Они устроились в небольшой беседке. Ирина какое-то время молчала, не зная, с чего начать. Валерий Иванович терпеливо ждал.
— Я упустила дочь, — сдавленным голосом начала Ирина. — Из маленькой и милой шалуньи выросла эгоистка, с холодным сердцем и потребительским отношением к жизни.
— Когда же вы пришли к такому выводу?
— Не так давно. Если честно: замечала эти черты и раньше, но не придавала им особого значения. Думала, что все само собой пройдет, что это издержки переходного возраста. В общем, слепая родительская любовь дала горькие всходы.
— Не буду утешать вас, Ирина Дмитриевна, пустыми фразами — я уважаю вас как умную женщину. Дело и в самом деле весьма серьезное. Но отчаиваться не надо. Ведь вы еще ничего не делали, чтобы помочь дочери. Так ведь?
— Да. Если не считать небольших нравоучений.
— А как она реагирует на них?
— Болезненно.
— Обижается или игнорирует?
— Сначала обижается, а потом игнорирует. Даже когда уступает, все равно, мне кажется, остается при своем мнении.
— Понятно.
Они помолчали. Летний безветренный день был в самом разгаре. Над теплицей летали две трясогузки. Их что-то привлекало за стеклом, может быть, какие-то насекомые. Птицы то садились на крышу теплицы, покачивая длинными хвостами и тонко щебеча, то вновь вспархивали в голубую вышину.
— Как им, должно быть, легко и свободно там, в небе, — задумчиво произнесла Ирина, следя за полетом птиц.
— Знаете что, Ирина Дмитриевна, я могу вам кое-что посоветовать, но боюсь, что вы не так поймете…
— А вы не бойтесь. Говорите как есть. Хуже, чем сейчас, мне уже не будет.
— Хорошо, я скажу. Вам надо заняться собой. Да-да. Именно собой. Ничего с вашей Аленой страшного не произойдет. Характер, конечно, у нее далек от идеала, но в наше время молодежь в целом прагматична и себялюбива. Алена здесь не исключение. А вот ваше нынешнее положение слишком однообразно, зависимо. Уж вы простите за такое откровение.
— Вы хотите сказать, что я должна работать?
— Да. Пока вы молоды и полны сил. Домашняя работа не в счет. Вы рискуете потеряться в бытовых мелочах. Они засасывают не хуже болота. Впрочем, я могу ошибаться. Возможно, что вас устраивает такой образ жизни. Скажите: внутри себя вы ощущаете гармонию? Вы в ладу со своим вторым «я»?
— Нет. Не всегда. Особенно в последнее время я будто прячусь от тоски, а она караулит меня за каждым углом. Причину вы только что мне указали. Конечно, как же я сама не догадалась, причина во мне самой. Но, по-моему, все гораздо сложнее. Если бы только возвращением к профессии можно было поправить…
Она не договорила. На дорожке, что вела к теплице, показалась Алена. В розовых шортиках и белом топе, со своими пушистыми светло-русыми волосами и длинными стройными ногами она была прелестна под лучами июльского солнца.
— Мама, вот ты где! — подходя к навесу, чуть капризно произнесла она. — Здравствуйте.
— Здравствуй, Аленушка, — сдержанно поздоровался садовник.
— А я уже полчаса тебя ищу. Звонил Сергей Владимирович и предупредил, что едет сюда с гостями. Из Словакии, что ли… Не запомнила.
— Прямо сейчас? — Ирина поднялась со скамейки.
— Да. Надо подготовиться. Пойдем скорее!
— Пошли. Вот и помидоры будут кстати. Ну мы пойдем, Валерий Иванович. Потом как-нибудь договорим, хорошо? Спасибо вам.
— Не за что.
Через час прибыли гости во главе с хозяином. Ирина с Аленой встретили их в холле.
— Знакомьтесь, — радушно, но, как обычно, с властными нотками в голосе заговорил Дубец. — Это наши гости из Братиславы — Иван Краль и Янко Орсаг. А это мои красавицы Ирина и Алена. Прошу любить и жаловать.
— О! — первым воскликнул Иван, рыжеволосый, с темно-розовой, кирпичного оттенка кожей, дородный мужчина средних лет. — Настоящие красавицы! Очень приятно!
По-русски он говорил с акцентом, но без запинки.
— Янко, — немного смущаясь, произнес второй гость, пожимая руку Ирине.
Это был совсем молодой мужчина, высокий, темноволосый, с синими глазами. Он чем-то напомнил Ирине Сергея, Сережу, ее несчастную любовь. Она даже вспыхнула от этой некстати мелькнувшей мысли. Кажется, Янко заметил ее замешательство и оттого, наверное, задержал внимательный взгляд на ее лице. Ирина про себя выругалась: «Дура. Не умею вести себя как полагается. Что он может подумать?»
Спустя четверть часа гости прошли в гостиную, где уже был накрыт стол. Дубец усадил Ирину, затем Алену, а потом уж предложил сесть мужчинам.
— Чем, Иринушка, порадуешь голодных мужиков? — нарочито простецким тоном спросил Сергей Владимирович.
— Пока холодными закусками, — улыбнулась Ирина. — А потом можно и шашлыки во дворе пожарить.
— Ну как вам такая программа? Подходит? — весело обратился к гостям хозяин.
Те довольно закивали. Начали с водки, под которую на ура пошли селедка в кислом соусе, салаты, сыры и холодное мясо. Дубец щедрой рукой наливал гостям все новые порции, но сам почти не пил.
— За прекрасных дам! — поднял тост Иван, уже заметно осоловевший от выпитого.
— Поддерживаю! — чокнулся с ним Дубец. — За Ирину и Алену!
Алена пила апельсиновый сок, но сидела раскрасневшаяся, будто опьяненная мужским вниманием и комплиментами, так и сыпавшимися на них с матерью. Она стреляла глазами то в Ивана, весело болтающего о славянском братстве, то в Янко, более сдержанного, чем его товарищ. Ирина, заметив Аленино кокетство, шепнула ей, чтобы вела себя скромнее, но та отмахнулась от нее как от назойливой мухи. В душе Ирины назревала буря. Когда дочь громко рассмеялась над двусмысленной шуткой Ивана, Ирине захотелось встать и при всех выпороть ее толстым ремнем. Она с трудом держала себя в рамках приличия.
Наконец, мужчины вышли покурить.
— Алена! — резко начала Ирина. — Ты ведешь себя как распутная девка! Или ты прекратишь, или я не знаю, что сделаю!
— Ну полный отстой! Как я себя веду? Что я сказала такого? Да они сами нажрались и гонят всякую лабуду. Я-то здесь при чем?
— Твой взгляд более чем нескромный. Нельзя так в упор смотреть на мужчин и при этом еще многозначительно улыбаться. Где ты этому научилась?
— Нигде, — пожала плечами Алена. — Это природное. Мне и Семушкин много раз говорил, что у меня взгляд, как у Милы Йовович.
— У тебя взгляд юной проститутки! — уже не сдерживаясь, выкрикнула Ирина. — Сейчас же поднимайся к себе наверх и не показывайся больше гостям. Слышишь?
— Да пожалуйста! Больно мне нужны эти старики.
Она с ленивой грацией встала из-за стола и вышла из гостиной.
Ирина не могла больше находиться без движения. Накопившиеся эмоции требовали выхода. Она вышла на крыльцо, где курили мужчины, облокотившись о перила.
— Сергей, я пойду под навес, разожгу мангал, — стараясь выглядеть веселой, сказала Ирина.
— Вам помочь? — галантно склонился над ней Иван.
— Нет, спасибо, я справлюсь сама, — через силу улыбнулась она.
— Ты разжигай, а мы еще по маленькой тяпнем, — не замечая ее настроения, бодро произнес Сергей Владимирович, увлекая за собой гостей.
Ирина, оставшись наконец одна, вдохнула всей грудью пропитанный ароматом роз воздух и зашагала к навесу. Нет, не зря она так беспокоится, не зря. Откуда в Алене эти вульгарные замашки, это жеманство? Фу, как стыдно! Неужели эти словаки что-нибудь заметили? Ну конечно же, заметили и даже больше, поддерживали, подзадоривали Аленку в ее кокетстве. Особенно Иван. Ох, мерзавец! Ну ничего, она сегодня же выскажет Сергею все, что думает по этому поводу. Да-да! Выскажет. И про Америку, и про дорогие подарки, и… Одним словом, молчать больше не будет. Ведь это ее родная дочь. Еще почти ребенок с неокрепшей психикой.
Ирина вдруг вспомнила слова Анатолия про эту самую «неокрепшую психику»: «Это у тебя она неокрепшая. А дочь не мытьем, так катаньем своего добьется». Господи! Как он оказался прав! Выходит, отец давно заметил эти черты в дочери, а вот она, слепая курица, ничего не желала замечать. Жила себе, книжки почитывала, а ребенок рос сорной травой, сам по себе. И тут же в ней все взбунтовалось. Неправда! Зачем возводить на себя напраслину? Сколько она проводила времени с Аленкой: и читала ей, и в куклы вместе с ней играла, и сказки на ночь рассказывала, и учила уму-разуму. Тогда кто же виноват? Сейчас многие родители склонны винить в дурном влиянии средства массовой информации. Черт бы их побрал, эти СМИ! Тоннами льют грязь на юнцов, а те уже света белого не видят, наивно считая такую жизнь нормой. Проституция, наркотики, реки пива, мат как неотъемлемая часть речи, казино и прочая ночная жизнь.
