Я вернулась домой в слезах и рассказала папе, что случилось. И он рассказал мне, что дядя вырос с задержками в развитии. Родители думали, что я и так это понимала. Но откуда мне было знать? Дядя Адам водит машину, у него есть работа, и он живет отдельно (в доме напротив нашего). Живет, как все остальные.

Женщина поздоровалась с дядей, потом со мной. Я стояла затаив дыхание. Вдруг она сейчас скажет или сделает что-нибудь неуместное?

– Привет, Макаллан, я мама Леви. Спасибо, что помогла Леви почувствовать себя как дома в новой школе. Сложно переехать на другую сторону континента и адаптироваться на новом месте.

Волосы у нее были такие же длинные и светлые, как у Леви, но она собрала их в высокий хвост. Лосины, худи. Похоже, она только что из спортзала. Но даже без макияжа вид у нее был роскошный.

– Ма-а-ам, – застонал Леви, видимо, не желая, чтобы она пересказывала его биографию.

Она повернулась к дяде Адаму.

– А вы, наверное, папа Макаллан?

Дядя схватил ее за руку, и я увидела, как она слегка поморщилась от того, как сильно он сжал ей пальцы.

– Дядя.

– Это мой дядя Адам, – пояснила я.

– Очень рада знакомству, – она тепло улыбнулась.

Леви тоже пожал дяде руку. Я пристально вглядывалась в Леви: вдруг он замешкается, протягивая руку? Но нет. Судя по всему, его больше волновало, как побыстрее затащить маму в машину.

Я зачем-то начала подробно объяснять, почему меня забирает дядя:

– Понимаете, папа иногда работает допоздна, хотя, казалось бы, у него своя строительная компания… так вот, тогда дядя Адам уходит с работы в магазине хозтоваров, чтобы меня забрать.

– Что ж, если когда-нибудь тебя надо будет отвезти домой или если тебе нужно будет где-то переждать, пока папа с дядей уйдут с работы, мы с радостью тебя приютим.

На несколько секунд воцарилась тишина. У нас на Среднем Западе люди тоже вежливые, но… Сейчас передо мной стояла женщина, которая только что переехала на новое место и с которой я познакомилась пару минут назад – и она предлагала мне заходить к ней в гости, когда захочу. И делала это исключительно по доброте душевной, а не потому, что знала про аварию.

– Спасибо огромное! По средам бывает сложновато, – сказал дядя Адам прежде, чем я успела его остановить.

Обычно он работал с семи утра до двух и мог забирать меня из школы. Но в среду у него была ночная смена. В прошлом году я дожидалась в библиотеке, и еще иногда меня подвозили родители Эмили или Даниэль, когда девочки не задерживались на дополнительные занятия.

Мама Леви не раздумывала ни секунды.

– Так почему бы тебе не заглянуть к нам в среду? Конечно, если хочешь…

Я оглянулась на Леви. Он тоже посмотрел на меня и одними губами повторил сказанное мамой: «Если хочешь».

– Отлично, – согласился дядя Адам.

– Я оставлю вам мой номер, и твой папа сможет позвонить, если у него будут какие-то вопросы.

Леви ткнул пальцем в значок на рюкзаке и шутливо приподнял брови. Я представила, как мы вместе смотрим «Багги и Флойда».

– Да! – беззвучно ответила я.

Взрослые обменялись телефонными номерами. Пессимист во мне сказал, что мама Леви решила, что дядя не может за мной хорошо присматривать. Оптимист возразил, что она просто хороший человек и хочет, чтобы у ее сына были друзья.

А может, ей тебя жаль, предположил пессимист.

Она не знает, ответил оптимист.

Это было не то же самое, когда случайный знакомый внезапно начинает обращать на тебя внимание или предлагает выговориться – или, что еще хуже, приносит запеканку, какую мама не может приготовить для тебя.

Мы с дядей Адамом забрались в машину. Прежде чем включить зажигание, он всегда проверял, что я пристегнулась.

– Все хорошо? – он пристально посмотрел на меня.

– Ага.

На самом деле я понятия не имела, как относиться к тому, что произошло только что. Мне не нравились неожиданности. Хватит с меня.

Адам погрустнел.

– Твоя мама очень любила забирать тебя из школы.

Я кивнула: это была единственная реакция на то, когда кто-то упоминал маму.

По его щеке побежала слеза.

– Ты так на нее похожа.

Я все пыталась к этому привыкнуть. Мне нравилось быть похожей на маму: большие карие глаза, лицо в форме сердечка, волнистые каштановые волосы, светлевшие к лету.

Однако тяжело быть ходячим напоминанием о той, которую мы все потеряли.

Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и пообещала себе: через пятнадцать минут ты сможешь заняться алгеброй. Через пятнадцать минут тебя ждет передышка. Продержись пятнадцать минут – и все будет хорошо.

Ты правда думаешь, что мама предложила тебе прийти в гости из жалости?

Нет, больше не думаю. Теперь-то я знаю, что твоя мама – это что-то невероятное.

Яблочко от яблони.

Ой, я тебя умоляю!

Но ты-то признаешь, что позвала меня сидеть с вами за обедом только из жалости.

Да, так и было.

Ну вот. Надо было соврать и сказать, что ты мечтала со мной подружиться, потому что я крут.

Ты хочешь, чтобы я тебе врала?

Эм… конечно. Друзья врут друг другу, чтобы поддержать, настроение поднять. Ты не знала?

А я уже говорила тебе, что ты сегодня ужасно мило выглядишь?

Спасибо, я… подожди-ка!

Я расстроился, когда родители объявили, что мы переезжаем в Висконсин. Почему я должен бросать друзей и всю свою жизнь здесь из-за того, что папу повысили? Почему нельзя остаться в Санта-Монике, где круглый год отличная погода и волны для серфинга?

Потом я подумал: ну ладно, смогу начать жизнь сначала. Раньше я всегда завидовал, когда к нам приходил новичок. Он сразу оказывался в центре внимания. Такой загадочный! Он мог оказаться кем угодно. Так что, может, переезд – это и не так уж и плохо. Я буду незнакомцем с дальних рубежей. Какая девчонка устоит перед таким?

И вот я приехал.

Когда директор познакомил меня с Макаллан, я разволновался: уж очень она хорошенькая. Но затем она за две с половиной секунды ясно дала мне понять, что я ее совершенно не интересую. Дайте ей стакан воды в руки – и через минуту он промерз бы до дна. Да, такая ледышка.

Я и подумал, ну ладно, больше мы с ней не увидимся, – и сосредоточился на парнях. С ними и общаться легче.

Перед обедом я подошел к группе ребят и, стараясь выглядеть спокойным и равнодушным, представился. Но, думаю, от меня так и разило отчаянием. Я сразу понял, что король нашего класса – это огромный накачанный парень по имени Кит. Его постоянно окружала группка из трех-четырех ребят, и все они носили футболки какой-то спортивной команды из Висконсина. Кит был одет в худи команды «Бэджерс» и джинсовые шорты. Огромный, около метра восьмидесяти ростом, он возвышался над толпой – включая учителей. Не толстый, не худой… просто большой.

Я подошел к ним. Кит внимательно смотрел на меня.

– Как жизнь? – спросил он.

Я не успел даже поздороваться. Мы завели разговор ни о чем; это было похоже на собеседование на работу.

А затем я совершил фатальную ошибку. И ведь знал же, что не надо этого говорить!

Я признался, что болею за «Чикаго Беарз».

Клянусь, не шучу: в ответ на меня буквально зашипели.

Ну и ладно, подумал я. Ну подразнят немного. Парни всегда так себя ведут. Во всяком случае, я надеялся, что меня будут дразнить: если тебя обзывают в мужской компании, то ты вроде как свой.

Но потом, за обедом, я взял еду и пошел к столикам… и ни один школьник даже не посмотрел в мою сторону. Вокруг все делились летними новостями, и им не было дела до какого-то там одинокого новичка. И вот вместо того чтобы превратиться в местную знаменитость, я будто подхватил проказу. До этого все твердили, какие в Висконсине дружелюбные люди, но мне так не казалось. Со мной обращались, словно я какой-то захватчик, непрошеный гость. Не прошло и дня в новой школе – а я уже погрузился в пучину отчаяния.