Вдруг раздался дикий крик или визг, какой он слышал когда-то на видеозаписи из программы новостей, на которой группа «Битлз» появляется в шоу Эдда Салливана. Этот высокий несмолкающий звук запустил цепную реакцию, школьники высыпали в коридор, чтобы разузнать, что происходит.

К нему подошла группа девочек, все так же визжа, и тут Эрик понял, что вся эта истерия возникла из-за него.

– Привет! – крикнул один мальчик по-английски с сильным акцентом.

– Здравствуй, – улыбнулся Эрик, и его брови поднялись. Он не знал, следует ему считать себя польщенным или нужно испугаться.

Мальчик протянул ему руку, и он осторожно ее пожал.

– Мы рок-звезды, – шепнул он девочке-канадке.

Взрослые проводили их к директору. У него они пробыли недолго; для школьников-иностранцев занятия начнутся на следующей неделе. И вскоре они с канадкой отправились восвояси. Спускаясь с крыльца и проходя по полю, они услышали позади крики. Эрик оглянулся и увидел, что из окон выглянули дети, улыбаясь и махая им руками. Эрик улыбнулся и махнул рукой в ответ. Как бы странно это ни выглядело, было приятно, что их так тепло встретили.

Подходя к остановке, Эрик еще раз оглянулся. Дети все еще смотрели им вслед, высовываясь из окон и свесив руки – как будто хотели оказаться как можно дальше от школы.

Он глядел на них, и теплое чувство постепенно исчезало. А на его месте возникало какое-то дурное предчувствие.

Он надеялся, что форма поможет ему не выделяться. Было раннее утро его первого учебного дня, и Эрик надевал темно-синие брюки и рубашку с белым воротничком, обязательные для всех учеников школы Намсан. Его консультант по обмену из клуба «Ротари» достала для него форму. И еще сообщила, что его определят в класс с детьми на два года младше него. Старшие дети, сказала она, слишком заняты, чтобы с ним разговаривать. Им нужно готовиться к вступительному экзамену в колледж. Это такой важный экзамен, такой всепоглощающий, что учиться с ними – как находиться в одиночном заключении. Эрик кивал, как будто понимает: в Миннетонке стандартизованный тест тоже считался важным.

Когда Эрик шел на социологию, свой первый урок, он старался сделаться как можно меньше, чтобы вокруг него было меньше шуму. В классе он разулся и поставил туфли в угол, сменив их на шлепанцы, как и другие ученики. Он заметил, что многие дети носят цветные носки с какими-то непонятными ему надписями или мультипликационным Бэтмэном. В школе запрещалось краситься, носить серьги, длинные волосы и красить их, так что носки были главной отдушиной для самовыражения.

Эрик нашел впереди свободный стул и ждал начала урока. Оглядевшись, он заметил, что классная комната очень похожа на класс в Миннесоте, каким он был 30 лет назад. В нем стояли ряды парт из дерева и металла и висела поблекшая классная доска.

В его школе в Миннетонке в каждом классе была интерактивная электронная белая доска за пару тысяч долларов, а у учителей были беспроводные пульты, которые они давали ученикам для проведения текущего опроса. Однако одержимость корейцев цифровыми игрушками как будто не распространялась на этот класс.

Ученики входили в класс и скапливались вокруг парты Эрика. Класс, по его представлениям, был большой – из более чем 30 учеников, – но типичный для Кореи.

– Ты когда-нибудь ездил верхом?

– Ты встречался с Брэдом Питтом?

– У вас есть своя ферма?

– Ты в кого-нибудь стрелял?

Эрик вспомнил, что корейцев называют азиатскими итальянцами – они более эмоциональны и словоохотливы, чем японцы и китайцы. Теперь, когда крики ослабли, он находил, что любопытство детей очаровательно. К тому же он всегда любил поболтать.

– Да, я ездил верхом, – сказал он. – Я не встречался со знаменитостями. У нас нет своей фермы, и я никогда ни в кого не стрелял.

В класс вошла учительница. Она была высокой в сравнении с большинством корейских женщин и в очках. В одной руке она держала маленький микрофон, а в другой палочку с чучелом лягушки на конце, напоминавшую палку для чесания спины, которую можно увидеть в магазине подарков в любом торговом центре. Эрик замолчал и сел прямо, размышляя, зачем ей лягушка.

Как ни странно, никто на нее не реагировал. Дети продолжали болтать между собой, а учительница стояла и ждала. Это было больно видеть. Наконец учительница хлопнула палочкой о стол, чтобы привлечь их внимание, и ученики постепенно расселись по местам. Когда она объясняла, несколько человек на задних партах разговаривали. Эрик был удивлен. В Штатах он видел и худшее поведение, но по какой-то причине ожидал, что корейские дети будут более почтительными.

Несколько минут спустя он оглянулся. Потом оглянулся еще раз, округлив глаза. Треть класса спала. Не клевала носом, а открыто, бессовестно спала, положив головы на парты. А одна девочка подложила под голову специальную подушку, надетую на предплечье. Это был запланированный сон.

Как же так? Эрик прочел все о трудолюбивых корейцах, которые побили американцев в математике, чтении и естествознании. Но он ничего не читал о бессовестном сне на уроке. Словно чтобы загладить вину своих одноклассников, он сел еще прямее и ждал, что будет дальше.

Учительница невозмутимо продолжала урок.

В конце урока дети проснулись. Предстоял 10-минутный перерыв, и каждая секунда была на счету. Девочки уселись на парты или перевернутые мусорные корзины, болтая друг с другом и набирая эсэмэски. Несколько мальчиков стали барабанить по партам карандашами. В этом кабинете они чувствовали себя удивительно свободно, как в собственной комнате.

Следующим был урок естествознания. И снова как минимум трое детей из класса уснули. Это было нелепо. Как корейские дети получают рекордные баллы за тесты, если столько спят на уроках?

Скоро он узнал, зачем учителю чесалка для спины. Это был корейский вариант будильника. Некоторые учителя слегка постукивали ею детей по головам, если те засыпали или разговаривали на уроке. Дети называли ее «добрая палочка».

В обед Эрик пошел за другими школьниками в кафетерий и делал то же, что и они, набирая тарелки с кимчи – острой квашеной капустой, которая в Корее всегда на столе, а также прозрачной лапшой и чем-то вроде тушеных овощей с мясом. Он заметил канадку и с облегчением сел рядом с ней. Приятно было поесть настоящей свежеприготовленной еды, а не разогретой, как в Миннетонке.

В какой-то момент, сидя в этом теплом кафетерии и накручивая лапшу на палочки, Эрик почувствовал, что принял верное решение поехать в Корею. Дети, с которыми он окончил среднюю школу, как раз начинали учиться в колледже. Они покупали себе сверхдлинные простыни в «Bed Bath & Beyond» и знакомились с соседями по общежитию, ходили на семинары для первокурсников и студенческие вечеринки. Эрик обдуманно сошел с этой проторенной дорожки. Он 13 лет учился в школе и большую часть этого времени вежливо скучал. Как многие дети во всем мире, он часто смотрел на часы, рисовал на полях и думал: неужели так будет всегда?

Последние два года программа Международного бакалавриата потребовала от него полной самоотдачи. И напомнила, что значит учиться по-настоящему – думать и открывать что-то ради самого этого открытия, а не потому, что он должен это делать.

А после того как его приняли в университет Де Пола в Чикаго[24], он поставил галочку против пункта «отсрочка». Эрик хотел пожить в Азии – открыть совершенно иной мир, о котором вообще ничего не знал, и повариться в этой неизвестности. А потом вернуться, отремонтировать комнату в общежитии и начать новую, студенческую жизнь.

Корейские дети проглатывали еду и выбегали наружу, чтобы насладиться оставшимся свободным временем. Некоторые мальчики играли в футбол, а несколько девочек сели на ступени и склонились над своими мобильными, подключившись к CyWorld – это что-то вроде Facebook, только с бóльшим количеством элементов управления. Эрик одним из последних доел обед и покинул кафетерий.