Вновь чувствую холод моей души.

Человек – пятно.

Мысли путаются и сбиваются. Я ощущаю болезнь внутри себя. Она страшнее, чем рак и СПИД, ибо убивает тебя лишь духовно, оставляя ненужный кожаный пиджак. Этот смерч сносит целые лабиринты, принося за собой лишь пустоту.

Разве можно назвать ее смерчем? По-моему, это слишком грозно, громко.

Моя болезнь действует тихо и незаметно. Знаешь, будто в мою душу вкололи яд. Он медленно проникает по венозным путям, оставляя лишь мертвые сгустки черной гнили, но даже они распадутся на сухие куски под ударами ветра, что крошит их в пыль, разнося по всему организму. Они прилипают к влажным губам, и чувствуется лишь горький налет, то ли шоколад, то ли виски. Моя болезнь таинственна, и даже я не знаю ее корня, причины. Я просто умираю, либо умер совсем.

От Алисы веет теплом, но даже оно не может вернуть мне жизнь. Девушка обнимает холодную мраморную плиту в облике человека.

Одиноко.

Макс сбежал. Навсегда ли?

Алиса закрывает глаза. Я чувствую, как она проваливается в сон. Молча. В тишине я обретаю себя. Тишина обволакивает квартиру.

Интересно – что снится ей? Прекрасный вечер в Париже? Закат в Праге? Бой курантов в Москве? Рассвет на Кубе? Она медленно уходит в сны, оставляя меня одного.

Ресницы касаются друг друга. Длинные и черные замки. Ее веки немного дрожат, но так мимолетно, что я даже едва различаю этот жест. Ее тональный крем скатывается в трещинки, незаметные на фоне образа, но слишком явные в отдельной части моего взгляда.

Моя болезнь прогрессирует и поражает. Я чувствую, как медленный яд убивает все живое во мне. Даже прошлое умирает, хотя все еще приносит боль. Наверное, оно создано для того, чтобы не давать мне черстветь. И если оно дарит мучения, значит дорого мне в бесконечном потоке информации. Числа и коды падают, оставаясь лишь налетом истории. Сказать, что я оживаю, значит нагло врать.

Выводы.

Меня пожирает болезнь, подобно огромному питону. Она обхватывает ноги, затем торс, чтобы забрать меня в себя, переварить и насытиться самоубийством. Хотя, если я пущу себе пулю в голову, разве смогу назвать это смертью?

Алисе снится мир, где люди заполняют планету, прилипают к окнам, за которыми прячутся звезды, о чем-то шумно говорят. Они наполняют чашу, квартиру, мою голову. Люди создают системы и сами становятся заложниками этих систем. Безвольный крик, как искра – один момент и взрыв, что оставит за собой пустоту. Люди подобны газу.

Моя болезнь вгрызается в вены, старается вырвать из души кристаллы, чтобы я даже не чувствовал боли. Наверняка, она создана в математических лабораториях и сейчас программирует меня, подменяя человеческое начало. Я – робот. Быть может, я – организм, бесчувственный и безжизненный. От этой болезни нет лекарства. Устал.

Я засыпаю.

Что мне приснится? Париж? Москва? Манчестер? Закат или восход? Хотя, они одинаковы в черно-белых картинках.

Странно. Я совсем забыл, что больше не вижу снов.

12.

Я вижу распятие Иисуса. Он корчится от боли, и вся его божественность тает под давлением человеческого хаоса. Из глубоких глаз ползут слезы, а мышцы в теле судорожно бьются под кожей, перегоняя кровь по усталым венам.

Яркое солнце светит в небе, словно лампочка. Тень от креста исчезает, и я вижу улыбки людей, их страдания и ненависть.

Так красочно.

Мне кажется, что я способен дотронуться до Магдалины, чей образ так долго порочила церковь, могу коснуться Петра, что собирает в высокий бокал яркую кровь из ладоней «спасителя». Я вспоминаю Брауна, коды Да Винчи, тайные общества.

Над головой его летают стервятники, что собираются выклевывать глазные яблоки, сжимать их, взрывая все мироздание в зрачках. И они теряют свет.

Через тело Иисуса бежит боль, и в ней он – человек. Вся его божественность рассеивается, словно дым. Он прилипает к губам, и я чувствую свежий аромат одиночества.

Слезы скатываются по щекам, но мокрые полоски исчезают под палящим солнцем. Я вижу Римские колпаки, плащи и копья.

Разве можно об этом упоминать вслух?

Способен ли я?

Мои ступни греет горячий песок. Я ощущаю его жар и то, как мои ноги обгорают во взаимодействии с пылью. На губах блестит прохладный дым, а на горизонте мелькают тучи.

Капли крови ползут вдоль лба, касаются бровей и заменяют собой слезы.

Я делаю вдох и открываю глаза.

Видел ли я это?

Чувствую запах морфия. Он доносится прямо из моих ноздрей. Он живет и обитает в них. Я глубоко вдыхаю, и ощущаю приятное жжение в районе горла. Частицы порошка отскакивают от слизистой оболочки, продвигаясь в гортань.

Видел ли я этот сон?

Где Алиса?

Я смотрю в сторону стены, но на измятой кровати не осталось даже запаха ее духов. Даже мелкие частицы пудры слетели в бездну, исчезнув из ореола глаз. А я вспоминаю кровавое колесо в моем сне, что чертило горизонт.

Сколько лет я не видел ничего столь яркого? Неужели я умер в своем сне, чтобы ожить с горьким привкусом наркотиков?

Я встаю с постели, надеясь встретить Алису на кухне. Не могла же она так уйти?

Делаю шаг и оступаюсь.

Мои ноги слабы. Я устал. Чувствую это сквозь оболочку наркотического сна. Комната плывет перед глазами, и на секунду думаю, что нахожусь на большом корабле, а за окном мелькает океан и мяукают чайки в высоком небе.

Сколько лет я не видел снов? И снова вопросы, что остаются без ответа. Смотрю на календарь, цифры пляшут на белой бумаге, но дни не уходят, и цикличность недели не прерывается. Листы даже не убегают, не сгорают в воздухе. Я вспоминаю глаза Иисуса. Они смотрели так, как будто принадлежали вовсе не сыну бога. Скорее, они имели оттенок равности его подобий.

Я захожу на кухню, но здесь никого нет. Лишь овощной салат источает кислый аромат гниения.

Капли воды падают в мои ладони, создавая в них маленькие океаны, что отдают солью. Большие рыбы умирают, а подбитые киты взывают к помощи. Они стонут в одиночестве, пока горячее солнце прожигает их тела. Оно блестит на громадных костях, танцуя вальс или то, что стало модным.

Холодная вода. Она успокаивает тревожность моих мыслей.

За мной кто-то следит!

Возможно, это – жалкие побочные действия морфия. Но, когда я успел принять его? Во сколько ушла Алиса?

Дрожь проходит сквозь тело, и я чувствую, как холод забирается под кожу. Свежесть проникает в мой организм, но оглушительные удары капель об металлическую раковину врезаются в уши, причиняя мне лишь боль. Нейроны мозга умирают, а нервные клетки готовы разорваться на части, чтобы стать отдельным элементом моего космоса.