– Не беспокойся, я постарался повторить все в точности… Что ж, пора. Должно быть, у моего Жака уроки его изящного искусства уже закончились.

– Что ты им наговорил, безумный?

– Только то, что я даю уроки обращения с оружием… А изящным считают это искусство все у меня на родине.

– Аллахом молю тебя, Шимас, будь осторожен.

– Я буду осторожен. У меня слишком много планов на остаток моих дней, чтобы рисковать жизнью в компании столь гнусных господ, как вчерашние мои заговорщики. Не беспокойся, Халида, я ненадолго.

В сумерках главная площадь была даже красивее, чем днем. Высокие минареты, как суровые стражи, охраняли ее покой. Камни остывали, и визирь с удовольствием шел через город, наслаждаясь красотой вечера и покоем. Вот и харчевня «Лебедь и дракон». О, здесь преотлично знали, кто такой Жак-бродяга, но никогда этого не показывали. Хозяин харчевни, меланхоличный чиниец, считал, что каждому человеку надо время от времени побыть кем-то другим. И потому в ответ на громогласное приветствие Жака-бродяги лишь кинул, не отвлекаясь от своего дела.

Дочь хозяина, изящная Ли, подала визирю – о нет, Жаку! – целый поднос кушаний. Ибо Жак, устав после многих тяжелых уроков, конечно, должен был восстановить силы.

За этим занятием и застал его первый советник дивана, кутающийся в плащ и выглядящий из-за этого подозрительнее настоящего убийцы.

– Дружище! – вскричал радостно Жак, хлопая советника по плечу.

Тот присел от удара и прошептал:

– Глупец, не привлекай внимания…

– Прошу прощения, господин, – прошептал Жак.

«Эх ты, дурачок… Да если бы увидела нас сейчас городская стража… Мы бы уже с тобой обживали уютные камеры зиндана… Заговорщики… Вот что с людьми делают глупость и годы спокойствия. Аллах всесильный – дети! Право слово, глупые дети!»

– Вот так-то лучше, уважаемый, – зашептал первый советник. – Скажи мне, иноземец, ты сможешь ненадолго отложить все свои уроки?

– Ненадолго, должно быть, могу. Но ненадолго… Они же меня кормят…

– Не беспокойся, голодным ты не останешься. А если хорошо сделаешь свою работу, больше никогда и ни о каких уроках можешь не заботиться…

«Ого, господа… Да вы решили не оставлять свидетелей… Пытаетесь играть по-взрослому?»

– Это славно – не заботиться о пропитании… Сколько же ты готов заплатить?

– Говорю же, и голодным не останешься, и о пропитании больше никогда не задумаешься…

– Ладно уж, дяденька, говори!

Первый советник наклонился над столом и зашептал:

– Вскоре ты и еще несколько человек получите разрешение на вход в помещения дивана. Конечно, в сам диван никто вас не пустит… Но вы будете находиться рядом и слушать все беседы… Тебе надо стать там своим, чтобы все, от советников до стражников, привыкли к тому, что ты имеешь полное право находиться в этих стенах. Я дам тебе знать, когда в диване появится халиф… Ну а дальше – это уж дело твоего «высокого искусства»…

– Хитрец… А как я после… покину ваш диван? Меня же стража схватит – я и вздохнуть не успею… Нет, так не пойдет!

И Шимас попытался встать.

– Сядь, олух! Никто тебя не схватит! Я сделаю так, что никаких стражников рядом не окажется! Твое дело будет только… а потом быстро исчезнуть. Но так, чтобы никто из прохожих тебя не увидел… Ну, или хотя бы не заподозрил, что ты торопишься…

– Ладно уж, дядя, не учи ученого. Главное, чтобы ты денежки успел приготовить. Ну, а я уж не подкачаю.

– И ты меня, невежа, не учи. Будут тебе денежки… А теперь прощай. И не смей даже думать, что сможешь перехитрить меня – я все о тебе знаю. И мои люди следят за тобой день и ночь…

– Да ладно, дядя, что ж ты так взъелся на меня…

«Его люди, Аллах всесильный… Его люди следят за мной… Насмешил. Да мой Жак легко сбежал бы от любой слежки… Даже если бы она была».

И Шимас тяжело вздохнул, постаравшись сделать так, чтобы это выглядело извинением.

– Ну ладно, ладно, – пробурчал первый советник. Он так боялся этого гиганта и этого места, что с удовольствием отменил бы все и сразу. Но… Но уже не мог – сама мысль о том, что он, войдя в главный церемониальный зал, не увидит там юного халифа, была столь сладка и заманчива, что одно это видение искупало весь ужас, который испытывал первый советник сейчас.

Советник поспешил к дверям, а Шимас остался над плошками и тарелочками.

«Да, годы спокойствия и глупость творят воистину удивительные чудеса. Он не подумал, что я могу поспешить к стражникам, не подумал, что я могу это кому-то рассказать. Даже слежку за мной он не направил… Подумал, дурачок, что одних угроз будет довольно… Неужто я и в самом деле выгляжу таким тупицей?»

Хозяин харчевни, часто кланяясь, спешил к нему.

– Спешу осведомиться у доброго моего друга, знает ли он, кто сейчас подходил к его столу?

– Увы, добрый Чэнь, прекрасно знаю…

– Тогда я спешу сообщить, что на улице его ждали два каких-то подозрительных человека – тучный и невзрачный. Что они поспешили удалиться, а вместо них у дверей остался какой-то неприятный господин, слишком юный для мужчины и слишком старый для мальчика.

Шаимас усмехнулся.

– Это, добрый мой друг, они оставили соглядатая. Чтобы я не вздумал пойти и сдать их стражникам. Ну, или чтобы не убежал из города…

Хозяин вновь покивал.

– Прикажешь соглядатая отвлекать?

– Нет, не стоит. Пусть уж видит, как я ем… А потом мы с ним отправимся в веселый квартал… Там есть несколько удивительно удобных переулков…

– Но он еще так юн…

– Друг мой, я же не сказал, что собираюсь убить его… Я просто оставлю его в дураках посреди улицы… Причем оставлю в штанах… Не бойся. Твоему заведению не будет причинено никакого урона…

– Воистину, добрый Жак, этого я боюсь меньше всего. И, если ты позволишь, посмею заметить, что твой шрам чуть… сдвинулся.

– Вот видишь, какие у меня… неразумные соперники. Собеседник-то мой ничего не заметил. Хотя видел меня вчера.

Хозяин усмехнулся и исчез. Через мгновение он уже что-то втолковывал посетителю, требующему ложку вместо палочек.

– Слишком стар для мальчика и слишком молод для мужчины… Эх, советник, советник… А говорил, что твои люди следят за каждым моим шагом… Воистину, когда Аллах хочет наказать человека, он лишает его разума.

И Жак-бродяга, кинув хозяину монетку, вывалился из харчевни.

«Ну что, дурачок, пошли гулять по городу? Клянусь, что сегодняшняя прогулка тебе понравится! Клянусь шрамом Жака-бродяги!»

– Но ведь ты просто бедняк! Мои добрые родители, да пошлет им Аллах великий тысячу тысяч лет жизни, ни за что не согласятся, чтобы я выходила за тебя!

– Я выучусь и стану кади. А кади бедными не бывают, любимая. Мы с тобой заживем богато, а наши детки будут самыми красивыми и счастливыми людьми мира. И мы состаримся в счастье и спокойствии…

– Я мечтаю об этом, мой родной. Но…

– Чего ты еще боишься, моя греза?

– Не следовало мне уходить сегодня с тобой, мой прекрасный, нет, не следовало…

– Почему? Ты боишься меня? Или ты боишься глупых пересудов? Или, быть может, ты разлюбила меня?

– Как ты можешь говорить такое? Ты лучший из мужчин мира! Мне не нужен никто, кроме тебя! Я готова за тобой пойти на край света!

– Но тогда почему ты раскаиваешься в том, что пошла со мной сегодня?

– Потому, что я хочу быть достойной твоей любви, хочу стать матерью твоих детей и никогда ни на миг не пожалеть о том, что позволила тебе больше, чем может девушка позволить своему жениху до свадьбы…

– Но разве я только твой жених, глупенькая? Разве не поклялись мы друг другу самыми высокими клятвами? Разве не пообещали жить в согласии и умереть в один день? Разве я не твой муж?

– Ты… О да, ты мой муж… И мы поклялись друг другу самыми крепкими клятвами. Но все же нехорошо, что ты увидишь мое лицо до свадьбы…

«Глупышка, да разве нужно мне твое лицо? Вот все остальное… О, ты такая спелая, аппетитная… А лицо можешь вообще не открывать!»