Я смахнул волосы Эллы в сторону и прислонился губами к ее уху. — Так ты думаешь, я горячий и сексуальный, да?
Она сдерживает улыбку, делая вид, будто бы целиком погружена в песню банджо. — Нет, я сказала, что твоя музыка горячая и сексуальная.
— Это одно и тоже. — Я осмеливаюсь поцеловать её в плечо, наслаждаясь мягкостью её кожи, черт знает, как её желая, что одна мысль об этом вызывает у меня эрекцию.
Элла замечает это и начинает ерзать у меня на коленях, делая еще хуже. — Спокойнее парень, — шутит она, нервно смеясь, после чего сжимает губы и начинает вставать.
Я ловлю её за бедра и опускаю её задницу себе на колени. Мы так идеально подходим друг другу и это так сногсшибательно, что все те чувства, которые я испытывал к ней до её отъезда, снова вернулись ко мне.
— Миша, — протестует она с дрожью в голосе. — Не надо. Здесь люди…
Я заставил её замолчать, когда мои пальцы достигли края её юбки. Я не могу остановиться, ведь держал в себе это сексуальное напряжение, кажется, целую вечность. У меня начали появляться подобные чувства к ней, когда мне было около шестнадцати. Я старался игнорировать как можно дольше, так как знал, что она сойдет с ума, когда узнает. Было лишь несколько поцелуев, которые мне удалось получить украдкой, но в ту ночь на мосту все изменилось. Она сошла с ума, как я и предполагал.
Как только она уехала, я сначала спать с кем попало, пытаясь избавится от голода, живущего внутри меня, но вскоре понял, что все было бесполезно. Элла забрала часть меня, которую не возможно было заполучить назад, не вернув Эллу.
Поэтому я взялся за край её юбки, и её пальцы погрузились в мои бедра. Интересно, как далеко мне следует зайти, учитывая, что мы сидим в переполненном людьми помещении. Я почти отступаю, но одна её нога отклоняется в сторону, что я расцениваю как открытое приглашение.
— Итак, настало время «Свободного микрофона», — произнесла в микрофон официантка, которая совсем недавно раздевала меня глазами. — Если вы еще не зарегистрировались, то можете сделать это у Фила вон там. — Она указывает на владельца — мужчину средних лет, сидящего в углу рядом с динамиками.
— Я думаю, это сигнал для себя. — Элла быстро встает, думая, что ей удалось сорваться с крючка.
Прежде чем пойти зарегистрироваться, я провожу пальцами по её пояснице и шепчу на ухо, — Не думай, что все закончилось, потому что это еще не конец.
Она вздрагивает, и я ухожу прочь от стола с довольной улыбкой на лице.
— Итак, сукины дети, — произносит Фил из-за стола. Он бывший участник одной из популярных в 80е групп, и все еще выглядит так, словно принадлежит тому десятилетию со всеми этими пятиконечными звездами и неоновой одеждой. — Посмотрите, кого собака принесла.
— Скучал по мне, да? — я вписал свое имя на листе регистрации.
— Ты издеваешься надо мной? — спрашивает он. — Все, что мы слышали за последние несколько месяцев — банджо-музыка и пара хиппи, играющих на бонго. Клянусь, мне казалось, что я снова и снова оказывался в Вудстоке[16].
Я смеюсь, роняя ручку на пол. — Ну, приятно осознавать, что по мне скучали.
Фил возится с усилителями. — Больше, чем просто скучали. Пожалуйста, скажи мне, что ты снова решил начать играть здесь. Я отчаянно нуждаюсь в чем-то подобном. Это место в упадке.
Я вежливо улыбаюсь, пятясь к столу. — Нет, вероятнее всего нет. Не думаю, что готов торчать здесь очень долго. Я знаю места, куда мне нужно отправиться, чтобы люди меня заметили.
Возвращаясь к столику, я пересекся с Наоми. Она — дочь Фила. Высокая, с длинными темными волосами, и она просто восхитительно поет. Я играл с ней прежде, чем она отправилась в турне с группой. Мы были довольно близки, но я не разговаривал с ней с тех пор, как она уехала.
— О, Боже мой, я так рада встретиться с тобой, — сказала она. Немного красной помады отпечаталось у неё на зубах.
— И это все? — поддразнил я, пятясь назад.
Она засмеялась и похлопала меня по плечу. — Вижу, ты все еще полон дерзким отношением к окружающим.
Я перевожу тему. — Так, значит, ты вернулась в город?
— Да, но всего лишь на пару недель. Можем ли мы поболтать после того, как ты выступишь? Есть кое-что, что мне очень нужно сказать тебе. Кое-что весомое, по правде говоря.
— Как ты узнала, что я буду выступать?
Она указала пальцем на стол. — Я просто видела, как ты вписал себя.
— Хорошо, я найду тебя позже. — Я машу на прощанье, задаваясь вопросом, что она может от меня хотеть.
Элла
Проклятый Миша. Он убивает меня своими прикосновениями и тоскующими взглядами, а теперь он еще собирается и петь. У меня всегда была слабость к его голосу. Мы любили сидеть на его кровати, и пока он что-то бренчал на гитаре, я делала наброски. Такими были идеальные моменты моей жизни.
— Элла, что с тобой? — обвиняющее спрашивает Лила. — Ты выглядишь слегка покрасневшей.
Я потягиваю свое латте, поворачивая держатель салфеток, стоящий посреди стола таким образом, чтоб можно было увидеть свое отражение на поверхности нержавеющей стали. — Здесь просто немного жарко. Вот и все.
— Да, конечно, жарковато. — Лила не перестает смотреть на меня, и у меня складывается впечатление, будто она пытается забраться в мою голову.
Шаги Миши раздаются на сцене, расположенной недалеко от нашего столика, и мое сердце начинает петь непроизносимыми словами.
Садясь на стул и кладя на колени гитару, он прижимается губами к микрофону, прикусывая кольцо в нижней губе. — Песня называется «То, что никто никогда не видит».
Он наигрывает аккорды, и его глаза встречаются с моими,
Я вижу это в твоих прекрасных глазах, как пятна на солнце.
То, что хочешь скрыть и никому не показать.
Ослеплен твоим светом.
Больно смотреть, почти больно дышать.
Не могу видеть то, что другим не дано
В тени твоего света.
Прошу, впусти, прошу, не отвергай.
Не буду шептать и не сдамся
И даже если умру, хочу в сердце с тобою остаться.
Окутан тьмой и больше не наивен.
Разбит на части, погружен в печаль.
Теряю свет твой.
Стремясь так страстно к миру, непризнанная ими
Душа сияет лишь в тебе, ненужная отныне
Она ослеплена твоею тьмой.
Прошу, впусти, прошу, не отвергай.
Не буду шептать и не сдамся
И даже если умру, хочу в сердце с тобою остаться[17].
Одной длинной нотой он заканчивает песню. Толпа аплодирует, а мои глаза уносятся прочь от его пристального взгляда к двери. Мне так рьяно хочется убежать, словно это помещение охвачено огнем.
— Срань Господня, — выдохнула Лила, обмакивая себя. — Ты была права. Это было ГОРЯЧО.
— Я могу играть на ударных, — Итан постукивает по столу, издавая барабанящие звуки. — И я очень хорош в этом.
— Не позволяй ему себя одурачить. — Рене отпивает глоток своего кофе, и ухмылка начинает виться на её губах. — Он играет на ударных в рок-группе, вот и все.
Итан бросает на Рене неодобрительный взгляд. — Ты не могла бы помолчать? Это уже не смешно.
Лила смотрит на меня, ожидая объяснений.
— Они всегда такие, — поясняю я, тяжело вздыхая. — Вечно дерутся как кошка с собакой.
Лила кладет локти на стол и подпирает руками подбородок. — Элл, а разве твой брат не играет на ударных?
— Да, Дин играл, — говорю я. — Немного.
— Сейчас Дин такой горячий, — замечает Рене, стремясь забраться ко мне под кожу.
Миша забирает гитару и подготавливает сцену для следующей исполнительницы — девушки с розовыми дредами, которая выглядит так, словно затаила обиду на весь мир. Высокая девушка с длинными ногами ждет Мишу у края сцены. Её волнистые черные волосы стекают вниз по её спине, её серые глаза восхитительны, а улыбка сияет очень ярко. Зовут её Наоми, и она дочь владельца кафе. Миша играл с ней несколько раз.