Происшествий в пути не было, буксы не горели, вагон не отцепляли. Правда, на остановках прохаживавшиеся по перронам милиционеры останавливались перед нашим вагоном, с беспокойством, порожденным чувством служебного долга, рассматривая мои чудовищные валенки, и я с облегчением вздыхал, когда поезд трогался. Казалось, задержись он еще немного, и милиционеры потребуют у меня документы на груз и личные и, не удовлетворившись этим, спросят: где взял валенки. И на этот вопрос я, наверно, не смогу дать вразумительного ответа, потому что подготовка экспедиции на полюс держится в тайне, да и одно упоминание о ней может привести к знакомству с врачами-психиатрами.

* * *

Архангельск встретил нас весенней слякотью и готовой вскрыться Двиной. На перроне в сильнейшем нетерпении ожидал Папанин со своими соратниками. Они сообщили, что отряд самолетов в полном составе приземлился в Холмогорах 22 марта. Мы тщательно, по списку, проверили все доставленное. Погрузили на три газика - поровну. Вежливо выслушали рассказ седого, как лунь, старичка-железнодорожника о том, что позавчера на реке провалился под лед трактор, а вчера лошадь с санями, и благополучно переехали через Двину.

Второй раз реку пришлось переезжать недалеко от Холмогор по льду, действительно уже мало пригодному для этого: машины с открытыми с обеих сторон дверцами, подымая тучи брызг, неслись на третьей скорости, как катера, рассекая слой надледной воды. Сквозь урчанье моторов прослушивался глухой треск льда. Представляя, как завтра старичок-железнодорожник будет рассказывать очередным слушателям о том, что на его глазах ушли под лед три автомобиля, вскоре мы подъехали к Холмогорам.

Расстилаем брезент. Бережно переносим на него имущество дрейфующей станции и накрываем тоже брезентом. Выставляем охрану. Мелькает мысль: не растряслось ли что дорогой?

И вот - первые шаги по городу, близ которого родился великий Ломоносов.

Вечером - прием в ресторане, где нас угощают вкуснейшим обедом и происходит радостная встреча с кинооператором Марком Трояновским - ведь мы вместе с ним уходили с «Челюскина» по льдам Чукотского моря. Долго длится застольная беседа, и когда она заканчивается, мы идем отдыхать в школу, где в большом, пахнущем только что вымытыми полами классе размещается, как выразился Кренкель, «жилищное товарищество», состоящее из папанинцев, корреспондента «Правды Севера» Солодовникова, Трояновского и меня.

Раннее утро. Яркое солнце. На просторном белоснежном аэродроме - пятерка туполевских самолетов: четыре огромных четырехмоторных, с размахом крыльев сорок два метра, и один небольшой, двухмоторный. Около них снуют озабоченные люди - идет замена колес лыжами. Ребятишкам не покатать покрышку от такого колеса - она диаметром около двух метров. Лыжи не уступают колесам - имеют длину восемь метров и весят - каждая - около четырехсот килограммов.

Руководство экспедиции включает меня в качестве радиста в состав экипажа самолета, где командиром молодой, но опытный дальневосточный летчик И. П. Мазурук. Я рад этому - не лететь же до Рудольфа пассажиром. Представляюсь командиру четырехмоторного гиганта, знакомлюсь с экипажем - вторым пилотом Я. Д. Мошковским, штурманом В. И. Аккуратовым, старшим механиком Д. П. Шекуровым и механиком Д. А. Тимофеевым - специалистом завода, построившего самолеты. Робко забираюсь в самолет - я никогда не видел вблизи таких огромных машин, - осматриваю радиостанцию, и на душе становится легче: тут все ясно.

Замена колес лыжами вскоре завершается, и начинается заправка самолетов. Привозим на аэродром имущество дрейфующей станции и размещаем его в самолетах.

Проходит несколько дней, и я уже знаю всех людей экспедиции. Повидал высокого, плечистого, немного мрачноватого Михаила Васильевича Водопьянова, и теперь знаю, что он не только командир самолета, но и командир летного отряда. Знаю, что двадцати лет он пошел добровольцем в Красную Армию. Сначала был шофером, потом стал авиамехаником. А когда доверили штурвал самолета, боролся с саранчой, водил почтовые самолеты и осваивал пассажирскую авиалинию Хабаровск - Сахалин. Совершал дальние перелеты, помогал ученым определять количество зверя в Охотском море, вел разведку морского зверя на Каспии и возил матрицы «Правды» в разные города страны. Участвовал в спасении челюскинцев и вывез из лагеря Шмидта десять человек. А несколько лет назад потерпел тяжелую аварию на Байкале: результат переутомления. И вот следы ее - шрамы на лице.

Славная жизнь и за плечами второго пилота водопьяновского самолета Михаила Сергеевича Бабушкина, человека большой скромности. Не только участием в гражданской войне, а позднее в челюскинской эпопее снискал он уважение товарищей. Летчик из мотористов, отлично знающий материальную часть, он долгое время разведывал морского зверя в Белом море, а когда льдины отрывались от припая и уносили в неизвестность промышленников, он разыскивал их и выводил на них ледоколы. В 1928 году он участвовал в поисках экспедиции Нобиле и был первым советским летчиком, освоившим посадку на морской лед.

Штурманом на флагманском самолете летит комбриг И. Т. Спирин - тоже участник гражданской войны, один из лучших представителей штурманской службы нашей военной авиации. Механики Ф. И. Бассейн, К. И. Морозов, П. П. Петенин, радист - челюскинец С. А. Иванов, или, как его все называют, Симочка.

Минут двадцать я разговаривал с похожим чем-то на шофера невысоким, плотным, вроде бы не старым, но заметно поседевшим, сероглазым человеком в видавшем виды кожаном пальто, замызганной кепчонке и болотных сапогах, прежде чем догадался (бывает и так!), что это Василий Сергеевич Молоков, тоже Герой Советского Союза, который вывез из лагеря Шмидта тридцать девять челюскинцев. В экипаже четырехмоторного самолета, которым командует Молоков, второй пилот Г. К. Орлов, штурман А. А. Ритслянд, механики В. Л. Ивашъна и С. К. Фрутецкий.

Четвертым гигантом командует Анатолий Дмитриевич Алексеев, высокий остроумный человек. В прошлом - электрик и летнаб. Давно летает на Севере и отлично его знает. Вместе с одним из первых полярных летчиков Б. Г. Чухновским он обнаружил на дрейфующих льдах в районе Шпицбергена двух человек из экспедиции потерпевшего катастрофу дирижабля «Италия», и это помогло ледоколу «Красин» найти их во льдах. Второй пилот тут М. И. Козлов - опытный морской и полярный летчик, штурман Н. М. Жуков, механик К. Н. Сугробов и В. Г. Гинкин.

Я узнаю, что самолеты экспедиции серийные, но подверглись (моторы - тоже) некоторым переделкам с учетом специфики работы в условиях Арктики.

Восемь дней провела экспедиция в Холмогорах. Были заполнены эти дни работой - для всех. А мне и еще нескольким товарищам-новичкам пришлось, кроме того, «входить» в авиацию и в новый для нас коллектив.

Коллектив: летчики, штурманы, механики. Он, как и любой коллектив, не был однороден. Разными были возраст и опыт людей - жизненный и профессиональный. Основное ядро - гражданское, но часть людей пришла из военной авиации. Нескольких человек дали заводы: самолетостроительный и моторный. Много было семейных, но были и убежденные холостяки. Много было спокойных, выдержанных, тактичных людей, но встречались и задиры, в основном - молодежь. Были участники гражданской войны, но были и молодые люди, не нюхавшие пороху. И все члены экспедиции - и коммунисты, и беспартийные - были проникнуты одной мыслью: как лучше выполнить задачу, поставленную перед экспедицией, и дело, порученное каждому лично! Непререкаемым авторитетом пользовались Шмидт, Шевелев, командиры кораблей.

Они редко отдавали приказы, зато часто советовались с людьми. Командиры кораблей участвовали во всех работах по самолетам, подчас перемазывались, как механики. И то, что многие из этих работ выходили далеко за пределы прямых командирских обязанностей, нимало их не тревожило. Любовь к труду, дружелюбие, тактичность, уважение к человеку и забота о нем шли сверху, от руководителей, пронизывали и сплачивали весь состав экспедиции.