Сима Иванов давно исправил свою радиостанцию. Он аккуратно приносит мне метеорологические сводки. С Рудольфа сообщили, что погода в районе острова хорошая, ясная. Мы подходили к архипелагу Франца-Иосифа. Погода становилась все лучше. [100]

Радиостанция работает отчетливо и ясно. Значит, остров Рудольфа близко. А вот и белые шапки гор. Остров выглядит красиво. Кругом чистая вода, а над ней возвышаются огромные белые громады острова. Дальше на юг виднеются такие же снеговые шапки. Это другие острова архипелага.

Мы идем прежним курсом и упираемся в зимовку. Внизу раскинулся аэродром, веселый, оживленный. Все приготовлено для посадки. Нас ждут.

Радость встречи. Объятия. Нас забрасывают расспросами.

17. Курс на Большую землю

Полеты на Северный полюс остались в памяти на всю жизнь. Часто вспоминаются шестнадцатисуточное житье на льдине, полярные сумерки, полярная ночь с ее причудами, фантастические северные сияния, арктические туманы, пурга, та самая полярная пурга, которая погубила не один десяток смельчаков и от которой не раз крепко доставалось и нашей экспедиции.

Ясно, отчетливо встают в сознании труднейшие минуты нашей жизни и работы в Арктике. Дни, проведенные на необитаемом острове Рейнер, на льдине, на мысе Меньшикова. Особенно запечатлелся в памяти полет от мыса Желания до Амдермы. Суровая обстановка, в которой протекал полет, и сейчас еще четко возникает перед глазами.

Это было во вторую экспедицию к Северному полюсу, когда мы разыскивали пропавший самолет Леваневского.

Полярная ночь царила в Арктике, когда мы получили распоряжение из Москвы - закончить операции и возвращаться на Большую землю. Мы намеревались лететь с острова Рудольфа до Амдермы. Для полета требовалось много бензина. Большой полетный вес самолета внушал опасения - сможем ли мы взлететь на колесах? Подниматься же надо было именно на колесах, так как в Амдерме и на всех промежуточных аэродромах снега не было. В то же время на острове Рудольфа был глубокий рыхлый снег.

Опасения оправдались. Первая попытка взлететь, использовав сравнительно сносную погоду - в лунное время, окончилась неудачно. Правда, очень затянулась [101] подготовка корабля. Луна зашла за горизонт, и погода значительно ухудшилась. Решено было на следующий день подготовить корабли к восходу луны и вылететь тотчас, как позволят метеорологические условия. Так и сделали.

Своеобразен был этот взлет. Перед самолетами расчистили маленькие дорожки для каждого колеса, чтобы оно не тонуло в сугробах. Направление разбега взяли вниз, под уклон, чтобы машина скорей набрала нужную скорость и быстрее оторвалась от земли.

Такой эксперимент проделывался не впервые. Еще весной нам приходилось взлетать, правда, на лыжах, но также под уклон, да еще в сплошном тумане. И на этот раз самолеты один за другим оторвались от земли и взяли курс на Амдерму. Полная луна тускло освещала поверхность земли из-за тонкого слоя облаков.

Погода была мало благоприятной для полета. Острова архипелага Франца-Иосифа едва-едва различались. Самолеты шли под облаками, за облаками, между облаков. Во второй половине пути, летя над Баренцевым морем, тогда свободным ото льда, мы увидели северное побережье Новой Земли. Радио из Амдермы сообщало: «Погода плохая, туман, снегопад, видимость 550 метров». То же было и на Маточкином Шаре и в заливе Благополучия. Все восточное побережье Новой Земли охватил большой циклон, лететь туда было опасно. Решили свернуть к мысу Желания. На середине Баренцева моря повернули, пошли прямым курсом и опустились на знакомую, правда плохую, посадочную площадку мыса Желания.

Через два дня, выждав погоду, мы собрались вылететь в Амдерму. Все было готово: моторы прогреты, корабли в порядке, люди на месте. Наш флагманский корабль после пробы моторов начал рулить к месту старта, но в этот момент под самолетом раздался оглушительный взрыв, словно выстрелили из большой пушки. Машина резко накренилась. Лопнула шина, полет отставили.

Создалось затруднительное положение. Лететь нельзя. Ждать, пока доставят новое колесо на мыс Желания, бессмысленно потому, что ни один пароход в это время года пройти к мысу Желания из-за льдов не смог бы. Оставлять машину на мысе Желания, где, как правило, свирепствуют сильные ветры, доходящие до 11-12 баллов, [102] значило обречь самолет на слом. Этого не хотелось, да и из Москвы передали, что машину оставлять нежелательно.

Просим ледокол «Русанов», находящийся в бухте Тихой, доставить нам колесо оттуда. На следующий день выяснилось, что «Русанов» сделать этого не в состоянии.

Некоторые товарищи предлагали вылетать на одном колесе и ободе другого колеса. Это было рискованно. Вопрос остался открытым.

Поздно вечером я задремал от усталости в своей комнате. Меня разбудил Водопьянов:

- Пойдем обсудим, тут есть предложение наших механиков.

Пошли. Полна комната народу: механики, командиры кораблей. Предлагают обмотать обод колеса хорошим канатом, сделать подобие покрышки и так стартовать.

Вообще я против таких экспериментов. К чему рисковать людьми и ценным кораблем?

Но что же делать? Оставить машину - значит списать ее в расход. Помощи ждать неоткуда.

В эту ночь был объявлен аврал по изготовлению колеса… с веревочной покрышкой.

При свете маленьких электрических лампочек производилась кропотливая, необычная в практике воздушного флота работа. Руководили ею механики. Общими усилиями на обод натягивали канат, расстилали в несколько рядов и крепко сцепляли проволокой. Когда было наложено несколько рядов толстого каната, его заплели тонкой, но крепкой веревкой сверху - и колесо готово. Правда, в диаметре оно было меньше, чем исправное колесо, примерно на одну треть метра, отчего самолет стоял, сильно накренившись на правое крыло. Взлетать надо было очень осторожно, так как из-за неравенства диаметров колес машина могла пойти с резким разворотом вправо и задеть концом крыла за землю. Тогда самолет мог встать на нос и еще хуже - загореться.

Еще за час до рассвета метеоролог доложил, что погода не блестящая, но лететь можно. По всему маршруту облачность не ниже 200-300 метров, возможно, придется пересечь фронт, который характеризуется небольшим снегопадом и несколько уменьшенной видимостью, а вообще видимость по маршруту не менее 10 километров.

На деле оказалось не совсем так. Бедный наш метеоролог, опять Арктика подвела его! Но по существу он не [103] был виноват. Трудно предсказать более или менее точно погоду на таком большом участке при небольшом количестве метеорологических станций.

Так как старт на машине с дефектным колесом и посадка в Амдерме были рискованными, мы высадили всех пассажиров своего самолета, оставив самый необходимый экипаж. Высадили второго пилота, метеоролога и двух бортмехаников. На корабле осталось только пять человек. Все готово.

- Что ж, пойдем… - сказал Водопьянов.

Полный газ - и, накренившись, машина медленно, неохотно двинулась с места. Мощность мотором дана до отказа. Заранее, еще до полета, мы подкачали в левое крыло свыше тонны бензина и переложили кое-какой груз.

Самолет пробежал около 100 метров, набрал немного скорости, и мы, хотя и с трудом, смогли выровнять крен. С этого момента дальнейший разбег совершался, повидимому, на одном колесе. Так или иначе, через несколько секунд машина была в воздухе. Мы вздохнули с облегчением, будто гора свалилась с плеч.

Оставалось долететь до Амдермы. Кстати сказать, мы беспокоились не о том, как долететь, а о том, как будем садиться.

Я пошел в штурманскую рубку, чтобы определить направление полета и вычислить все штурманские элементы.

Невольно бросив взгляд на «больное» колесо, я обомлел: канат при разбеге размотался, накрутился на ось и намертво заклинил колесо. Посадка без поломки, повидимому, невозможна.

Взяв управление машиной, я предложил Водопьянову полюбоваться этой картиной… Решили все же идти на Амдерму. Уж если сажать машину с повреждениями, то сажать ближе к Большой земле, а не здесь, на отлете, в недосягаемой морским путем зимой Арктике.