Александрия кивнула Сэмюэльсу, тот щелкнул выключателем и заговорил в скрытый микрофон:

— Мостик, это коммандер Сэмюэльс. Доведите внешнее освещение до ста процентов, пожалуйста. Рулевой, самый малый.

— Есть, коммандер, замедляемся до двух узлов, прожекторы включаем на полную мощность.

— Я говорю вам это не затем, чтобы растолковать динамику «Левиафана», а скорее чтобы показать, в какой экстремальной среде мы находимся и волшебство того, что таит это окружение.

В это время в смотровой салон вошел Анри Фарбо в сопровождении доктора, неся под мышкой свернутый халат. Прислонив свой костыль к столу для совещаний, Анри уселся. Доктор, заинтересовавшийся происходящим, отошел к краю салона. Фарбо же со своей стороны посмотрел на Коллинза и слегка кивнул головой. Джек понял, что Анри в лазарете что-то нашел.

Как только группа «Событие» повернулась к высоким, широким окнам, глубины моря распахнулись вокруг них, и чернейшая ночь обратилась светлым днем. Алиса и Сара, не удержавшись, в один голос охнули.

— Боже мой!.. — только и смог проронить Найлз Комптон.

Подводная панорама открывала вид на дальнюю южную стену Марианского желоба. Виднелись утесы и гребни, характерные для горных цепей на дне моря, но усеянные небольшими отверстиями, каждое в окружении множества таких же. Миллионы, миллиарды отверстий, вытянувшихся ровными рядами, они казались очень древними, будто вырыты были миллионы лет назад. Сэмюэльс щелкнул другим выключателем, и центральные обзорные окна на миг замутились, а потом показали увеличенное изображение стены желоба в одном из множества изгибов. И тогда стала видна форма отверстий — на самом деле они были сводчатыми, а значит, нипочем не могли возникнуть в силу естественных причин, выточенные течениями и приливными волнами океана.

— Смахивает на руины строений индийцев анасази на юго-востоке, — заметила Сара, узнав высокие своды рукотворных пещер.

— В точности то же сказал мой прапрадед, впервые увидев их в 1853-м, только в куда более мелких водах Венесуэлы. Джеймс, можете приказать на стандартной вперед десять минут, пока не доберемся, — она улыбнулась, оглянувшись на Коллинза и остальных, — до угодий.

— Есть, капитан! — Сэмюэльс передал приказ, и присутствующие ненадолго ощутили ускорение «Левиафана».

Тут Александрия обратила внимание, что доктор и Фарбо к ним присоединились. На Треворе ее взгляд задержался достаточно долго, чтобы тот почувствовал себя неуютно.

— Доктор, вот уж не ожидала увидеть вас здесь. Пожалуйста, изложите Джинни мой диагноз. Похоже, ее тревожит, что я не в своем уме.

Тревор сглотнул, но не тронулся со своего места у переборки. Расцепил скрещенные на груди руки и огляделся, видя множество взоров, устремленных на него. Ничего другого не оставалось — пришлось ему рассказывать о болезни капитана:

— Болезнь капитана Эрталль наследственная, вызывающая сильнейшие спазмы сосудов вплоть до гематом и кровоизлияний в мозг. Естественно, все это подвергает капитана колоссальному давлению и может вызывать резкие перепады настроения, вплоть до шизофренического поведения. Я вам скажу, поскольку капитан, очевидно, этого не сделала, что эта болезнь фатальна; ею страдал весь ее род. В основном она проявляется по женской линии, причем в довольно юном возрасте.

— По большей части вы описываете болезнь Ослера, доктор Тревор, — отозвался Коллинз, поглядев на Фарбо, ответившего ему взглядом легкого удивления. — Но один из симптомов, описанных вами, не числится в ее семейной истории как часть болезни Ослера.

Тревор перевел взгляд с Джека на Эрталль, смотревшую на него очень пристально. И смущенно кашлянул.

— И что же это?

— В историях этой болезни шизофрения с ней никоим образом не отождествляется, — сообщил Коллинз, внимательно следя за ее реакцией. Но никакой реакции не последовало, потому что Эрталль продолжала беседовать, будто пропустила его комментарий по поводу своей болезни мимо ушей. Намеренно или нет, разобрать Джек не смог. Однако заметил, что взгляд Эрталль задержался на Треворе чуть дольше обычного.

— Примите мои комплименты, полковник, ваши исследования подтверждают мои подозрения, что ваша группа знает о моем семействе больше, чем считала моя команда. А теперь, пожалуйста, все садитесь. Нам предстоит многое обсудить, и я уверена, что, когда я закончу, у вас будет масса вопросов, — сказала Александрия, оборвав объяснения доктора, едва тот раскрыл рот.

Рассевшись, они все обратили внимание, что Александрия держится куда лучше, несмотря на солидную дозу обезболивающего, хотя взгляд ее затуманился и казался расфокусированным — лишнее доказательство ее силы воли.

— Сначала мне надо задать кое-какие вопросы вам. Сенатор Ли, своими познаниями в естественной истории намного превосходящий почти всякого, — удачный кандидат для начала, ведь ему так трудно скрыть свою ненависть ко мне.

Сенатор даже не сделал попытки опротестовать это мнение, продолжая ждать со строгим выражением лица.

— Отвечайте быстро, сенатор, и будьте любезны свести свои ответы к одному-двум словам. Первый ответ, который приходит в голову. Вы готовы? — спросила она, озирая всех сидящих за большим столом, начиная с Ли.

— Выкладывайте, капитан, — сказал Ли, одновременно похлопав Алису по руке, пытаясь этим намекнуть, чтобы она сдерживала его эмоции.

— Отлично. Отвечайте «правда» или «ложь» на эти вопросы об обширных архивах вашей группы.

— Если вам хочется поиграть в игры, то ради бога, девушка, — особенно если это удержит вас от убийств.

— Летающие тарелки? — спросила Александрия, пропустив реплику сенатора мимо ушей.

Ли понимающе улыбнулся:

— Правда.

— Большое животное из Лох-Несса?

— Некогда правда, но больше нет. Во время Второй мировой войны этот вид наконец вымер.

Райан и Менденхолл одновременно поглядели на Алису с тем же самым вопросом, написанным у них на лицах. Она лишь кивнула.

— Бигфут? — быстро спросила Александрия, пытаясь не давать сенатору время подумать.

— Нет веских доказательств — ложь.

— Йети?

— Опять-таки, нет надежных доказательств — ложь.

— Русалки?

— Миф, сказка — ложь.

— Ошибаетесь. Истина, — возразила Эрталль, шокировав группу.

Все в комнате поглядели на капитана «Левиафана», недвусмысленно доказавшую, что она не в своем уме.

— Вы справились очень хорошо, сенатор; три из четырех.

— Что это за чушь? — возмутился Ли, что его выставили дураком.

— Малость мелодраматично, согласна; однако искушение было слишком велико, сенатор. Пещеры, которые вы только что видели, были вырыты формой жизни, опередившей наш человеческий род на двадцать три миллиона лет — плюс-минус тысячелетие.

— Насчет русалок, пожалуйста, — подал голос Райан с едва заметным намеком на надежду.

— Именно так их называл мой предок. Вообще-то, он был таинственным человеком. Он сперва думал, что они ангелы, пришедшие забрать его в лучший мир; так что же диковинней, ангелы или русалки? На самом деле они спасли его от верной смерти, когда он бежал из французской тюрьмы.

— Шато д'Иф, — вслух произнес Фарбо.

— Да, из нее самой. Он бы утонул при побеге, но группа тех, кого мы называем симбиантами, спасла его. Ему повезло, потому что эта группа мелких симбиантов больше не населяет Атлантику. Они случайно наткнулись на Родерика Деверу, отца Октавиана Эрталля, который построил первый «Левиафан».

— Вы зовете их симбиантами. Почему? — поинтересовался Комптон.

Александрия опустила голову, а затем прошла к обзорному окну.

— Потому что они могут жить в человеке как носителе, — ответил за нее Фарбо, наконец включаясь в общий разговор.

— Очко в вашу пользу, Анри, — кивнул в сторону француза Джек.

— Когда Родерик Деверу обнаружил их, — продолжал француз, переводя взгляд с Коллинза на Александрию, — они были вымирающим видом. Длиной всего от четырех до пяти футов, вырастали из тел наподобие осьминожьих, вроде как в коконах, и были официально известны как Octopiheirthollis.