу летчиков в рамках военного ведомства. В частности, я начал форсированно трудиться над окончанием «Наставления по боевому применению авиации». Проект его был готов в феврале 1918 года, причем использованию самолетов в качестве агитационного средства посвящалась отдельная глава с особым разделом о полетах в глубокий тыл противника{2}.
Официальное оформление указаний В. И. Ленина о необходимости развития воздушного флота последовало в приказе № 84 Наркомата по военным и морским делам [28] и в директивах коллегии о правилах приема частей старой авиации в Красную Армию.
Окончательная редакция приказа № 84 тщательно уточнялась мной с Э. М. Склянским. На одном из совещаний присутствовал М. С. Кедров, ведавший в то время Комиссариатом по демобилизации старой армии. Он сообщил, что около 90 процентов авиачастей Северного и Западного фронтов заявили о переходе в Красную Армию. Я не выяснял, получил ли Э. М. Склянский какие-либо указания по воздушному флоту непосредственно от Владимира Ильича. Во всяком случае он в то время был настолько проникнут духом общих указаний ЦК, что наша работа над редакцией приказа казалась органическим продолжением беседы с Лениным.
Первые же слова приказа давали личному составу частей жадно ожидавшуюся ими ориентировку:
«Все авиационные части и школы сохранить полностью для трудового народа».
Это, однако, не означало еще поголовного, автоматического принятия авиаотрядов в Красную Армию. Основным мерилом для решения коллегии воздушного флота о возможности приема каждой отдельно взятой части служила, как и предложил Владимир Ильич, реальная боевая работа по заданию революционных организаций на фронте или местных Советов в тылу. Учитывались в результаты голосования общих собраний частей о переходе в Красную Армию. Принимались во внимание данные заново проведенных перевыборов командиров.
То обстоятельство, что коллегия распространила условия приема и на красногвардейские авиачасти, может показаться излишним усердием. Но в те времена приходилось сталкиваться с наличием колебаний и с фактами самой беззастенчивой политической маскировки контрреволюционеров и разного рода авантюристов. Во всяком случае принятые коллегией меры свидетельствовали о крепости той зарядки, которая была дана 21 января Лениным в отношении бдительности при отборе людей и частей в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию.
Осенью 1918 года я узнал об интересе Владимира Ильича к специальной подготовке личного состава авиации. Ленин, занятый многими и многими делами, потребовал [29] представить ему сведений относительно специальных изданий Главного управления воздушного флота.
В результате нашей встречи с Владимиром Ильичем и его вмешательства в дела авиации отношение к воздушному флоту изменилось. Формирование советских авиачастей пошло полным ходом. В течение года было сколочено более 60 авиационных отрядов.
В. И. Ленин считал авиацию одним из самых действенных средств, наиболее оперативным родом оружия. Помощь летчиков в тяжелых условиях гражданской войны по его указанию использовалась неоднократно.
Увидеть дорогого Ильича второй раз и кратко беседовать с ним мне посчастливилось в самом начале весны 1919 года.
…Холодный март. На улицах Москвы глубокий снег. Дует студеный порывистый ветер. Шофер гонит автомобиль в Кремль. Вспоминаю события последних дней. Сообщение о провозглашении Венгерской Советской Республики. Мне передают приказание Ленина подготовить группу летчиков и самолеты для установления с Венгрией связи по воздуху. Пригодились теперь соображения о дальних полетах в Центральную Европу, подготовленные по заданию Владимира Ильича еще год с лишним назад! Быстро отобраны и оснащены добавочными баками наиболее дальноходные, с надежными моторами, неприхотливые самолеты - трофейные «Эльфауге». Машины облетаны. Все готово к отправке в район Проскурова, откуда намечено совершить перелет. Нет одного - бензина!
