Назад дороги нет

Рейс «Челюскина» относится к разряду событий, воспоминания о которых идут с человеком до конца его дней. Сохранил их и я, несмотря на то что не довелось мне быть в лагере Шмидта, возникшем на дрейфующих льдах после гибели парохода. В составе группы из восьми человек я ушел с «Челюскина» 3 октября 1933 года, когда судне накрепко зажатое тяжелыми льдами Чукотского моря, стояло у входа в Колючинскую губу - предстояла зимовка и начиналась эвакуация населения парохода, которое в этих условиях становилось избыточным…

* * *

Ленинградцы тепло проводили «Челюскина». Радужными были первые недели рейса. Приветливо встретила корабль летняя Балтика. В чреве парохода мерно клокотали 2500 лошадиных сил, заключенных в стальные цилиндры. Корабль уверенно, 10-узловым ходом шел из Ленинграда в Мурманск, и волны послушно расступались перед его черным форштевнем.

Чем- то теплым, гриновским веяло в эти дни от корабля и людей на нем. На мостике -часто вместе - прохаживались чернобородый начальник экспедиции и рыжеусый капитан{1}. Бдительно стояли вахты, напустив на себя суровость, штурманы. Лихо повторяли команды рулевые. Над кораблем, сопровождая его, летели чайки. Из камбуза на корме выглядывал кок в положенном ему белом колпаке. И казалось, вот-вот на мачты взлетят белые паруса…

А в судовых помещениях шла своя напряженная жизнь. Люди знакомились друг с другом, привыкали к морскому быту, проверяли и крепили грузы, готовились к научной работе, которая должна была начаться с момента выхода корабля в Баренцево море.

Радисты стояли свои вахты: чуть ли не круглые сутки звучали в эфире позывные RAEM. С удовольствием работали на коротковолновом передатчике непосредственно с Москвой и Ленинградом, слышали нас хорошо. По-доброму переругивались с плодовитыми корреспондентами газет, которых на «Челюскине» оказалось великое множество.

Шесть дней «Челюскин» стоял в чистеньком, залитом июльским солнцем Копенгагене. Тут, на верфи «Бурмайстер ог Вайн», только что построившей судно, устранялись дефекты машин.

Мы бродили с Кренкелем по улицам гостеприимной датской столицы, с почтением останавливаясь перед памятниками старины. Хорошо смотрелись городские скверы, где в небольших прудах, никем не тревожимые, спокойно плавали белоснежные лебеди. Впечатляли магазины: масса товаров и мало покупателей - видно, не всем сладко жилось в этом городе. Удивлялись: до чего же продавцы горячих сосисок похожи на наших мороженщиков и как же много тут велосипедистов. Искали и, представьте себе, нашли мягкие войлочные туфли, без которых, как считал Кренкель, отправляться в путешествие, подобное нашему, просто неприлично. Правда, странно как-то было расплачиваться валютой за этот неказистый ширпотреб.

Норвежские шхеры. Много раз описан путь по этому водному лабиринту, на берегах которого живут соотечественники мужественного Руала Амундсена. И все же каждого, впервые идущего этим путем, покоряет своеобразие сочетаний высоких серых скал и зеленых долин, голубого неба и воды - иногда черной, иногда зеленой, а чаще такой же голубой, как небо. Путь в шхерах привлекает частой, как в кино, сменой пейзажа и немного щекочет нервы: судно идет полным ходом прямо на скалы и, кажется, неминуемо должно в них врезаться. Но в последний момент открывается недоступный неопытному глазу издали поворот водного лабиринта, следует команда: «Право (или - лево) на борт!» - скала, угрожающе надвигавшаяся на пароход, остается в стороне, а перед глазами возникает уже совсем иной пейзаж, непохожий на тот, которым ты только что любовался. Иногда «Челюскин» выходит в открытое море, и тогда бывалые мореходы говорят, что ведет он себя на волне, как настоящий ледокол{2}.

А потом был деловитый, деревянный Мурманск, где ребятишки прямо с причалов порта на нехитрую снасть, состоящую из гвоздя с куском красной тряпки и веревки, ловили здоровенную треску. Непродолжительная стоянка. Бункеровка. Испытания и погрузка на корабль самолета-амфибии.

10 августа «Челюскин» выходит в Баренцево море и берет курс на Новую Землю: впервые в истории большой грузовой пароход начинает огромной протяженности и ответственности рейс по неосвоенному тогда еще Северному морскому пути с целью завершить его в одну навигацию. К сожалению, этот рейс вообще был первым для «Челюскина»: он только что сошел со стапелей и не был испытан хотя бы в малом ледовом плавании.

Баренцево море тоже было по-летнему приветливым - относительно спокойным. Около трех дней пути - и корабль вошел в пролив Маточкин Шар. Напоминал норвежские шхеры и, как они, был красив этот пролив, но другой, более суровой красотой - теряющиеся в облаках вершины покрытых льдом и снегом гор, контрастирующая с ними черная вода и почти полное безлюдье на берегах.

Но вот и Карское море. И первые льды - отдельные, небольшие поля молодого льда. Попытка форсировать этот лед и… лопается шпангоут, гнутся стрингеры, срезается несколько и ослабевает много заклепок, появляется течь в носовом отсеке. Выясняется, что в связи с перегрузкой - на борту значительное количество угля для ледокола «Красин» - усиленная ледовым поясом часть обшивки находится ниже ватерлинии и корабль встречает льды менее прочной частью. Нужно облегчить носовую часть судна, и тогда она поднимется. Объявляется аврал: уголь из первого трюма перегружается в бункер и на корму. Работа эта идет около двух суток. Через несколько часов после окончания аврала к «Челюскину» подходит «Красин» и начинает принимать уголь. Когда он заканчивает бункеровку, нос «Челюскина» значительно поднимается и поврежденная часть обшивки оказывается над водой. Теперь судно будет встречать лед, как и положено - ледовым поясом.

Строители, которых мы везем на остров Врангеля, ставят дополнительные деревянные крепления в носовом трюме. «Красин» выводит нас на чистую воду и направляется на Диксон за пароходами Ленской экспедиции, проводку которых должен обеспечивать. «Челюскин» берет курс на пролив Шокальского, но подступы к Северной Земле в этом районе оказываются забитыми мощными льдами.

* * *

Северная Земля. Она совсем «молода»-до 3 сентября 1913 года никто не знал, что она существует. В этот день ее открыла Русская гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана на ледокольных пароходах «Таймыр» и «Вайгач», возглавляемая Б. А. Вилькицким. В течение 1913-1914 годов участники экспедиции нанесли на карту очертания только южного и восточного берегов. Всестороннее, планомерное исследование Северной Земли было начато при Советской власти - в 1930 году на ближних подступах к ней, на острове Домашнем, открылась научная полярная станция.

На пустынном, заснеженном берегу небольшого островка были построены дом и склад, установлены ветряк и радиомачта. На зимовку остались четыре человека: три бывалых полярника - Г. Ушаков (начальник станции). Н. Урванцев и С. Журавлев - и новичок-радист В. Ходов.

Два долгих года они не видели людей - не приходили к ним суда и не прилетали самолеты. С внешним миром связывало североземельцев только радио. В труднейших условиях сумели они сохранить свойственную коллективу советских людей сплоченность. На борт пришедшего за ними судна они поднялись уставшие, но бодрые духом, счастливые сознанием того, что выполнили главную свою задачу - провели подробную и тщательную съемку Северной Земли, составили первую ее карту, получили представление о геологическом строении ее, климате, флоре и фауне. Не знали они тогда, наверное, что пройдут десятилетия и их работа будет отнесена к числу важнейших географических открытий века, свершенных советскими людьми.

Многое должен был знать и уметь радист этой зимовки. Отлично знать радиоаппаратуру и силовое оборудование, иначе первая же неисправность сорвет радиосвязь. Уметь посредством коротковолнового передатчика очень небольшой мощности (именно коротковолнового, потому что Ходов был радиолюбителем-коротковолновиком) обеспечить достаточно надежную радиосвязь.