– Дорого!.. Безумно дорого. И если бы Брайан не прочитал мне целое эссе с клятвой о вечной любви и верности, я бы раздолбала его за это кольцо по полной!

– Ты ненормальная! Трижды ненормальная, больная, стукнутая и ещё раз трижды ненормальная! Почему ты его не носишь?! И не смей говорить, что его не было на тебе на подписании контракта!

– Господи, а это здесь при чём?

– ПРИ ЧЁМ?! Брайан знает, что ты его не носишь?!

– Многие не носят колец на руках, особенно из страха потерять. Некоторые, например, продевают их на цепочку на шею!

– Допустим, но ты-то держишь его в своей сумочке! Ты его прячешь сознательно!

Ты бы удивилась, узнай, что я бы с радостью отдала его тебе сейчас навсегда… и хрен знает почему. Может от злости? Частично на Брайана, частично на себя. Вместо этого, без просьб и предупреждений, нагибаюсь и начинаю отбирать у прифигевшей подруги и кольцо, и коробочку.

– Он не имел права покупать его, не посоветовавшись со мной! Такие вещи нельзя доверять вкусам подобных… любителей… Ведь это мне его носить всю оставшуюся жизнь.

Я действительно только что это произнесла? Всю оставшуюся жизнь?

– Серьёзно, а по поведению и не скажешь. Зная твой исключительный менталитет, Брайан решил действовать по наитию и да, по зову собственного сердца. Могу поспорить, он пытался тебя затащить в ювелирный, но ты упиралась до последнего всеми конечностями! Ты ведь даже не додумалась после пойти и обменять его на что-то менее вычурное и вызывающее, как раз чисто в твоем стиле. Или я забыла, что в твой стиль вообще не входят украшения.

– Хватит на меня так смотреть! С каких пор это вошло в список самых страшных человеческих преступлений? Я ведь никого не убила и не сдала иностранной разведке!

– То есть, для тебя это в порядке вещей – носить кольцо жениха в сумочке? В наказание за то, что он не посоветовался с тобой, перед тем, как решил сделать предложение руки и сердца? А ведь, главное, как удобно это делать здесь, в Леонбурге, на новой работе!

– А вот теперь ты реально перегибаешь палку! – коробочка с вернувшимся на своё коронное место кольцом вызывающе громко захлопывается под сильным давлением моих пальцев. Швыряю её на дно сумки, скорее пытаясь скрыть нервную дрожь в руках, чем разыграть возмущённое негодование.

Да, меня опять трясёт, и меньше всего мне хочется, чтобы Сэм это заметила. Особенно сейчас! Потому что я реально не могу объяснить и даже самой себе, почему делаю это. Почему не могу заставить себя носить это грёбаное кольцо, да хотя бы на той же цепочке на шее. Почему не оставила его в сейфе гостиничного номера в «Остиуме»? Почему вечно таскаю его с собой, как будто тайно надеюсь на то, что…

Так, стоп! Я ведь не думала об этом? Я действительно никогда об этом не думала… и у меня на самом деле были веские причины, почему я так делала. По крайней мере, мне так казалось.

– Уж прости меня, Элл, но мне за твоими достижениями века даже при всей своей собственной стукнутости не угнаться. Уж кто перегнул палку и перевязал её в несколько узлов, то точно не я! Затрудняюсь теперь с выбором, что же ты больше всего заслуживаешь – Нобеля или Дарвина!

– А тебе не кажется, что если бы я не делала то, что делаю, принимая, как ты говоришь, самые стукнутые решения, я бы и по сей день сидела где-нибудь в затрапезной дыре в каком-нибудь дешёвом фотосалоне, принимая заказы на свадебные фото, семейные праздники и школьные утренники?

– Хочешь сказать, ты наконец-то добилась всего, о чём только мечтала, и теперь и желать больше нечего? Ты на вершине своей самой заветной мечты?

По пьяни все это говорила Сэм, или на самом деле пыталась сдернуть меня на землю, но не задеть за живое она просто не могла. Словно чувствовала, как из меня фонтанировала вся моя развороченная на изнанку уязвимость. Как бурлила под кожей в каждой вене и капилляре вместе с обезумевшими страхами. Сознаться здесь и сейчас лучшей подруге, что же я испытываю в этот самый момент… или чью руку, чьи невидимые пальцы я все это время ощущала и (чёрт его возьми!) ощущаю до сих пор на собственном горле. Удушливая ментальная хватка, усиливающаяся с каждым пройденным часом, минутой, всё сильнее и сильнее. Если я рискну признаться, что схожу с ума, тогда не лучше ли сразу прямиком в дурку?

– А разве тебе известны варианты получше? И давай без очередной песенке о Мэндэллах! Да, теперь они мои босы… хозяева, и только! Больше ничего. Это бизнес.

– Ты прекрасно знаешь, что я думаю по этому поводу, так что, извини. Можешь убеждать-успокаивать себя сколько угодно, но ещё далеко не факт, что тот, кто пообещал тебе едва не звезд с неба, в конечном счёте лишит всего, что у тебя было твоего! Графа Монте-Кристо читала?

– У меня такое ощущение, что ты что-то… не договариваешь!

– Не договариваю? Ты о это о чём сейчас? Или тебя Гугл забанил? – Сэм протягивает руку через весь столик и берёт мой бокал с моим непритронутым вином.

– Я не о Гугле! Я о тех вещах, которые могут знать только единицы! Ты ведь не встречалась с Мэндэллом после Эшвилля, ни разу?

И конечно она нашла подходящий момент, чтобы сделать несколько глотков с невинным выражением в широко распахнутых глазках. Медленно сглотнув и поджав губки, Сэмми «задумчиво» с отрицательной убеждённостью качает головой.

– Ни разу! Клянусь! И не надо на меня так смотреть. Я тебе рассказала всё ещё тогда, десять долбанных лет назад. Может сейчас я много чего не вспомню, но тогда едва ли я могла что-нибудь не договорить. Как вообще можно что-то не договорить о таких вещах? Я тебя умоляю!..

Как там говорила Железная Леди госпожа Тэтчер «90% наших переживаний связаны с тем, что никогда не случится»?

90 процентов? Мне кажется их куда больше!

Я могла теперь перелистывать в памяти хоть до сотни новых фотографий Дэниэла Мэндэлла-младшего, в самых разных ракурсах, в окружении других людей, родных, друзей или просто одного, пытаясь отыскать на них хоть один веский довод, самое ничтожное виртуальное подтверждение против всех моих зашкаливающих страхов… но это не облегчало моего нынешнего состояния ни на грамм! Я всё ещё боялась… я всё ещё чувствовала этот грёбанный отпечаток постоянного присутствия осязаемого страха – ментальный поток прочных сетей, впивающейся леской буквально под кожей. И любая попытка сопротивления лишь усиливала её натяжение до нестерпимой острой рези.

Чёрт! Я реально сошла с ума, но теперь я точно не успокоюсь, пока не увижу Дэниэла Мэдэлла-младшего в лицо, пока не увижу его взгляда, не услышу его голоса… Я должна, вашу мать, должна убедиться, что он меня не помнит или… хотя бы не хочет помнить!

Умоляю, сделай, скажи, посмотри, успокой меня, чёрт тебя дери! Сделай хоть что-нибудь, чтобы я наконец-то угомонилась. Мне надо это знать! Надо знать, что ты не тот Дэниэл, которого я когда-то любила… Так долго, что за первые два года чуть не свихнулась от постоянного чувства паранойи, из-за нестерпимого ощущения тебя в своей коже, в голове, в горящих венах, в периодических приступах болезненной паники, в желаниях выжечь тебя из каждого оголённого нерва, вытравить, вырвать с корнями!..

Ты даже не представляешь, сколько времени мне понадобилось для того, чтобы я наконец-то избавилась от маниакальной привычки искать в каждом встречном твои черты, твой цвет глаз, взгляд. Напрягать едва не постоянно слух, если слышала чей-то мужской баритон, не важно, где и откуда, даже из радиоприёмника. Бить себя по рукам, если хотела набрать в строчке интернет-поисковика твоё имя. Я и сама не понимала, с кем именно тогда боролась, с собой или с твоим осязаемым призраком. Сколько раз мне приходилось насильно себя останавливать, совершая во истину дичайшие вещи; выискивать безумные способы, чтобы вырезать тебя из-под кожи хотя бы на первые десять процентов… найти в себе силы впустить другого… других.

Я не знаю, когда и как мне это удалось (если и в самом деле удалось), но я научилась жить с верой, что тебя больше нет, и никогда не будет, ни в моей жизни, ни во мне самой. И всё, что я чувствовала, являлось лишь бурной фантазией моей юношеской влюблённости. Что невозможно кого-то так чувствовать вообще и в принципе. Ведь я больше никого так не чувствовала… Не позволяла себе ТАК кого-то чувствовать.