Бронтман, задрав голову, заразительно смеется - всем уже знакома история с бидоном.
Делаем над полюсом большой круг. Затем по сорок пятому меридиану (долгота западная - станция по ту сторону полюса) начинаем «спускаться» к дрейфующей станции. Теперь нужно слушать только Кренкеля!
Перестраиваю приемник на волну 560 метров. Сразу же устанавливаем связь. Сообщаю, что прошли полюс и идем к ним. Эрнст Теодорович говорит, что на льдине мобилизованы все бинокли - ведется наблюдение за горизонтом, Бабушкин на аэродроме - зажгли дымовые шашки, закрасили красным все неровности посадочной площадки.
- Берегу аккумуляторы! Передатчик выключаю. Следи! - говорит Кренкель и исчезает…
Сейчас будет подведен итог почти семичасовой работы Ритслянда и пилотов. Или мы выйдем на дрейфующую станцию, или…
С потрясающей громкостью в эфире появляется Кренкель:
- Мы вас видим! Идете прямо на нас!
Тут же к радиостанции подбегает радостный, сияющий Шевелев.
- Сообщите на льдину, мы видим лагерь!-кричит он мне.
Ты не только хороший, надежный товарищ, молчаливый, немного застенчивый Алеша Ритслянд! Ты еще и блестящий штурман, достойный своего славного командира, коммуниста, одного из семерки первых Героев Советского Союза - Василия Сергеевича Молокова.
Через наземные станции передаю самолетам Мазурука и Алексеева (связь с последним тоже нарушилась) приказ Шевелева: на точке полюса повернуть к дрейфующей зимовке, координаты которой 89°25' северной широты, 45° западной долготы. Слушать все время Кренкеля. Если не обнаружат зимовку - выбрать место и сесть. Поточнее определиться и связаться с нами. Будем слушать Алексеева первые десять минут каждого часа, Мазурука - вторые десять минут.
Делаем над дрейфующей станцией несколько кругов. Отчетливо видим оранжево-синий самолет и стадо палаток. Хорошо видны закрашенные неровности аэродрома.
Молоков убирает газ. Ритслянд сигнализирует: убрать антенну. Сообщаю наземным станциям, что идем на посадку и возобновим связь через тридцать минут.
В 6 часов 24 минуты плавно касаемся ледяного аэродрома.
Сначала бежим ровно. Вдруг толчок! Самолет на мгновение сильно кренится - очевидно, налетели на покрытый снегом осколок льда. Наконец останавливаемся. Выбрасываем трап. Первым на лед спускается Марк Иванович, за ним - остальные. К самолету подходят Шмидт и почти все население дрейфующего поселка. Отто Юльевич поздравляет нас с блестящим выполнением полета. Обнимаемся с встречающими товарищами…
Не было в ледовом аэропорту мощных громкоговорителей. Не было авиационного диспетчера. И кажется сейчас - был бы, наверное, бы объявил:
- Внимание! В аэропорту «Северный полюс» совершил посадку второй советский самолет, бортовой номер Н-171, с острова Рудольфа!
И повторил бы это на иностранных языках. Не было… А жаль. Звучало бы такое сообщение гордо!
Теперь нужно осмотреться - ведь мы на полюсе!
На дрейфующей льдине
Никто из нас, конечно, не ожидал, что белые медведи, собравшись с окрестных островов и вооружившись музыкальными инструментами, будут встречать очередной садящийся на полюсе самолет стройным исполнением какого-нибудь подходящего к данной ситуации марша. Не больше оснований было рассчитывать, что тюлени и моржи вылезут из воды и, хлопая ластами и подбрасывая в воздух детенышей, будут радостно кричать: «Привет завоевателям Северного полюса!»
Нет, так мы не думали. Каждый из нас был достаточно реалистично настроен. Но все-таки мы ждали от полюса чего-то особенного. Чего именно - наверное, навсегда останется тайной для нас самих. Может быть, мы получили бы некоторое удовлетворение, если бы льдина, на которой мы находились, оказалась толщиной метров двадцать, а она совсем «тонкая» - около трех.
Многие из нас видели чудовищные нагромождения торосов в арктических морях. Мы летели и думали: вот, наверное, на полюсе торосы! Оказывается, ранее виденные торосы и здешние - родные братья, близнецы к тому же…
И снег здесь такой же - ослепительно-белый, как вблизи Рудольфа, на побережье Берингова моря, на Ладоге и в верховьях Москвы-реки…
И вода в трещинах такая же маслянисто-черная, какой она всегда бывает, если соседствует с белым снегом…
С небес на землю, от абстрактных рассуждений на тему: «Полюс. Каким он должен быть» - к реальной жизни возвращает нас Папанин.
- Лукич! Как груз?! - грозно спрашивает он Ивашину.
- В полном порядке, Иван Дмитриевич! Просьба убедиться!
И Лукич изящным театральным жестом, насколько позволяет ему это закутанная в меха фигура, приглашает «Хозяина Северного полюса» в самолет.
Начинается выгрузка. Бережно, как маленьких детей, выносим из самолета и складываем на расстеленном неподалеку брезенте многочисленные упаковки с приборами, банки с продовольствием, резиновые баллоны с керосином, нарты, ветряк. Папанин со своими верными соратниками тщательно проверяет количество и маркировку доставленного багажа.
Каков же он, первый наш поселок на полюсе? Огромное ледяное поле, окруженное мощной грядой торосов. Два четырехмоторных самолета. Пять палаток. Метеобудка. Радиостанция в домике из снежных кирпичей с крышей из кусков тормозного парашюта, две радиомачты, антенна. Снежная кухня. Снежные склады. Между объектами лагеря в снегу уже протоптаны тропинки. Население поселка после прибытия нашего самолета составляет двадцать человек.
Вручаю Иванову запасной умформер для его радиостанции. Он очень ждал его и несется с ним к самолету. Через пару часов его радиостанция вполне работоспособна и выходит в эфир.
* * *
Делим с Ивановым сутки пополам: двенадцать часов (почти без перерывов) тарахтит моторчик агрегата автономного питания радиостанции самолета Водопьянова, двенадцать часов - Молокова. На льду у каждого самолета выросло по радиомачте. Вместе с радиостанцией Кренкеля все это напоминает своеобразный радиоцентр. Он очень необходим сейчас, этот радиоцентр: количество передаваемых и принимаемых нами телеграмм растет с каждым часом. Наши неизменные корреспонденты - Рудольф и Диксон - постоянно в эфире.
Устанавливаем связь с самолетом Алексеева. Всеобщая радость! Товарищи находятся в семи километрах от полюса. Самолет в порядке. Готовятся перелететь к нам. Всех очень беспокоит отсутствие связи с самолетом Мазурука.
Товарищи подробно рассказывают нам, как проходил полет флагманского самолета на полюс. Оказывается, будь механики менее квалифицированны и бдительны, мог выйти из строя один из моторов: появилась течь в системе охлаждения. Сажать самолет для ремонта, не выполнив задачу? Но разве так просто вновь дождаться погоды? Ведь, на худой конец, можно лететь и на трех моторах! И такое решение Водопьянов и Шмидт приняли. А в это время механики во главе с Флегонтом Ивановичем Бассейном прорубили обшивку крыла, подобрались к фланцу радиатора и увидели трещину, из которой сочилась охлаждающая жидкость. Меняясь, начали прикладывать к трещине тряпки и, когда они пропитывались жидкостью, отжимали ее в ведро и перекачивали обратно - в мотор. Простая вроде бы работа, но выполнять ее пришлось голыми руками, высовывая их наружу, где свирепствовал морозный воздушный поток. Итог: три пары обмороженных и обожженных горячей жидкостью надежных рабочих рук вместе с руками летчиков помогли самолету долететь до полюса на всех четырех моторах.
Папанинцы с помощью механиков самолетов собирают и устанавливают ветряк. Вскоре он начнет давать бесплатную энергию для бытовых и технических нужд, чему от души радуется Кренкель: ему надоело возиться с хлопотливой и шумной зарядкой аккумуляторов от бензино-электрического агрегата.
* * *
Радиостанция на полюсе. В снежном домике два отсека: «аппаратная» и «машинный зал». В первом, на снежном столе, наш, ленинградский, «Дрейф». И я вспоминаю его творцов. Главный инженер проекта Володя Доброжанский, разработчики Андрюша Ковалев, Федя Гаухман, Николай Иванович Аухтун. Конструкторы Маша Забелина, Тося Шеремет и Алеша Ражев. Технологи Женя Иванов и Павел Товпенец. Механики Толя Киселев, Алеша Кирсанов и Саша Захаров. Монтажник Виктор Дзерваловский…
