– Семен Семенович, – обратился тот. – Вы уже слышали о печальном известии?

– Слышал, и до сих пор не могу поверить.

– Случившегося нам не изменить, а жить дальше необходимо. Поэтому, уважаемый Семен Семенович, готовьтесь занять место покойного.

– Как? За что? Я ничего не сделал… – пробубнил Грач.

– Что с вами? Я же вам повышение предлагаю, как хорошему работнику. Вас так потрясла эта смерть? Ну, ничего, поговорим после похорон. Собрание проведем, с коллективом все обсудим.

Семен Семенович вошел в свой кабинет, сел за стол, разложил перед собой чертеж;, над которым кропотливо трудился последнюю неделю, и направил свой взгляд на изображение схемы. Глаза его, не моргая, смотрели на лист бумаги, не замечая при этом ни малейшей черточки на нем.

– Бред какой-то, наваждение, – наконец проговорил он. – Только одно неясно: откуда появился звонивший мне незнакомец и почему он звонил именно мне, предсказывая смерть коллеги по работе? А мой сон?… Какую страшную информацию он нес в себе? Может, и он был предсказанием смерти Плешивцева? А что, если нет? И самое страшное еще меня ждет впереди и как снег на голову может в любую минуту обрушиться…

Нет, если в таком направлении я начну размышлять и дальше, то могу в скором будущем просто сойти с ума. Мысли – страшная штука, и если их пустить на самотек, они способны сильно испортить жизнь и подорвать здоровье – а мне это совершенно ни к чему. Нет, надо быть оптимистом, ведь случившееся уже случилось, а будущее прозрачно и чисто. Да к тому же мне светит неплохая перспектива на уровне повышения…

Семен Семенович еще, может быть, долго размышлял вслух, но тут дверь его кабинета отворилась и на пороге показалась вездесущая Нелли.

– Что это ты тут вслух разговариваешь сам с собой?

– Была бы ты здесь, Нелли, я б с тобой говорил, а раз никого нет, приходится с собой разговаривать. Зато тишина на голову так не давит.

– Ой, Семен, шутки твои невеселые, да и не в тот час. А я к тебе не просто так зашла. Мне тут одна мысль покоя не дает.

– Какая же? – с интересом спросил Грач.

– Это все по теме о случившемся. Когда мы были в кабинете технологов, я обратила внимание на то, как ты воспринял информацию о смерти главного инженера. В твоих глазах блеснули загадочность и испуг. Боюсь, что это могли заметить и другие…

– Это всего лишь твои ощущения, Нелли. А я уверяю тебя, что узнал обо всем лишь в кабинете технологов и был удивлен, страшно расстроен не меньше остальных. Твои подозрения беспочвенны, а тот звонок был простым совпадением. Не хочешь же ты сказать, что это я сам убил Власа Власовича, дабы завладеть престижной должностью и быть поближе к начальству, а историю со звонком придумал, чтобы выкроить на всякий случай алиби?

– Да нет, что ты, я совсем не это имела в виду. К тому же смерть Плешивцева наблюдала его жена. А она бы ничего скрывать не стала. Ты уж прости меня, дуру, за нелепые подозрения…

– Не извиняйся, я все сам понимаю. Смерть действительно загадочная, и тысяча версий вертится в голове…

Нелли вышла из кабинета и побрела по коридору к своему рабочему месту. «А почему бы и нет? – размышляла она. – А ведь действительно, в смерти главного инженера в первую очередь мог быть заинтересован только заместитель его. Не ведет ли Семен двойную игру?..»

День похорон Плешивцева был определен.

– Это обязательно должна быть пятница, – уверяла всех Изольда Лукьяновна.

– Но еще столько дней! Почти целая неделя впереди, – пытался переубедить ее Полиевкт Петрович. – Выдержит ли он?

– Выдержит! Он у меня из терпеливых, – убедительно заверила Плешивцева.

– А все-таки, почему именно пятница? – поинтересовался Федор Степанович.

– Мы с моим Власеночком в пятницу познакомились, как сейчас помню – в автобусе. Значит, в пятницу и расставаться будем.

На этом дискуссия была закончена, день утвержден, место – выделено. Покойному Власу Власовичу предоставлялось право молча и спокойно ждать в морозильной камере установленной даты. Тем временем обзванивались родственники, по «Водору» ходил мрачный курьер, собирая пожертвования с работающих в помощь жене умершего. В кабинетах не прекращались дискуссии по поводу случившегося.

– Как вы думаете, женщины, – сидя за столом и витая в тайных мыслях, вдруг произнесла Вилена. – А степень моей привязанности к покойному должна как-то отразиться на количестве денег, которые мне надлежит внести в общий вклад?

– Мысли у тебя, Вилюш, замечу я, корыстные, – выглянув из-за кульмана, подметила Галина Ивановна.

– И сразу корысть! Ну при чем тут это? У меня с Власом Власовичем дел никаких не было – ни рабочих, ни личных. Жаловать он меня не жаловал. Да и я его не особо-то любила – идейный он был какой-то. Терпеть не могу таких мужиков. За что их только бабы любят, не пойму!

– Ты думай, о чем говоришь-то. Это ж грех большой – покойников обсуждать.

– Вот я, Галина Ивановна, и говорю, о чем думаю. Как говорится, мысли вслух и на общее обсуждение.

– А я вот слышала, что душа покойного сразу на небеса не улетает – она какое-то время среди родных и знакомых витает, слушает, как о покойном после смерти говорят.

– Точно, точно, – продолжила Вилена, – все конспектирует, а потом – бац! И досье на каждого в красной папочке слугам небесным преподносит.

– Ох, нехорошие у тебя шутки! Молода ты еще, жизни не видела. Вот накличешь на себя беду…

– Беду не кличут – она, как татарин, непрошеной сама в дом является, – не согласилась Вилена. – Только мы как-то окольными путями от дискуссии стали отходить. Денег-то сколько сдавать надо?

– Сколько не жаль! – ответила Галина Ивановна. – Ведь ты ж не покойному даешь, ему они теперь ни к чему, а жене его помогаешь в трудную минуту.

– А вы, наверное, правы, дам как все – чирик, а то ведь и вправду сочтут меня жадной и корыстной!

Чуть погодя в комнату технологов вошел мрачный курьер с пакетом, полным мелочи, и тетрадью, куда записывал, кто и сколько внес денег. Покойному, может, это уже и ни к чему, а вот для отчетности вдруг когда и пригодится.

По дому, где жил Влас Власович, вызвалась пройти соседка Лизочка. О такой роли она мечтала всегда, считая ее романтичной и где-то даже рискованной. Ведь ей выпала удача зайти в квартиру каждого жильца дома, увидеть столько, о чем впоследствии можно долго рассказывать. А какие приятные опасности могли ее поджидать, особенно в тех квартирах, где жили одинокие мужчины…

К такой миссии Лизочка готовилась около четырех часов, тщательно подбирая гардероб, макияж;, соответствующий обстоятельствам. А когда облачение тела было закончено, она вытащила из комода черный гипюровый платок, небрежно набросив его на плечи, дабы придать более траурный вид своему облику.

То, что происходило с Лизочкой во время посещения соседей, я рассказывать не стану. Но поверьте мне – это достойно отдельного романа!

А меж тем траурная эпопея продолжалась. На кладбище решили пригласить священника и там же, со всеми полагающимися почестями и соблюдая все законы церкви, «по-людски» проститься с дорогим человеком. Но в этом деле оказалась небольшая загвоздка. Город, в котором происходили все эти события, был не настолько маленьким, чтобы называться провинциальным, но обладал одной необъяснимой странностью: во всем городе не было ни одного места «свидания с Богом» – ни церкви, ни прихода. А те, кому это было необходимо, давно смирившись, ездили в район, находя в небольших деревнях старые церквушки.

В одну из таких деревень и было решено съездить представителю от «Водора», договориться обо всем с местным священнослужителем, попросив его подъехать в день похорон. Для этого Полиевкт Петрович выдвинул кандидатуру Федора Степановича, считая его одним из самых ответственных и вполне заменимых на работе людей. В данном случае кандидатура не обсуждалась и, быстро собравшись в дорогу, Федор Степанович выехал ближайшим по расписанию автобусом.